Но и для Генриха-младшего, и его французской жены, воспитанников Бекета, коронационные торжества не были настоящими — молодая королева даже отказалась участвовать в церемонии, утверждая, что без Томаса Бекета она не будет законной. Король Генрих всех сломил — сопротивление вызвало в нем ярость бешеного быка. Принц Генрих и его жена были коронованы.
Но эта победа ничего королю не дала: она привела лишь к недовольству в Англии и к ссорам в королевском семействе. К тому же положение Генриха в Европе оставляло желать лучшего. Король, как и прежде, метался по своим французским владениям, редко спал дважды в одной постели, подавлял мятежи, осаждал замки, наводил порядок, но все разваливалось, как только он покидал усмиренный край. Законы феодальной раздробленности были сильнее воли короля. Он слишком рано родился, чтобы стать абсолютным монархом, и у него был упорный враг — король Франции.
Неожиданно Генрих сделал шаг, которого никто не ожидал. Он пригласил Томаса Бекета на встречу в одном из своих французских замков. Близкие Бекету люди предостерегали его от поездки, подозревая, что это — западня. Даже папа опасался подвоха. Но Бекет знал своего бывшего друга лучше, чем другие. Получив приглашение, он тут же отправился на свидание с Генрихом.
Бекет тоже оказался в тупике — он был изгнанником, которого могли использовать в политических интригах, он был пастырем без паствы, вечным эмигрантом, у которого было немало возможностей незаметно погибнуть вдали от дома, потому что папа и кардиналы поглядывали на него с плохо скрываемой враждебностью: их раздражали его популярность и чрезмерное честолюбие. Кому нужен святой, который может в любой момент включиться в борьбу за папский престол?
Встреча соперников прошла на удивление сердечно. По крайней мере так показалось свидетелям, стоявшим поодаль. Томас при всех встал на колени перед королем, признавая его верховную власть, король держал стремя, когда Бекет взбирался в седло.
Генрих предложил Бекету вернуться в Англию и возглавить церковь. Он обещал наказать тех епископов, которые нападали на Бекета и участвовали в позорном суде над ним. За это Бекет вновь коронует Генриха-младшего.
Соперники долго разговаривали, гуляя по саду замка. Верные рыцари окружили сад и отгоняли любопытных — и никто не знает, о чем говорили двое выдающихся людей, которые десять лет были ближайшими друзьями, а потом восемь — непримиримыми недругами. Но свидетели запомнили фразу, которую Бекет сказал королю, прощаясь:
— Мой лорд, сердце подсказывает мне, что больше мы с вами не увидимся.
Есть основания полагать, что Генрих рассчитывал на примирение. Не в его интересах было продолжение борьбы, расшатывавшей государство. Возможно, он надеялся, что Бекет, проведя семь лет в изгнании, образумится и ограничится церковными делами. Допустимо, что Бекет дал обещания такого рода. Иное дело — насколько он намерен был их выполнять.
Но даже если бы король и архиепископ договорились, в Англии оставались силы, ненавидевшие Бекета. Это церковная верхушка, которой не нужен был честный и суровый глава. Это феодалы, не переносившие Бекета, который олицетворял для них бунт простонародья.
Генрих мог быть широк, благороден, открыт. Но через час он превращался в мстительного, разъяренного тирана, который начисто забывал об обещаниях и клятвах, данных ранее. Зная об этом, Бекет мог предположить, что наверняка наступит момент, когда интересы его и короля столкнутся. И мгновенно будут забыты обещания и дружеские беседы. К тому же у самого Бекета характер с годами мягче не стал. Семь лет в эмиграции закалили Бекета. Он не намеревался отказываться от своих целей.
Возвращение в Англию оказалось более сложным делом, нежели Бекет предполагал. Хотя он и получил от короля обещание возместить расходы, связанные с путешествием, и вернуть церкви доходы с архиепископских земель, которые в последние семь лет поступали в государственную казну, выполнено оно не было.
Это вызывает у некоторых исследователей подозрение, что король задумал заманить Бекета в Англию, изолировать его от папской или иной иностранной поддержки и убить, с тем чтобы после гибели Бекета организовать избрание угодного архиепископа. Но сомнительно, чтобы Генриху, если он и вправду затеял убийство, нужно было ждать, пока Бекет вернется в Англию, когда с таким же успехом можно было подослать убийц во Франции.
Скорее король надеялся на большее от встречи с Бекетом и был разочарован ее результатами. И потому не выполнил своего обещания.
Бекет взял в долг триста фунтов и нанял корабль, чтобы переправиться в Англию. Король был далеко, и разрешением вернуться следовало срочно воспользоваться. В Англии оставалось немало людей, которым приезд Бекета был не по нутру.
Самым опасным врагом был сэр Рандольф де Бро, шериф Кента, который в качестве королевского чиновника, собиравшего налоги, увел из Кентербери весь скот и лошадей, сжег конюшни и не намеревался ничего возвращать законному владельцу.
Немалую опасность представляли и три епископа, которые принимали участие в коронации Генриха-младшего. Они поклялись не допустить, чтобы Бекет снова занял свой пост.
Бекет проявил себя прежним — прекрасным тактиком, быстрым на решения: он спланировал операцию как военную кампанию.
Перед тем как покинуть Францию, он послал вперед небольшое судно, на борту которого находилась девушка, переодетая мальчиком. В Дувре ее никто не задержал, и потому она без задержки прискакала в Йорк. По окончании службы в соборе «мальчик» смиренно подошел к архиепископу Йоркскому и передал ему свиток. Архиепископ развернул свиток и начал его читать. Это был приказ об отстранении его от должности.
Когда возмущенный и перепуганный архиепископ кинулся за посланцем, тот уже исчез. Формально архиепископ при свидетелях получил приказ своего начальника, и замолчать это было нельзя. Точно так же посланница в течение ближайших двух дней поступила с епископами Лондонским и Солсберийским.
После этого отплыл из Франции и сам Бекет.
Шериф де Бро установил блокаду берега и бросил своих солдат на поиски таинственного посланника, но тот как в воду канул.
Пока де Бро метался по берегу, обыскивая корабли, Бекет перешел в лодку в устье Темзы и поднялся на ней до города Сэндвича. Предупрежденные верными людьми, там его уже ждали вооруженные горожане. Когда де Бро прискакал с отрядом солдат в Сэндвич, он не решился вступить в бой с горожанами на их земле. Одно дело — убить Бекета на пустынном берегу, другое — сражаться с целым городом. Бекет передал шерифу через мэра города скрепленное королевской печатью разрешение архиепископу пребывать в Англии. Отныне у де Бро руки были связаны.
От своих агентов Генрих узнал, что Бекет одурачил врагов. Короля более всего встревожило то, что от Сэндвича до Кентербери вдоль дороги стояли тысячи крестьян, приветствуя своего кумира. И некоторые были вооружены.
Архиепископский дворец в Кентербери встретил Бекета выбитыми окнами, разломанными полами, проваленной крышей. Не на чем было даже спать.
В течение нескольких дней Бекет приводил резиденцию в порядок и одновременно рассылал письма своим сторонникам. Кентербери гудел, как улей. Туда спешили монахи, недовольные своими аббатами, священники, обиженные епископами, горожане с жалобами на шерифов; появились и некоторые рыцари. Все ждали, что Бекет предпримет далее.
Бекет решился. Окруженный большой толпой сторонников, которая росла по мере того, как он продвигался вперед, Бекет направился прямо в Лондон, где находился новый король Англии, которого еще предстояло короновать.
В Лондон въезжал уже не изгнанник. Главу английской церкви сопровождала вооруженная свита. У городских ворот его ждали три тысячи вооруженных горожан, навстречу вышли мэр, цехи ремесленников, гильдии торговцев. При виде Бекета люди опустились на колени.
Генрих-младший растерялся. Он боялся гнева отца, он страшился народного возмущения.
Решения принимали за него. Генрих-старший никогда не оставлял своих родственников без надзора. Королевский чиновник вышел навстречу Бекету с требованием в город не входить.
Тот не подчинился.
В воротах Лондона Бекету вручили собственноручное письмо Генриха-младшего, вырванное у того придворными. В нем король приказывал архиепископу вернуться и заявлял, что не готов с ним встретиться.
Бекет, который рассчитывал на то, что Генрих-младший осмелится ослушаться отца, повернул обратно.
Во Францию, где находился Генрих-старший, неслись панические сообщения. В доносах не обошлось без преувеличений: бароны и епископы раздули попытку Бекета посетить Лондон до размеров мятежа.
К королю в Нормандию приехали взбешенные прелаты, которых отстранил Бекет. Они кричали, что, если Бекет останется в Англии, страна будет потеряна для короны. И тогда были сказаны слова.
