— Брысь! — крикнула она.
Услышав ее голос, собака легла на спину, лапами вверх, у ног пришельца, напомнив ему его самого перед шотландским садовником.
Он посмотрел на девочку. Она была маленькая, лет двенадцати, но туманы и заботы придали ее лицу что-то такое, из-за чего лорд счел ее скорее ровесницей. Именно такие девочки в городских переулках таскают детей, которые не меньше их, ведя при этом за руку еще одного ребенка и выкликая третьего. Эта, здешняя, только что умылась и надела бархатное платье, видимо — самое лучшее, а волосы, не считаясь с модой, заплела в тугую косичку.
— Э… спасибо, — сказал лорд Эмсворт.
— Спасибо, сэр, — сказала девочка.
Он не совсем понял, за что она его благодарит. Позже, когда они подружились, он открыл, что она благодарит всех за все, но сейчас удивился и долго моргал, глядя на нее сквозь пенсне. Ему вообще было трудно разговаривать с женщинами. Наконец он сказал:
— Хорошая погода…
— Да, сэр, — отвечала она. — Спасибо, сэр.
Лорд Эмсворт посмотрел в свою бумажку:
— Вы не дочь… э-э… Эбенезера Стокера?
— Нет, сэр. Мы из города, сэр.
— Из города? Там жарко. — Он помолчал, но вспомнил то, что слыхивал в молодости. — Много выезжали в этом сезоне?
— Нет, сэр.
— А как вас зовут?
— Гледис, сэр. Спасибо, сэр. Это Эрн.
Из домика вышел мальчик с огромным букетом. При третьем лице лорду Эмсворту стало легче.
— Как поживаете? — сказал он. — Замечательные цветы. С приходом брата ободрилась и Гледис.
— Правда? — заулыбалась она. — Я их нарвала там, в парке. Хозяин меня не поймал. Бежал, бежал, да куда ему! Еще камнем швырнула. Попала в подбородок.
Лорд Эмсворт мог бы сказать ей, что парк принадлежит не Макалистеру, но из восхищения и благодарности просто смотрел на нее. Мало того что одним только словом она укрощает диких собак, — она бросает камни в садовника, да еще и попадает! Какую ерунду пишут о нынешних девушках… Если они такие, они лучше тех, прежних.
— А Эрн, — сказала она, меняя тему, — вымазал голову. Маслом. На праздник.
— Праздник?
— В ихнем парке.
— Ах, вы идете в парк!
— Да, сэр, спасибо, сэр.
Впервые этот жуткий праздник показался лорду Эмсворту сносным.
— Мы непременно разыщем друг друга, — сердечно сказал он. — Вы меня узнаете? Я буду… э-э… в цилиндре.
— Эрн пойдет в панаме, — сказала она.
Лорд Эмсворт поглядел на него с завистью. Он даже подумал, что эту панаму он знает. Они были вместе лет шесть, но сестра ее отняла и дала жене викария, на благотворительность. Он вздохнул:
— До свиданья.
— До свиданья, сэр. Спасибо, сэр.
Задумчиво бредя по улочкам, он встретил леди Констанс.
— А, Кларенс, вот ты где!
— Да, — признался лорд Эмсворт.
— Все осмотрел?
— Да.
— А я иду в этот дом. Викарий сказал, там девочка из Лондона. Благотворительная. Надо напомнить, чтобы вела себя поприличней. С остальными я уже виделась.
— Думай, что говоришь, — сказал лорд Эмсворт. — Оставь свои штуки.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты прекрасно знаешь. Я глубоко почитаю эту юную леди. Она проявила редкое мужество и удивительный разум. Я ее в обиду не дам.
В бесчинствах, которые творились в последний понедельник августа, немалую роль играли школьники, и лорду Эмсворту, печально глядевшему на это из-под полей цилиндра, казалось, что у них очень странное понятие о развлечениях. Видимо, человек все же — не венец природы.
Мирные обитатели парка куда-то девались, оставляя его удивительно бойким детям и взрослым, которые, по всей вероятности, отбрасывали на это время всякий стыд. Посмотрите на миссис Роситер, думал граф, жену бакалейщика. В любой другой день она тиха, любезна, учтива, только что не падает на колени. А в этот? Шляпка съехала, щеки горят, просто дикарь какой-то. Пьет прямо из бутылки — правда, пепси, — а если не пьет, свистит в такую штуку, тещин язык.
Это же его сады! Как они смеют свистеть тут в язык? А вот если бы он пришел к ней в садик, прямо на газон, что бы она запела?
И заметьте, всегда стоит жара. Июль может кончиться снегом, но в первый понедельник августа, когда надо надеть воротничок, жара — тропическая.
Конечно, думал лорд Эмсворт, человек честный, тут есть и плюсы, воротничок скорей размокнет. Сегодня, к примеру, он быстро превратился в мокрый компресс. Тоже неприятно…
Рядом появилась величавая дама.
— Кларенс!
Лорд Эмсворт так изнемог и душой и телом, что даже леди Констанс мало что к этому прибавила.
— Кларенс, как ты выглядишь!
— Да-да… А как тут можно выглядеть? Если бы ты не заставляла…
— Кларенс, ты не ребенок. Раз в году можно вспомнить, что ты джентльмен, а не бродяга.
— Хоть бы цилиндр… Школьники беспокоятся.
— В каком смысле?
— Ну, вот сейчас я шел, где они играют в мяч — Господи, когда так жарко! — и один мальчик бросил полкокоса.
— Если ты покажешь, какой именно мальчик, — участливо предложила сестра, — я велю его наказать.
— Как это, покажешь? — удивился граф. — Они все одинаковые. А если бы я его узнал, я бы пожал ему руку. Мальчик, который бросает кокосы в цилиндр, очень умен. И воротничок…
— Да, я как раз хотела сказать. Иди и смени. Это тряпка какая-то!
— Констанс, ты подумай…
— Иди сейчас же! Где твое достоинство? Всю жизнь, всю жизнь!.. Помню, в детстве…
Лорду Эмсворту не хотелось вспоминать свое детство с памятливой сестрой.
— Хорошо, хорошо, хорошо, — сказал он. — Иду сменю.
— Скорее! Сейчас начнется чай. Лорд Эмсворт задрожал.
— Надо туда идти?
— Конечно, надо. Вспомни, ты владелец замка!
На это лорд Эмсворт горько усмехнулся.
Владельцу замка всегда казалось, что этот праздник хуже всего, когда они пьют чай в большом шатре. Потом бывает полегче, вполне сносно, пока не выйдешь на помост, не прокашляешься и не начнешь вспоминать, что ты, собственно, хочешь поведать беспардонному сборищу. А вот после этого — отдыхай до следующего августа.
Шатер стоял весь день под палящим солнцем, и библейские отроки, окажись они здесь, узнали бы немало нового об огненных печах. Лорд Эмсворт задержался, меняя воротничок, и очень повеселел, когда новый, стоячий, тут же ослабил свою хватку. На том веселье и кончилось. Наметанным глазом несчастный лорд определил, что нынешний пир затмил все, какие были.
Обычно местные школьники отличались скорее тупостью. Конечно, везде есть свои герои — тут, в Бландинге, придут на память имена Уилли Дрейка и Томаса (Крысы) Бленкирона, — но с этими мальчиками, как правило, вполне справлялся помощник викария. Нынешнее чаепитие напоминало собрание санкюлотов, потому что из Лондона в деревню привезли новых детей.
В ребенке, выросшем среди консервных банок и капустных кочерыжек, есть своя, особая легкость. Многолетние перебранки с родителями и родными исцеляют от последних следов робости и дают ту раскованность, благодаря которой открыто выражают свое мнение о чьей бы то ни было внешности. Уже обсудили, что помощник викария косит, а у другого учителя торчат зубы. Лорд Эмсворт соображал не очень быстро, но тут догадался, что цилиндр лучше снять.
Однако это не понадобилось. Когда он только поднял руку, цилиндр сшибли заварным пирожным.
Что ж, даже Констанс, при всем ее неразумии, не станет ждать, что он будет сидеть и улыбаться. Законы поруганы, царит анархия. Помощник викария пытался сколотить временное правительство, но тут нужен только один человек, царь Ирод. Чувствуя себя аристократом, уходящим из-под гильотины, лорд Эмсворт направился к выходу.
Просто в парке, в аллеях, было тише, но ненамного. Граф нашел лишь одно совсем спокойное место — сарай у пруда, куда в более счастливое время загоняли коров. Но, чуть-чуть отдышавшись в прохладном сумраке, хозяин замка услышал странный звук, вроде смешка.
Нет, что же это такое! Весь парк — в их распоряжении, а эти адские дети еще и сюда проникли!
— Кто там? — грозно, как его предки, спросил он.
— Я, сэр. Спасибо, сэр.
Только один человек на свете мог благодарить за такое рявканье. Гнев гордого графа сменился угрызениями. Так чувствует себя человек, пнувший по ошибке любимую собаку.
— О Господи! — воскликнул он. — Что вы тут делаете?
— Спасибо, сэр. Меня посадили, сэр.
— То есть как посадили? За что?
— За воровство, сэр.
— Воровство? Странно! Что же вы украли?
— Две булочки, два сангвича, два яблока, кусок пирога.
Девочка уже вышла из угла и стояла перед ним. Украденные предметы она перечисляла напевно, словно отвечала таблицу умножения. Но глаза у нее были мокрые, а лорд Эмсворт не мог спокойно видеть женских слез.
— Вот вам платок, — сказал он, давая ей платок.
