— Этот парень ходить не может — я вынесла его из фургона и положила здесь, чтобы согреть, — принялась она объяснять. — Да и этому пожилому человеку тоже нельзя ходить пешком.
И она жестом руки показала на Чадраша, который так и заходился кашлем.
Салазару нравилась Матильда — она была единственная из пленников, кто ему нравился, но он тем не менее с ходу отверг ее просьбу.
— Если бы здесь был госпиталь, мы немедленно положили бы больных на кровати, — промолвил он. — Но здесь не госпиталь. Все должны двигаться в пешем строю.
— Почему надо идти обязательно сегодня? — всполошилась Матильда. — Позвольте ему проехать еще один день в фургоне — если он полежит еще немного, то, может, и поправится.
— И похоронит меня? Вот для чего вы хотите вылечить его, — отрезал Салазар и провел ладонью себе по горлу.
— Я просто хочу, чтобы он жил, — ответила Матильда, не обращая внимания на слова Салазара. — Он и так достаточно настрадался.
— Мы все достаточно настрадались, но готовы терпеть лишения и дальше, — проговорил Салазар. — Не одни техасцы будут выносить тяготы перехода. В течение предстоящих пяти дней все мы будем их терпеть. Кое-кто может и не выжить.
— Но почему? — удивился Гас. Он подошел ближе и слышал разговор. — Я, к примеру, не чувствую приближения смерти.
Салазар махнул рукой на юг. Они шли по голой пустыне. Все это время они не видели ни одного зверя, а запасы воды у них кончались.
— Эта местность называется по-испански Хорнада-дель-Муэрто,[5] — пояснил он. — А по-английски вы называете ее Пустыня смерти.
— О чем он говорит? — спросил Джонни Картидж.
Увидев, что Гас беседует с Салазаром, к ним подошли несколько рейнджеров, и Длинноногий Уэллейс в их числе.
— Про местность, где мы находимся, — пояснил Длинноногий. — Она называется Пустыня смерти. Я и раньше слыхал что-то про нее.
— Теперь вы сделаете нечто большее, нежели просто услышите, сеньор Уэллейс, — сказал Салазар. — Вы прогуляетесь по ней. Здесь есть небольшое селение, которое мы должны отыскать сегодня или завтра. Может, жители и дадут нам немного дынь и муки из маиса. После этого у нас не будет ни еды, ни воды, пока мы не пройдем всю Пустыню смерти.
— А какова ее длина? — поинтересовался Верзила Билл. — Я хожу медленно, но если она такая суровая, то постараюсь не отставать.
— Двести миль, — ответил Салазар. — Может, и больше. Вскоре мы должны будем сжечь этот фургон — может, даже завтра. Там, где мы пойдем, дров нет.
До Калла сквозь красную пелену в его сознании донеслись голоса. Он открыл глаза и увидел столпившихся рядом рейнджеров.
— Что такое, ребята? — встревожился он. — Вроде морозно, не так ли?
— Вудроу, они хотят, чтобы ты шел с нами, — сказал ему Гас. — Как считаешь, сможешь идти?
— Я пойду, — решил Калл. — Все равно мексиканский фургон мне противен.
— Мы поможем тебе, капрал, — заверил Длинноногий. — Если понадобится, будем нести тебя по очереди.
— Если я пойду, может, мои ноги согреются, а то я даже пальцев не чувствую, — пожаловался Калл.
Многие техасцы жаловались на замерзшие ноги. На ночь они заворачивали их во все, что попадалось под руку, но это мало помогало. Некоторые из-за этого спали не более часа или двух, поэтому предпочитали сидеть и коротать время за рассказами о своих приключениях. Но Длинноногого Уэллейса холод, похоже, не брал, и он крепко спал в любую погоду.
— У нас хоть есть лошади, — заметил он. — Мы можем их съесть, как ели прежде.
— Полагаю, лошадей сожрут мексиканцы, — возразил Гас. — Это не наши лошади.
Каллу было трудно ковылять на замерзших ногах, но он все же предпочел идти, нежели лежать в фургоне и все время ощущать, как горит огнем израненная спина. Однако долго шагать он не мог. Матильда и Гас вызвались поддерживать его по бокам, но даже и так он идти не мог. Раны у него покрылись струпьями, а мышцы одеревенели — он даже застонал от глубокой боли, когда попытался взяться руками за плечи Гаса.
— Нет, так не пойдет, — сказал он. — Я лучше буду пытаться идти сам. Думаю, пойду побыстрее, поскольку согрелся.
Гас опасался медведей — он шел позади отряда и все время зорко смотрел по сторонам. Медведей он не видел, но все же заметил, как промелькнул ягуар — большая коричневая кошка проскользнула по неглубокой лощине.
И тут послышался крик из головы колонны. На бешеном скаку к отряду мчался кавалерист из авангарда, из-под копыт коня летела пыль.
— Что он так торопится? — удивился Длинноногий. — Думаешь, он наткнулся на гризли?
— Надеюсь, нет, — решил Гас. — Что-то не хочется мне повстречать медведя.
Матильда и Чадраш шли рядом с пожилым мексиканцем Франциско. Они вырвались вперед остальных техасцев. Все солдаты столпились вокруг всадника, который держал что-то в руке.
— Что это у него, Матти? — спросил подбежавший Длинноногий.
— Шляпа генерала, — ответила Матильда.
— Очень даже странно, — произнес Длинноногий. — Никогда не встречал генералов, которые теряли бы свои шляпы.
31
Пройдя еще две мили, они обнаружили, что генерал Димазио потерял больше, чем шляпу, — он потерял свою коляску, кучера, эскорт кавалеристов и даже свою жизнь. Четверых кавалеристов связали и живыми бросили в коляску, а потом ее подожгли, и она сгорела дотла — тела здорово обуглились. Других кавалеристов изуродовали до неузнаваемости, но не оскальпировали. Генералу Димазио досталось больше всех, на его труп нельзя было смотреть без содрогания. Грудь его взрезали и внутрь насыпали раскаленные угли. Вокруг трупа валялась одежда и веши генерала. Обеих великолепных кобыл убили и разрубили на куски.
— Кто же это унес самые вкусные куски конины? — поинтересовался Длинноногий.
Кроме сгоревших кавалеристов, из всех других убитых торчало по несколько стрел.
— Ни одного скальпа не взято, — заметил Длинноногий.
— Не скальпируют апачи — их это не интересует, — промолвил Чадраш. — Но они убивают самыми изощренными способами.
— Да, он прав, — подтвердил Салазар. — Это дело рук Гомеса. Некоторое время он находился в Мексике, а недавно вернулся сюда. За последний месяц он убил двадцать путников, а теперь прикончил и большого генерала.
— По-моему, генерал не был таким уж большим, — не согласился Длинноногий. — Я еще подумал, что он уехал с довольно слабой охраной, и вижу, что был прав.
— Только Гомес мог такое сотворить с генералом, — заявил Салазар. — Большинство апачей, поймай они генерала, потребовали бы за него выкуп. Но Гомесу нравится убивать. Он не знает никаких законов.
