Двое стражников не торопясь вышли из открывшейся двери как раз напротив незнакомца у стены. Луч их фонаря выхватывал желтым пятном каменную аллею и ряды кустарника вдоль нее. Человек укрылся в этих кустах. Налатан решил, что завтра же утром нужно будет их подстричь.
Налатан наблюдал, как выходит стража, затем громко захлопнул за ними дверь и отступил назад. Они обернулись в его сторону. Спокойно болтая, эта парочка прошла на расстоянии вытянутой руки. Налатан с трудом подавил в себе дикое желание сделать большой прыжок и треснуть обоих сзади по шлемам.
Человек в кустарнике терпеливо выждал, когда отойдет стража, и поднялся снова. Налатан подумал о нем даже с некоторым уважением. Кто бы он ни был, этот человек понимал, что такое ночная работа.
Однако, поднявшись, человек направился не к замковым воротам, как того ожидал Налатан. Впереди у него по правую руку были конюшни. Но было не похоже, чтобы кто-то пытался покинуть территорию замка верхом на лошади — никто не проходил через ворота.
Аббатство Фиалок. Налатан поднял глаза на его крутые островерхие крыши, устремленные к звездам.
Сайла.
Церковные фанатики стремились убить ненавистных им врагов Церкви. Они уже однажды сделали такую попытку, и Налатан с содроганием вспомнил об этом ужасе. Значит, человек подкрадывался к спящей женщине, Жрице.
Преследуемый им человек отошел от стены замка и продвигался вперед, слегка пригибаясь к земле. Наблюдая за ним, Налатан лег на землю и сейчас ориентировался в основном по слуху. Он двигался, только когда слышал шорох движений. Если наступала тишина, воин-монах прикладывал ухо к земле, как это делают охотники. Наконец Налатан решился приблизиться к незнакомцу и задержать, не дав тому подойти к аббатству, но тут человек вдруг исчез. Спустя мгновение Налатан увидел его, шагающего прочь от аббатства в сторону моря и задней замковой стены. Сконфуженный, он поспешил вслед за ним.
Налатан думал больше о том, что этот человек может сделать, а не о том, что он сейчас делает. Внезапно он понял, что единственным звуком в этой ночи стал звук его собственных шагов, и сразу же присел на корточки. У него не было никаких мыслей о том, что ему дальше делать, и он решил выждать. Возможно, его услышали? Или увидели? Сколь осторожен тот человек?
В голове у Налатана шумело от напряжения, но он ждал, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть в темноте. До него донесся сильный, ни с чем не сравнимый запах — запах конюшен. Раздался звук, похожий на гулкий выдох, дверь конюшни открылась и сейчас же захлопнулась.
Налатан вспомнил о веревке, свисающей из верхнего окна сеновала. В надежде, что это ему поможет, он бросился к окну. Подергав за веревку, Налатан убедился, что она довольно надежна. Его руки окоченели от холода, и, чтобы хоть немного их согреть, он засунул ладони под мышки. Вскарабкавшись по веревке наверх, он пролез через окно и растянулся на мягком, благоухающем теплом сене, ожидая, пока успокоится дыхание. Отдохнув, Налатан осмотрелся.
Внезапно в комнате прямо под ним загорелся свет. Он уже собрался бежать, но понял, что находится как раз над помещением, где хранится корм. Какой-то человек, одетый в черное, ходил по этой маленькой комнате. Ее стены были затянуты плотной тканью, и вся обстановка говорила об уюте и порядке. У человека был фонарь, но плотная ткань служила надежной защитой, не пропуская лучи света наружу. Хорошенько рассмотреть его никак не удавалось.
В темноте за пределами крошечного освещенного квадрата что-то двигалось. От конюшни донесся скрип — это скрипела дверь, подвешенная на смазанных крючьях. Наконец она закрылась. Вошедшего в конюшню человека никто не сопровождал.
— Привет? Есть здесь кто-нибудь?
Налатан тревожно вытянул шею. Джалита.
Фыркнув, беспокойно заржала в стойле лошадь.
Джалита сдавленно и пронзительно вскрикнула. Низкий, грубый мужской голос сказал:
— Успокойся, девочка. — Налатан сразу же узнал Эмсо.
Со своего места на краю чердака Налатан мог видеть только часть нижнего этажа конюшни. Пристраиваясь поудобнее на копне сена, он медленно повернулся на живот.
Налатан считал ниже своего достоинства задавать вопросы и отвечать на них. Оказывается, этот крадущийся во тьме незнакомец, которого он принял за шпиона, был виноват лишь в обычной похоти и глупости. И сейчас, забравшись наверх, Налатан наблюдал за этими двумя дурачками. Вероятно, Джалита отвечала на безумные надежды этого старика. Сцена как будто была специально разыграна для благородного Налатана. Он уже начал презирать самого себя. Узкая полоска света появилась снова, и Налатан повернул лицо к щели в полу.
— Все оказалось хуже, чем я предполагал, — раздался голос Эмсо.
Налатан склонил голову, прислушиваясь. Разговор не был похож на любовную беседу.
— Гэн говорил что-нибудь о Леклерке? О том, чтобы отдать меня ему?
Налатану были видны только их макушки, почти соприкасавшиеся рядом с горящим фонарем.
— Он ничего не сказал о тебе. Я ведь уже говорил: Гэн не хочет, чтобы люди знали, как он расплачивается людьми, награждая своих любимых слуг.
— Тогда о чем же шла речь? В чем дело?
— Магическое оружие Жреца Луны. Когда Леклерк услышал об этом, он обещал Гэну уничтожить его.
Налатан понял, чем вызвана длинная пауза после этой фразы, — Джалита обдумывала ситуацию. Это говорило о какой-то тайной власти, которую он до сих пор никак не связывал с этой женщиной. Он припомнил ее всепроникающий взгляд, ту быстроту, с которой она отвечала на вопросы. Ему пришло в голову, что рядом с Джалитой этой ночью был не один дурак, и Налатан решил уменьшить их количество вдвое.
Джалита тяжело вздохнула, прежде чем безропотно подчиниться удару судьбы.
— Тогда я обречена на гибель.
— Этому не бывать. Ведь он немногим лучше любого торговца. Я сам расскажу Гэну.
— Скажешь ему, что ты хочешь меня?
Эмсо задохнулся от волнения.
— Я? Я не… я имел в виду, я не могу просить тебя… Это безумие!
— Вот как? Ты действительно не можешь себе этого представить? Ты не можешь закрыть глаза и увидеть нас? Вместе?
— Конечно, могу. Но это невозможно. Ты сама об этом сказала. Гэн хочет, чтобы ты пошла к Леклерку.
— Потому что верит, что колдовская сила Леклерка может уничтожить оружие Жреца Луны, разве не так?
Эмсо с сомнением покачал головой. Джалита настаивала:
— И нам нужна победа Жреца Луны, чтобы объединить Церковь и культ Луны, чтобы Гэн заключил союз с Церковью для управления Тремя Территориями. Это ведь тоже справедливо, разве не, так?
Сверху, с чердака, Налатан наблюдал за Эмсо. Тот вздрогнул. Пламя фонаря отразилось от лица старика. На правой щеке у него был небольшой шрам; гладкая кожа сверкала, как драгоценный камень.
Запутывая Эмсо и пытаясь добиться от него согласия, Джалита продолжала:
— А что, если Жрец Луны узнает, что именно собирается сделать Леклерк, чтобы уничтожить его? — В тусклом свете комнаты смутно белела ее рука, выглядывавшая из широкого рукава. Длинные изящные пальцы приблизились к лицу Эмсо. — Мы не должны сердить Гэна: никаких споров, никаких подозрений. Я буду делать то, что должна, и ты будешь помогать мне. Мы должны быть вместе, это придаст нам смелости.
Взяв ее руку, Эмсо поцеловал кончики пальцев.
— Делать что? Ты только что сказала, что мы ничего не можем сделать. Даже за все колдовские секреты в мире я не могу допустить, чтобы ты имела дело с этим человеком. Если мне придется умереть, то сначала я убью его.
Мягко, но решительно она высвободила свою руку и снова погладила его по лицу. Налатан содрогнулся, представив себе, как она вытягивает душу из тела Эмсо этими изящными ручками. Голос Джалиты вернул его к действительности.
— Я узнаю секреты Леклерка. Он хочет меня. Он расскажет мне все, что я захочу, я передам тебе, а ты расскажешь настоятельнице Фиалок. Ее Жрицы могут отправиться куда угодно, даже в Летучую Орду. Истинная Церковь победит, Эмсо. Ты спасешь и душу Гэна, и его королевство.
Эмсо оттолкнул ее руку. Этот жест был твердым и решительным. Голос его стал суровым и жестким.
— Сделать так, как ты говоришь, значит предать Мурдата. Жрец Луны никогда не позволит оставить его в живых. Если я так помогу настоятельнице, то предам своего друга.
— Церковь хочет, чтобы Гэн Мондэрк остался целым и невредимым, чтобы его не убили. Когда станет ясно, что Гэн не может победить Летучую Орду, все наши друзья сразу отвернутся от него. Гэн не захочет, чтобы его Волки умирали понапрасну, он не захочет смириться с поражением. Церковь желает, чтобы он управлял Тремя Территориями от ее имени и советовался со всеми остальными друзьями Церкви. Ты не предаешь его. Ты сделаешь только то, что должен делать друг. Ты спасаешь его.
