Эта статуя, пожалуй, дошагала бы до самой Ингамарны. Гинта еле её остановила. Та, которая напугала беднягу Даарна, шла через лес, и её больше никто не видел. И наложенные на неё чары были слабее. Эта вышла бы как раз к деревне Суаран. Люди уже заметили, что такие пришельцы из пустыни способны ходить только по прямой. То, что попадается на пути, ломают, что не могут разрушить, обходят. Но если поблизости движется что-то живое, они поворачиваются к нему и начинают преследовать. Сейчас нумады и колдуны охраняют каждую деревню, но лучше бы эти непрошеные гости вообще не появлялись возле населённых мест. В Улламарне и так паника. И скоро она перекинется на другие мины.
Гинту шатало от усталости, по щекам струился пот. Она попыталась вытереть его и только размазала по лицу грязь. На зубах хрустел песок. Ближайшее озеро за лаковой рощей. Озеро Сан. А сразу за ним начинается тот зловещий вирновый лес…
Забравшись на Тамира, Гинта оглянулась. Зверочеловек замер с вытянутыми вперёд когтистыми руками. Он казался живым. Он был красив и ужасен одновременно.
Озеро Сан находилось в глубокой низине, и, глядя на него с Велесовой горы, Гинта нашла, что оно действительно очень похоже на глаз, особенно сейчас, когда в нём отражалось ясное небо. Синий сантарийский глаз, обрамлённый густыми чёрными ресницами — травой шикур.
Вода была холодная и чистая. Гинта быстро ополоснулась и решила напоить Тамира, но хорт ни за что не хотел подходить к озеру. Он испуганно храпел и косился в сторону вирновой рощи.
— Да не бойся ты, — Гинта потрепала хорта по шее. — Мы туда не пойдём.
Она объехала рощу и через лаковый лес направилась к заброшенной деревне Вигане, о которой упоминала старая Мавина. Та сумасшедшая, что называла Диннара своим сыном, пришла оттуда. Тёмная это история, и вряд ли удастся в ней разобраться. Впрочем, сейчас Гинту больше интересовали развалины древнего святилища Двух Богов. Оно должно быть где-то недалеко от Виганы.
Вид заброшенной деревни привёл её в уныние, а засохшие заросли велеса производили и вовсе удручающее впечатление. Когда-то тут рос лучший в Сантаре велес, из которого местные жители делали знаменитое Солнечное вино. Его ещё называют Голубое пламя. Прозрачный, искрящийся нежно-голубой напиток, обжигающий, как огонь. От нескольких глотков начинает кружиться голова. В Ингамарне тоже делают велесовое вино, а времена, когда лучшим считалось вино из Улламарны, похоже, навсегда канули в прошлое.
Мёртвые заросли велеса плавно переходили в мёртвый лундовый лес. Древнее святилище из белого турма совершенно терялось среди сухих белых стволов.
"Скоро Улламарна станет краем не только белых гор, но и белых деревьев… И белой бесплодной земли", — подумала Гинта.
Знак над входом в святилище отвлёк её от грустных мыслей. Знак вечности… Здесь он был не совсем такой, как на храме Двух Богов в Мандаваре. Тоже две пересекающиеся прямые, но между четырьмя линиями — не точки, а какие-то фигуры:
Две пары знаков. Каждая представляет собой знак и его зеркальное отражение. Энна — вселенная… Дед говорит: вселенная — это единство времени и пространства, материи и создателя. Время на танумане — карн. Отсюда имя бога времени. Пространство — Жнн. Первого звука в современном сантарийском нет. Его трудно произносить. Что-то между [э], [о] и [у]. В древнем языке он чередовался со звуком [э]. Энна «вселенная» и Жнн «пространство» — родственные слова. — Энн-/-Жнн- один корень на разных ступенях чередования. В древнем языке для этого странного звука тоже должен был существовать свой знак. Вернее, своя буква.
Создатель на танумане — рамхад. Возможно, один из этих знаков — символ создателя. И начальная буква этого слова. Первая буква слова часто становится символом и наоборот. Один из четырёх знаков изображён на уллатиновой пластинке, найденной Гинтой в святилище водяных богов. Почему она решила, что это [р]? Почему она решила, что на пластинке написано эйр…? Ей это приснилось. Далёкой зимней ночью. Она пыталась открыть дверь. "Когда ты найдёшь ответ, дверь откроется сама…" Она лишь чуть приоткрыла её. Эйр — это призыв, а она должна найти ответ.
Если знак
— символ создателя и начальная буква слова рамхад, то отражение этого знака должно быть символом материи. И начальной буквой слова со значением «материя». Но ведь живая материя — это гинн… Нет, что-то не то. Гинта сжала ладонями виски, стараясь сосредоточиться. Она знает, какая буква передаёт на письме звук [г]. Может быть, есть другое слово со значением «материя»? Гинн — это земля, это плоть, это твёрдая материя. Должно быть другое слово, которое начинается со знака
.
Лёгкий стук вывел её из задумчивости. На пол святилище посыпались мелкие камешки. Это отвалился кусок рельефа, изображающего узколицего, бородатого бога. Кто это? Нэффс или Танхаронн? От второй фигуры почти ничего не осталось. Такое впечатление, что кто-то специально стесал её со стены. А эта была покрыта сетью трещин. Огромные продолговатые глаза смотрели на Гинту с насмешливым безразличием. Она заметила на месте глазных яблок дыры. Видимо, когда-то здесь были вставлены камни: у одного танариты, у другого наулиды1. Интересно, какие глаза были у этого, сохранившегося? Что это за бог?
Ночью ей снился страшный сон. Статуя юноши, которую она встретила в пустыне, преследовала её верхом на каменном мангуре. Гинте никак не удавалось снять с неё чары, она только могла ненадолго её останавливать и старалась за это время убежать как можно дальше. Смертельно усталая, она укрылась в древнем святилище Двух Богов. Но каменный человек и каменный зверь принялись разрушать ветхое строение. Святилище содрогалось от тяжёлых ударов, со стен сыпалась каменная крошка, а покрытый трещинами бог смотрел на Гинту с таким презрением, что ей стало стыдно и страх улетучился. "Интересно, какие у него были глаза", — подумала девочка. И вдруг увидела перед собой статного, красивого мужчину средних лет, в длинном сером одеянии, с серебряным обручем вокруг головы. Худощавое синеглазое лицо показалось ей знакомым. "Не всё ли равно, какие они были, — сказал он. — Мы сделаем так, как нам хочется. Пусть тот, кого ждут, придёт". Последним видением была статуя зверочеловека, с мольбой протягивающего к ней свои когтистые каменные руки.
Проснувшись, она услышала тяжёлый топот, который звучал всё ближе и ближе, и на какое-то мгновение её холодной волной накрыл страх.
"Что за глупости! — пристыдила она себя. — Это всего лишь всадник".
Гинта поняла, кто говорил с ней во сне. А он был очень даже хорош собой, великий нумад древности. Наверное, женщины любили его. Возможно, она бы тоже влюбилась… В кого? В себя? Гинта невольно рассмеялась.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
