Я запер дверь, выпил стакан сока и достал телефон.
*****
В одном из глубоких подвалов столичного управления КФБ в комнате для допросов за массивным металлическим столом сидел Олег Левашов – изрядно уставший и поникший. Напротив него сидели Милютин и Зотов.
– Олег, этот разговор – исключительно проявление моей доброй воли, – сказал Фёдор Сергеевич. – Я не обязан это делать, да и, если честно, не горю желанием. Но чувствую что надо. Скрывать не стану – ты мне очень неприятен. Скажу больше, я бы с удовольствием придушил тебя или порезал на куски. Причём лично! Но твой отец был моим другом, а слово «друг» для князя Зотова не пустой звук.
Левашов усмехнулся, хотел, что‑то ответить, но в последний момент передумал.
– И не надо так ухмыляться, – сказал Фёдор Сергеевич. – Мы были настоящими друзьями, но боюсь, тебе не понять, что это значит. К моему большому сожалению, ты не унаследовал от своего отца ни порядочности, ни ума.
– Вы здесь, чтобы меня оскорблять? – спросил Левашов.
– Нет. Чтобы рассказать, как мне тяжело осознавать, что твоего отца больше нет среди нас и что я непричастен к его гибели.
– Да теперь‑то уже какая разница?
– Большая! Я хочу, чтобы ты это знал! Мы с твоим отцом познакомились ещё в академии. Наши роды не были близки, но и не враждовали, они просто принадлежали к разным кланам, как и сейчас, но это не помешало нашей с Семёном дружбе. И мы пронесли её через всю жизнь, и венцом этой прекрасной дружбы должен был стать твой брак с моей дочерью. Когда вы с Ариной родились с интервалом в один месяц, мы с Семёном решили: наши дети должны создать семью, и мы должны породниться.
Зотову было тяжело говорить, особенно, глядя в вызывающе наглое лицо Левашова. Но он собрался и продолжил:
– Жизнь меняет людей, перекраивает планы и ставит всё новые и новые задачи. Чем старше мы становились с Семёном, тем меньше времени у нас было для общения. Но я всегда знал: у меня есть друг, за которого я готов отдать жизнь, и который отдаст за меня свою. Ещё совсем недавно я был в этом уверен. Но ты разрушил всё за один день.
– Вы сегодня уже говорили, что я всё разрушил, – съязвил Левашов. – И не раз.
– Я должен был потребовать суда чести, – продолжил Зотов, проигнорировав слова молодого графа. – И я бы это сделал, если бы не Семён. Я не мог причинить такую боль своему другу – видеть, как сына лишают звания дворянина. Но при этом я не простил тебе этот подлый поступок, и не забыл о нём. А потом твой отец приехал ко мне домой и сказал, что не хочет войны. Мы поговорили, разобрали ситуацию и пришли к выводу, что нас кто‑то хочет стравить. В любом случае после твоего поступка не могло идти речи о том, чтобы сохранить дружбу, но и воевать ради чьих‑то интересов нам не хотелось.
– Вы пришли, чтобы читать мне лекцию о том, что я недостоин своего отца? – спросил Левашов.
– Он пришёл, чтобы дать тебе дураку последний шанс! – вступил в разговор Милютин. – И объяснить, что ты пешка в чужой и опасной игре.
– Опять пугаете?
– Ещё не начинал, – ответил глава столичного КФБ. – Но скоро начну. Был бы ты немного умнее, то понял бы, что сейчас ситуация выглядит следующим образом: у нас есть двое потерпевших, которые дали показания, как ты их похищал в составе преступной группы. Они же выступают и свидетелями твоей расправы над неизвестными лицами, которые их охраняли. То, что ты находишься в этом здании, знает не больше десяти человек. И ты должен понять, что выйти отсюда ты можешь только в одном случае – если встанешь на путь сотрудничества со следствием.
– Вы должны предоставить мне адвоката, – как ни в чём не бывало сказал Левашов.
– Должны, – согласился Милютин. – Но не обязаны. Тебя, вообще, здесь нет. Арина Зотова и Роман Андреев дали показания, что расстались с тобой на берегу озера, где сбежали от тебя. Ты официально объявлен в розыск. Мы ищем тебя по всей стране. Если ты пойдёшь на сотрудничество, то, возможно, даже станешь потерпевшим, которым манипулировали. Если нет…
Глава столичного КФБ встал из‑за стола, подошёл к Левашову и очень доверительным тоном произнёс:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– В тот день, когда мне надоест с тобой возиться, я сожгу тебя прямо в этом подвале. Ведь здесь не просто так бетонный пол и железная мебель. От тебя останется лишь горстка пепла, которую я соберу веником в маленькую жестяную баночку из‑под леденцов и поставлю на полочку в своём кабинете. Есть у меня такая слабость – кто‑то коллекционирует монеты, кто‑то картины, а я маленькие жестяные баночки с несговорчивыми дураками внутри. И есть у меня предчувствие, что скоро моя коллекция пополнится.
– Я не боюсь Вас! И я не боюсь, что Вы меня сожжёте!
– Правильно делаешь. Чего там бояться? Дело пары секунд – и ты горстка пепла. Бояться надо другого – что я не сразу тебя сожгу. Но у тебя всегда есть возможность начать сотрудничество. Как надумаешь, сообщи мне через тех людей, которые начиная с завтрашнего дня регулярно будут делать тебе очень больно.
– Вы не имеете права меня пытать! Я всё расскажу!
– Не так уж просто будет что‑то кому‑то рассказывать, находясь в баночке из‑под леденцов, – ответил Милютин и нажал кнопку на столе
Почти сразу же вошли конвоиры, а Милютин с Зотовым покинули допросную. Когда они выходили, вслед им раздался крик Левашова:
– Я требую семейного адвоката и звонок деду!
Иван Иванович снаружи захлопнул дверь допросной и обратился к Фёдору Сергеевичу:
– Я же тебе говорит, что он идиот.
– Согласен, – ответил Зотов. – Идиот клинический. Но, по крайней мере, теперь моя совесть чиста. Я сделал всё, что мог, ради памяти Семёна.
Пройдя длинным коридором к лестнице, Милютин и Зотов и поднялись по ней на первый этаж, где у главы столичного КФБ запищал телефон.
– Так всегда, – усмехнувшись, сказал Милютин и достал телефон. – Выходишь из нашего уютного подвала и куча сообщений о пропущенных звонках.
Иван Иванович хотел просмотреть список сообщений, но телефон зазвонил.
*****
Наконец‑то, вместо уже ненавистного мне голоса робота, я услышал гудки дозвона, и почти сразу же из динамика послышался голос Милютина:
– Слушаю.
– Это человек в банном халате! – сказал я, вспомнив, как мне было велено представляться. – У меня экстренная ситуация, и есть для вас подарок!
На всякий случай я не стал прямо говорить, в чём дело.
– Какой подарок? – спросил Милютин.
– Помните, какой недавно лежал в багажнике внедорожника? Так вот из этой серии, но более ценный.
– Более ценный? Ты уверен?
– Раз в сто ценнее! У меня тот, о ком Вы просили хоть что‑то вспомнить во время нашего последнего разговора.
– Но как? – воскликнул Милютин, и тут же уже совершенно другим, более серьёзным тоном добавил: – Где ты? Точный адрес не называй. Просто скажи пока район города.
– Я в Москве. Район не знаю…
– Стоп! – чуть ли не закричал в трубку Иван Иванович, перебив меня. – Ни слова больше! Где бы ты ни был, быстро уходи оттуда! Бегом! И выключи телефон сразу же после нашего разговора! И не включай его, пока не покинешь Московскую область!
– Но что мне делать с подарком? – воскликнул я.
– Побыстрее перевези его куда‑нибудь подальше от того места, где вы сейчас. Потом найди другой телефон, уйди от подарка не менее чем на три километра и снова набери меня. Я подробно объясню, что делать. А сейчас не теряй время! Беги!
Глава 15
Милютин сбросил звонок, я сразу же выключил телефон и, не удержавшись, взвыл от злости и досады. Мне хотелось как можно быстрее передать кому‑нибудь Егора и спокойно выдохнуть. Но судя по всему, моя эпопея с ним только начиналась, и это меня не радовало.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Но тут же я подумал, что все мои нынешние проблемы – сущая ерунда по сравнению с тем, что переживали те, кого похитили преступники. Им явно было во много раз хуже. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять – ничего хорошего после похищения их не ожидало. И, вообще, не факт, что все они были ещё живы.
