Джулиан готовил отчет для премьер-министра, собираясь представить его завтра утром. Лорд Ливерпул попросил дополнительных сведений о боях и потерях в Сиудад Родриго и в Бадахосе, чтобы обосновать требование пэра о предоставлении ему людей и средств.
Услышав скрежет по стеклу, он посмотрел через плечо в окно. Вероятно, это ветка бьется. Он устало потер глаза. Ему было трудно сосредоточиться, и слова в отчете никак не связывались в предложения. Он все время слышал чувственный смех Тэмсин. Этот смех звучал у него в ушах, он видел ее улыбку, озорную и призывную. Ее образ будто висел в воздухе перед его мысленным взором. Он надеялся, что со временем картина потускнеет. Как только он вернется в Испанию, у него не будет времени думать о ней. Но даже когда он твердил себе это, сознавал, что в Испании будет еще труднее забыть ее. Воспоминания будут там еще живее и мучительнее, ведь именно эта страна породила столь невероятное, немыслимое создание, в котором струилась кровь Пенхэлланов…
Хмурясь, он потер затылок, пытаясь избавиться от неприятного ощущения, потом решительно вернулся к отчету.
Снова послышался скрежет, на этот раз более упорный. Он не обратил внимания. Потом царапанье сменилось барабанной дробью, ритмичным тук-тук-тук. Он круто повернулся на стуле. Через стекло ничего не было видно. Он нетерпеливо отодвинул стул и подошел к окну, широко распахнул его, Кусты и деревья росли слишком далеко, чтобы какая-нибудь случайная ветка могла царапать стекло. Он пристально вглядывался в темноту сада, но снова ничего не видел.
Потом откуда-то снизу ни с чем не сравнимый голос сказал:
— Добрый вечер, милорд полковник.
Он перевел взгляд ниже, к земле. Ее глаза казались темно-лиловыми на фоне бледного лица, капюшон свалился с головы, а золотистые волосы казались маяком во тьме ночи, — Я уже было подумала, что ты никогда не подойдешь к окну, — сказала Тэмсин, видя, что он потерял дар речи.
Она положила руки на подоконник, потом подтянулась и села. Повернувшись к нему, она улыбнулась, и если бы он не был так изумлен, то заметил бы беспокойство, которое она пыталась замаскировать улыбкой:
— Ты ничего не собираешься сказать?
— Ты… чертенок, сатанинское отродье! — Он наконец обрел голос. — Как, черт возьми, ты добралась сюда?
Еле нащупав ее талию под плащом, он поднял ее с подоконника и втащил в комнату, но вместо того чтобы поставить на пол, продолжал держать ее на весу, будто она была тряпичной куклой. Его большие руки удерживали ее за талию, ее лицо находилось на одном уровне с его лицом. Плащ свалился на пол, и под ним оказались бриджи и рубашка — униформа разбойницы.
— На Цезаре, конечно, — ответила она с улыбкой.
— Опять за свое, девочка! — Он встряхнул ее, все еще держа на весу, но она не могла понять, действительно ли он раздражен или только удивлен. Как бы то ни было, но он не выказывал большого восторга от того, что она явилась.
— Я должна была приехать. Ты умчался так внезапно, не сказав ни слова, — начала оправдываться она.
— У меня сложилось впечатление, что мы сказали друг другу все необходимые слова, — решительно перебил он. — Ты выразилась вполне ясно…
— Да, но ты застал меня врасплох, — запротестовала Тэмсин, все еще находясь в его объятиях. — Откуда мне было знать, что ты умчишься ночью и не оглянешься назад?
Она сделала попытку лягнуть его, чтобы наконец оказаться на полу, но, кажется, это не возымело никакого действия.
— О? — Золотисто-рыжие брови поднялись. — Так, значит, эта небольшая беседа в салоне была всего лишь разминкой перед боем? Ты мне заявляешь с абсолютно чертовским высокомерием, что больше не хочешь иметь со мной дела, а я должен понять это как приглашение?
— Все было совсем не так, — сказала она тихо. — Ты выразил желание покончить с этим, а не я.
— А мне показалось, что я предложил нечто противоположное, — ответил он спокойно, не сводя с нее глаз.
Такая беседа ни к чему не могла привести. Он все еще держал ее на весу, будто она была чучелом, набитым соломой. Будь она проклята, если ему удастся сбить ее с толку, когда было ясно как день любому существу, обладающему минимальным запасом разума, что все сложности исходили от него. Именно он не хотел видеть очевидного.
— Ты говоришь о моем высокомерии. Так я скажу тебе, милорд полковник, что ты упрямый, тупой и вдвое высокомернее меня! — огрызнулась Тэмсин.
К ее ярости внезапно в голосе прибавились слезы и затуманили глаза. Она хотела сказать, что любит его, но слова не шли с языка. Она хотела сказать, что он любит ее, должен любить. Она не могла бы так глубоко погрузиться в пучину любви, если бы не чувствовала, что и он испытывает то же.
— Ты, — сказал Джулиан провокационно, — упрямая, испорченная сирена-интриганка.
Ему казалось, он уже смирился с мыслью о том, что их авантюре пришел конец, что она уйдет из его жизни столь же решительно, как и вошла в нее, но теперь ему было ясно, что ни с чем он не смирился.
— Ладно, я жалею, что пришла, — объявила Тэмсин, сердито сопя. — И, если ты опустишь меня на пол, я уйду.
— Нет, не уйдешь, ты, строптивый чертенок! Его снова захлестнула знакомая восхитительная, требовательная страсть. Она нахлынула, пока он держал ее в объятиях, ощущая ее гибкое и стройное тело, вдыхая аромат жимолости, исходивший от кожи, утопая в огромных озерах ее глаз. И сейчас, когда он продолжал держать ее, разделявшее их молчание показалось ему наэлектризованным, он почувствовал волны соблазна, исходившие от нее, и понял, что она, как всегда, ощутила его возбуждение и мгновенно отозвалась на него. Глаза ее светились, длинные темные ресницы, слипшиеся от непролитых слез, трепетали, а губы чуть приоткрылись. Пожалуй, она, сознавая, что происходит, все-таки ждала от него первого шага.
— Никто никогда не скажет обо мне, что я смотрю дареному коню в зубы. — С этими словами, ловко развернувшись, он подхватил ее под мышку, как уже делал в Бадахосе, и вышел из комнаты, неся ее таким образом.
Он поднялся по лестнице, а Тэмсин, не издававшая ни звука, только благодарила Бога, что по дороге им не попался никто из его слуг.
Джулиан ногой отворил дверь спальни, вошел и уронил свою ношу на постель.
Он остановился, глядя на нее сверху вниз, слегка упираясь руками в бока, на его красиво очерченных губах играла улыбка.
— Неотразима, — сказал он задумчиво. — Не понимаю, почему такая тощая, плохо воспитанная, беспринципная маленькая интриганка может быть такой неотразимой. Но, видит Бог, это так.
Глаза Тэмсин пленительно прищурились, но она промолчала. Она так долго подталкивала его к этому, интриговала и готовилась к такому моменту. Может быть, наступит время, когда он больше не сможет сопротивляться тому, что происходит между ними, когда он перестанет считать, что струившиеся между ними токи носят только чувственный характер… может быть, он заглянет в собственное сердце. Но до тех пор она возьмет судьбу в свои руки и будет делать то, что считает нужным, и то, что он считает ее «неотразимой», — хорошее начало.
