– Все это так, но все же мне досадно, что я забыл о вас в этот день.
26 ноября, как всегда, был торжественно отпразднован день основания ордена Св. великомученика и победоносца Георгия. После богослужения состоялся Георгиевский парад и затем – завтрак всем георгиевским кавалерам в присутствии государя императора.
На молебне в этот день мы все были опечалены, когда увидали, что после того как Их Величества с великими княжнами вышли к молебну, на веранду дворца наследника Цесаревича вынесли на кресле, на котором он и оставался, не вставая, рядом с государыней Александрой Федоровной.
Только шестого декабря в день своего тезоименитства государь император, подойдя к нам после завтрака, рассказал, обращаясь к командиру Литовского полка:
– С шефом вот что случилось: во время урока русского языка, когда учитель, диктуя, отвернулся к окну, он одним скачком встал на парту. В эту минуту учитель опять повернулся лицом к нему. Наследник мгновенно соскочил на пол и сел, но при этом задел больной ногой о край парты, и у него сделалось воспаление надкостницы.
Шефу тогда было 8 лет.
За это пребывание государя в Крыму испросил однажды разрешение представиться Его Величеству генерал… и, получив разрешение, доложил Его Величеству, что он состоит председателем общества, задавшегося целью соорудить в Крыму санаторий для офицеров, слабых грудью, и что у них уже собрано около 10 000 рублей.
– А сколько нужно чтобы построить этот санаторий?
– Триста тысяч рублей.
– Ну так вступаю в ваше общество с вкладом в 300 000 рублей и принимаю его под свое покровительство.
Через несколько дней состоялась закладка этого санатория недалеко от Массандры в присутствии Их Величеств и великих княжон. Несмотря на холод и проливной дождь, государыня императрица и великие княжны присутствовали в одних белых платьях.
Еще два случая живо мне вспоминаются: один радостный, другой весьма печальный.
1. Сижу однажды в своем номере, как вдруг, даже не постучавшись, влетает в комнату запыхавшийся командир 1-й роты Виленского полка капитан Коваленко, подает мне бумагу и с трудом выговаривает:
– Час тому назад государь император вошел в караульное помещение роты, повелел подать постовую ведомость и собственноручно написал в ней, что изволите прочесть.
В поданной постовой ведомости было написано: «Сего числа обошел все посты роты. Все часовые несут службу исправно, твердо знают свои обязанности, на вопросы отвечали смело и толково. Николай».
Я поздравил капитана Коваленко, научил, как зафиксировать подпись, чтобы она от времени не слиняла, и поручил поздравить роту от меня.
Написав этот случай, вдруг вспомнил еще один. Около того же времени к часовому у калитки подошли состоявшие при государе флигель-адъютанты Дрентельн[273] и князь Трубецкой[274] и хотели пройти через калитку на тропинку, на которую имел свободный доступ только государь император. Часовой не пропустил их. Напрасно они настаивали, доказывая часовому, что они состоят при Его Величестве и имеют право всюду проходить, часовой оставался тверд на своем: кроме государя императора никого пропустить не могу.
В это время подошел гулявший государь и спросил их, в чем дело. Когда они рассказали, как было, государь улыбнулся и, обращаясь к часовому, сказал:
– Пропусти. Я за них ручаюсь.
Часовой тотчас же ответил:
– Если Вашему Величеству угодно, то я обязан пропустить, – и стал в стороне, открыв доступ в калитку.
2. Печальный случай заключался в следующем:
Я только что в то утро подробно осмотрел стоявшие в Массандре роты Литовского полка. Несмотря на трудность их караульной службы, роты представились отлично и смело могли соревноваться с самыми твердыми ротами в полку. Поблагодарив всех, я простился с ними и оставил их в том радостном настроении, которое получается только тогда, когда представившиеся сами внутри чувствуют, что действительно все было вполне хорошо.
Не успел я войти в гостиницу, как меня догнал полковник Моисеев, бледный как полотно, и доложил:
– Только что вы успели отъехать, как подали телеграмму, что сегодня на аэродроме на Каче погиб капитан Андреади.[275]
Капитан Андреади был сам первоклассный летчик и лучшей учитель на Каче. Полк гордился им, и его смерть была действительно тяжелой потерей для нашего молодого воздухоплавания. Похоронили мы его на нашем военном кладбище в Симферополе. Похоронили почетно, как редко кого хоронят. Архиепископ Таврический Высокопреосвященный Димитрий встретил тело на вокзале, сам совершил отпевание в кафедральном соборе и проводил тело до самой могилы. За гробом, который несли на руках офицеры и солдаты Литовского полка, шли все военные во главе с командиром корпуса и масса частных лиц. Вся могила была покрыта венками и букетами цветов.
Вскоре после 6 декабря государь император выехал в Царское Село, по пути под Севастополем, на реке Каче, посетил школу военных летчиков и присутствовал на освящении только что законченного здания под школу.
Прощаясь с нами, государь отпустил меня со словами:
– Ваши войска истинно радуют меня.
Продолжительное пребывание государя в Ливадии ни в чем не задерживало систематического обучения войск. Уверенный в близости европейской войны, я прилагал все усилия к подготовке каждого бойца к действию в рассыпном строю, к втягиванию войск в труды полевой службы и, превыше всего, к сближению между собой различных родов оружия, особенно пехоты с артиллерией, и успел добиться в этом отношении прочных результатов. Эта сплоченность корпуса, уверенность пехоты в своей артиллерии оказала нам большие услуги во время войны. Несмотря на ограниченное число тяжелой артиллерии, а иногда, как было при первом наступлении в Карпатах, предоставленные одним своим силам, не было примера, раз мы решили брать позицию и наметили место прорыва, чтобы нам это не удалось. Как только артиллерия, подготовлявшая прорыв, передавала пехоте: «готово», пехота, не колеблясь, вставала, шла вперед, овладевала первой линией окопов и так продолжала идти насквозь, пока не выходила на открытое поле в тылу неприятельской позиции. Этой согласованностью действий, верой в друг друга и объясняется, главным образом, достижение успеха при сравнительно малых потерях, всегда приводивших в удивление генерала Брусилова.
Последний раз пришлось мне видеть Царскую Семью в мае 1914 года, когда Их Величества со всеми детьми сели на яхту «Штандарт» для поездки в Румынию. Государь взошел на капитанский мостик, государыня с великими княжнами стояла на палубе, караул отдавал честь, музыка играла гимн, «Штандарт» плавно отошел от мола и, дав ход, начал быстро удаляться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
