«Господи Иисусе, – подумал Уолмак, – Великий Инквизитор изувечен, архиепископ пропал, все пропали, замшелый дворец далай-ламы похож на разворошенный муравейник. Черт бы побрал этого Шрайка! Где же папский курьер с приказом?! Где обещанный звездолет Центра?! Дела – хуже некуда».
– Капитан! – подал голос медик из лазарета катера.
– Докладывайте.
– Кардинал Мустафа в сознании, сэр… конечно, он все еще слеп… ужасно страдает, но…
– Давайте его, – отрубил Уолмак.
Голографическую нишу заполнила ужасная личина. Боковым зрением капитан Уолмак увидел, как отшатнулись офицеры на мостике. Лицо Великого Инквизитора было залито кровью. Рот разинут в крике, зубы словно покрыты ярко-алой эмалью, из зияющих пустых глазниц текут кровавые слезы.
Лишь через несколько секунд до капитана Уолмака дошло, что невнятный вопль кардинала состоит из одного-единственного слова, повторяющегося снова и снова:
– Немез! Немез! Немез!
Конструкции под названием Немез, Скилла и Бриарей продолжали продвижение на восток.
Все трое находились в боевом режиме, не обращая внимания на чудовищные затраты энергии. Энергия приходит откуда-то извне. Откуда – не их забота. Приближается час, ради которого они сотворены.
Мимоходом устроив бойню у Западных врат, все трое под предводительством Немез поднялись в башню и пересекли пропасть по колоссальным металлическим тросам подвесного моста. Они пронеслись через Дрепаньский базар, мимо застывших на месте людей, как три метеора, окруженные янтарно рдеющим, уплотнившимся воздухом. На Пхари-Базаре при виде многотысячной толпы торгующихся, приценивающихся, смеющихся, спорящих и толкущихся человеческих статуй на тонких губах Немез промелькнула улыбка. Она могла бы обезглавить все это стадо, а они бы даже и не узнали. Но сначала – задание.
Возле узловой террасы канатки все трое вышли из боевого режима, иначе трение на тросах стало бы серьезной проблемой.
Скилла, северный Вышний Путь, – скомандовала Немез на общей частоте. – Бриарей, средний мост. Я беру канатку.
Кивнув, ее клоны расплылись и исчезли. Канатчик бросился к Немез, возмущенный попыткой пролезть без очереди перед десятками дожидающихся переправы пассажиров – был самый час пик.
Подхватив канатчика, Радаманта Немез швырнула его в пропасть. Десяток человек с гневными воплями ринулись к ней, чтобы учинить расправу, но Немез уже соскочила с террасы, ухватившись за трос.
Переведя в боевой режим только ладони, она заскользила по тросу к хребту Куньлунь. Разъяренные преследователи бросились в погоню, пристегиваясь к тросу один за другим – десяток, два, три… Канатчика любили многие.
Немез проскочила чудовищную пропасть между Пхари и Куньлунем вдвое быстрее обычного. Неудачно притормозив на последнем отрезке, она врезалась в скалу, в самый последний момент перейдя в боевой режим. Выбравшись из выбитого в скале углубления, осыпающегося каменной крошкой, Немез вернулась к тросу.
Под визг тормозов салазки первых преследователей одолевали последние метры троса. А дальше, до самого горизонта, словно черные бусинки на тоненькой леске – десятки других. Криво усмехнувшись, Немез перевела в боевой режим обе руки, дотянулась до троса и оборвала его.
К ее удивлению, вопль ужаса издали лишь очень немногие из обреченных на смерть, летевших в бездну вместе с хлещущим, извивающимся тросом.
Добежав до закрепленных веревок, Немез на руках вскарабкалась наверх и оборвала все веревки. На гребне южнее ледовой трассы дорогу ей преградили пятеро с оружием из куньлуньской милиции Сиванму. Переведя в боевой режим левую руку, Немез смахнула в пропасть всех пятерых.
Повернувшись к югу, Немез отрегулировала свое тепло– и дальновидение и устремила телескопический взгляд на длинный подвесной бонсай-бамбуковый мост Вышнего Пути, связывающий отроги хребтов Пхари и Куньлунь. Прямо у нее на глазах мост обрушился в бездну.
Раз, и готово, – передал Бриарей.
Сколько было на мосту, когда он упал? – справилась Немез.
Много. – Бриарей дал отбой.
С северным мостом покончено, – доложила через секунду Скилла. – По дороге уничтожаю Вышний Путь.
Хорошо, – передала Немез. – Увидимся в Йо-куне.
Минуя город Йо-кунь, все трое вышли из боевого режима. Моросил дождик, тучи как вязкий летний туман. Темные, мокрые волосы Немез липли ко лбу. Она заметила, что Скилла и Бриарей выглядят не лучше. Толпа расступалась перед ними. На карнизе, ведущем к Храму-Парящему-в-Воздухе, не было ни души.
Перед самой лестницей, на подходах к короткому подвесному мостику, Немез снова возглавила группу.
Этот мостик Энея отремонтировала первым. Летом простенький настил между доломитовыми шпилями на тысячу метров возвышался над верхушками облаков, но клубящиеся муссонные тучи поднялись из бездны, сырым туманом окутав мостик со всех сторон.
А на скальном козырьке по ту сторону моста стоял некто, неразличимый сквозь туман. Немез переключилась на инфракрасное зрение и усмехнулась: высокая фигура не излучала ни калории тепла. На миг включив свой лобный радар, она внимательно изучила изображение: рост три метра, шипастые пальцы, две пары громадных рук, корпус идеально отражает радиоволны, острые клинки на груди и на лбу, никаких признаков дыхания, плечи и лоб окутаны моноволоконными нитями.
Отлично, – передала Немез.
Отлично, – согласились Скилла и Бриарей.
Фигура по ту сторону мокрого мостика не ответила ни словом, ни жестом.
В запасе оставалось всего несколько метров. Стоило выйти из струйного течения, как мы начали терять высоту. Над облачным океаном было всего несколько восходящих потоков, зато нисходящих – множество, и если первую половину пути мы одолели с головокружительной быстротой минут за пять, то всю вторую медленно снижались, поминутно обмирая от страха – надежда на то, что мы доберемся с хорошим запасом по высоте, то и дело сменялась несокрушимой уверенностью, что мы нырнем в облака и даже не заметим приближения смерти, воскурившейся навстречу языками ядовитых испарений.
Мы действительно нырнули в облака, но то были самые обыкновенные кучевые облака, родные облака – водяные пары, пригодные для дыхания. Мы старались держаться как можно ближе друг к другу – синее крыло, желтое крыло, зеленое крыло, – металл и ткань наших дельтапланов почти соприкасались; страшнее потеряться и умереть поодиночке, чем столкнуться и упасть всем вместе.
У нас с Энеей были ларинги, но во время затяжного спуска мы переговорили лишь один раз. Туман сгустился, я едва различал желтые проблески ее крыла, а в голове кружилось: «У нее был ребенок… она была замужем… она любила другого!» И вдруг в наушниках раздался ее голос:
– Рауль!
– Да, детка?
– Я люблю тебя, Рауль.
Мгновение я медлил, но шквал эмоций смыл обиду и наполнил душу безмерной любовью.
– Я люблю тебя, Энея.
Мы все дальше уходили в сумрачные глубины туч. В какой-то момент мне почудился на губах кисловатый привкус ветра… неужто верхушки фосгеновых облаков?
– Детка!
– Да, Рауль, – прошелестел в наушниках ее голос.
Мы оба сняли осмотические маски. Да, они защитили бы нас от фосгена, но мы не знали, сможет ли дышать в ядовитой атмосфере А.Беттик. Если сможет, мы с Энеей по молчаливому уговору загерметизируем маски и будем надеяться, что доберемся до первых отрогов, а потом вынесем андроида на воздух… если сумеем. Мы оба понимали, что все это очень зыбко и шатко – когда я спускался на планету, радар показал, что под слоем фосгеновых облаков большинство гор и хребтов отвесно обрывается вниз, значит, минут через пять полета в ядовитых парах мы неминуемо рухнем в море, – но лучше уж призрачная надежда, чем тупая покорность судьбе.
Мы сняли маски, чтобы дышать свежим воздухом, пока можно.
– Детка, – проговорил я, – если тебе известно, что это сработает… если ты видела свою… как бы это сказать…
– Свою смерть? – подсказала Энея. Сам бы я не сумел это выговорить. – Это лишь варианты будущего, Рауль. Хотя наиболее высокую вероятность имеет не эта. Не тревожься, я бы не попросила вас следовать за мной, если б считала, что это… что это – смерть. – Сквозь напряжение в ее голосе угадывались нотки веселья.
– Знаю, – отозвался я, радуясь, что А.Беттик нас не слышит. – Я как-то не подумал. – На самом-то деле она могла знать, что мы с А.Беттиком доберемся живыми, а она нет. Ладно. Пока моя судьба сплетена с ее судьбой, я готов принять все. – Я просто гадал, почему мы опять удираем, детка. У меня эти бегства уже поперек горла стоят.
– И у меня. Поверь мне, Рауль, мы не просто удираем… Тьфу, дерьмо!
Достойное восклицание в устах мессии. Секунду спустя я понял его причину. Перед нами, в каких-то двадцати метрах, возник крутой склон – громадные валуны, каменные осыпи, отвесные скалы.
