Затем тихонько ободряюще свистнула и исчезла.
Рядом с Зигфридом на спину дракона приземлилась Глиргвай. Эльфка не стала разбегаться. Прыжки в длину никогда не были любимым развлечением девушки. Она бросила себя вперед умело направленным и сформированным телекинетическим импульсом.
А в следующий миг Черное Пламя растаял в воздухе – так же беззвучно и быстро, как и гросайдечь Зигфрида за мгновение до этого. Оборотень и темная эльфка исчезли вместе с ним.
Рингрин осторожно выглянул из-за огромного черепа. Он увидел возвышение у дальней стены, на котором стояли два трона – красный и черный. На пустом пространстве перед возвышением обнаружился Лайтонд – помятый, весь в саже и без меча.
Принц опустил самострел.
– Где император? – спросил Искандер.
Он тоже высунулся из-за плеча Рингрина и недоуменно смотрел в пустоту, где недавно находилась плюющаяся огнем огромная туша.
– И где Глира и Зиг? – спросил Рингрин.
– Не знаю, – ответил Лайтонд. – Они телепортировались вместе с драконом… Сейчас попробую их позвать.
Дракон ударился о груду золотых монет всем брюхом, и оборотня сбросило с его спины. Черное Пламя провел телепортацию крайне небрежно. Впрочем, Зигфрида удивляло, что дракон, несмотря на все, смог осуществить ее. Оборотень увидел Глиргвай. Эльфка сидела в перевернутом огромном щите, как малыш в тазу, и оглядывалась по сторонам. Магические светильники уже вспыхнули, среагировав на их появление. И оставаться на свету не следовало.
Оборотень подхватил эльфку и полувпрыгнул-полувполз в небольшой, уютный проем, который успел заметить в стене. Светильники в этом помещении тоже работали исправно, но Зигфрид погасил их усилием воли. Оборотень ощутил, что справа от входа находится развесистое колючее дерево. Он оттащил Глиргвай налево. Пол был гладким и холодным. Позади негромко журчала вода, веяло холодной сыростью.
Черное Пламя не успел заметить их.
Он вообще ничего не замечал, кроме меча, торчавшего из его груди.
Дракон заревел и схватил его лапой. Из обрубков на месте указательного пальца и мизинца брызнула черная кровь. На стене появилась россыпь клякс, краска под ними задымилась. Но задымилась и ладонь Черного Пламени.
– Лайтонд пробил его броню! – шепотом воскликнула Глиргвай.
Эльфка заметила меч в груди дракона только сейчас. И хотя воткнул его, конечно, Лайтонд, это мощное оружие подарила магу Глиргвай, партизанка из Железного Леса.
– Нет, – сказал Зигфрид. – Лайтонд воткнул в щель между пластинами, я объяснил ему, куда бить. Но без тренировок… Это великолепный удар.
Черное Пламя отдернул лапу. Дракон в ярости попытался выдохнуть пламя, но у него ничего не получилось. Со стороны это выглядело так, словно огромная кошка давится, пытаясь отрыгнуть собственную шерсть. Черное Пламя перекатился на спину, и принялся извиваться всем телом. Из раны на животе толчками выбивалась черная, густая кровь. При этом дракон не прекращал реветь, но тональность звуков сменилась – теперь это был стон, полный отчаяния, гнева и боли. Со звоном разлетались золотые монеты, которые Черное Пламя отбрасывал своими судорожными движениями.
– Что он делает? – осведомилась Глиргвай в недоумении.
– Он пытается вытолкнуть меч мышцами живота, – ответил оборотень.
– Может, всадить в него пару стрел? – предложила девушка и протянула руку к колчану.
– Подожди, – заметил бывший химмельриттер. – Мы не получали такой команды.
– А как там Лайтонд, как все?
– Я как раз пытаюсь с ним связаться, – ответил оборотень.
Зигфрид все это время пытался нащупать Лайтонда сквозь толщу земли и лабиринт дворцовых коридоров. Но если бы Верховный маг Фейре не делал того же самого, посылая в пространство мощные телепатические импульсы, сравнимые с криками «Ау!» в густом лесу, вряд ли бы даже оборотню удалось это сделать.
«Где вы?», спросил Лайтонд.
«В сокровищнице», – ответил оборотень.
Он узнал место, потому что во время пробного визита в замок Искандер приводил их и сюда Начальник императорских гвардейцев показывал ход, по которому заговорщикам предстояло выбраться на берег.
«Что делает дракон?», осведомился Верховный маг Фейре.
«Он… он сердится», – ответил оборотень.
«Ждите, мы сейчас придем»
«Почему бы тебе не телепортировать всех сюда?», предложил Зигфрид.
«Потому, что мне еще нужно будет развоплотить императора», устало ответил Лайтонд.
Глиргвай толкнула Зигфрида локтем в бок.
– Он перестал шевелиться, – сказала эльфка. – Он мертв?
Черное Пламя лежал на спине. Император повернул голову набок, прижал лапы к груди и бессильно откинул в сторону длинный шипастый хвост. Меч, почерневший от крови и скользко блестящий в свете магических светильников, торчал из его груди подобно стреле, что мандречены ставят на могилах.
– Еще нет, – ответил Зигфрид. – Лайтонд наложил заклятие на свой меч. Душу дракона выгнало из тела… поэтому он старался избавиться от меча, но не успел. Черное Пламя просто выбросило прочь, как ребенка выбрасывает из утробы при рождении. Дух императора все еще здесь. Он бессилен и не имеет власти ни над своим телом, ни над чем. Если не закончить развоплощение, не закрыть проходы, через которые душа может вернуться, дракон оживет через некоторое время. Лайтонд и наши уже спешат сюда. Скоро все будет кончено.
– Значит, больше можно не прятаться?
Зигфрид кивнул.
Глиргвай поднялась на ноги. Эльфка выпрямилась во весь рост и вышла из придела, куда ее затащил предусмотрительный Зигфрид. Приблизившись к телу дракона, девушка смачно харкнула в его раскрытый, потухший глаз и пнула голову ногой.
– Тебе теперь хорошо, император, – произнесла она негромко.
Зигфрид в этот момент расстилал свой плащ на разумном расстоянии от колючего дерева. Оборотень сумел рассмотреть, что на самом деле их несколько, и что здесь имеет место быть искусная имитация кустов ракиты. Чем служил этот небольшой зал? Комнатой отдыха императора он быть не мог по той простой причине, что вход сюда был слишком узок для дракона. Но гадать Зигфрид не стал.
– Теперь тебе спокойно, – продолжала Глиргвай и ковырнула плечо дракона мечом. – И ничего уже не нужно… Представь себе, мне тоже! Мои друзья отомщены. И больше никто, никогда, не пошлет драконов поджечь мой лес.
Эльфка засмеялась. Зигфрид вышел из укрытия и прислонился к стене. Он смотрел, как Глиргвай зачерпнула пригоршню золотых монет и каких-то мелких украшений вроде колечек из подвернувшегося блюда и подбросила их вверх, продолжая хохотать. Драгоценности посыпались вниз золотым дождем.
– Никогда! – кричала она, разбрасывая монеты и танцуя. – Никогда!
Она кричала что-то еще – Зигфрид не все понимал. Языки неречи и темных эльфов были похожи, но все же это были разные языки. Оборотень смотрел на ее безумный, варварский танец и слышал тяжелый, вечный ритм, что изгибал это тело. Зигфриду не могло придти в голову, что танец победы, смерти и наслаждения, который он видит, является продолжением танца отчаяния, одиночества и ярости, который единственная выжившая из отряда Махи Морриган партизанка исполняла на замерзшем пруду около бани, позади таверны «У Магнуса».
Но если бы Зигфрид узнал, что в древности на этом холме приносили жертвы средней из трех сестер – богинь Судьбы, он не удивился бы.
Глиргвай заметила Зигфрида и остановилась. Мгновение она стояла неподвижно, словно забрызганная черной кровью жертв статуя идола.
– Meine fuhrerin… – произнес оборотень.
– Мой зверь… – низким голосом ответила эльфка и пошла к нему.
Зигфрид отвел руки Глиргвай от своего пояса, который девушка в нетерпении рвала на нем. Оборотень взял Глиргвай за талию, поднял и, целуя, понес к своему плащу.
– Тут есть одна дорога, тобой еще нехоженая, но вся в кочках, – сказал Зигфрид, опускаясь на колени.
Кочек на дороге действительно оказалось очень много.
