Рыкун поставил кувшинчик на стол, словно специально давая рассмотреть начертанный на нем узор, и Шавкан почти сразу же в изумлении приподнялся с кресла.
— Откуда у тебя это чудо?! — воскликнул трижды посвященный, протягивая к кувшинчику руку и словно бы не решаясь взять его.
— Я не видел такой посуды вот уже лет пятнадцать! — удивленно покачивая головой, проговорил Варяг, также не сводя взгляда с кувшинчика.
— А я вообще только слышал об этом вине! — самодовольно ответил Рыкун и вдруг хлопнул ладонью о ладонь. — А вот мы его сейчас и попробуем!
Его гости не успели возразить, а может быть, и не очень-то хотели. Медведь схватил кувшинчик, одним щелчком сколупнул темно-коричневый воск печати и выдернул тщательно притертую пробку. В то же мгновение по комнате разлился сладковатый, щекочущий ноздри запах, и Рыкун с неким даже вожделением прошептал:
— Медок!!!
Вино разлили не в бокалы, а в небольшие чашечки тонкого фарфора. Затем все трое взяли чашки в руки, чуть подогрели вино в ладони и… сделали по глотку.
Рыкун ревнивым глазом покосился на своих гостей, словно проверяя, насколько они оценили его неслыханную щедрость, но и Варяг, и Шавкан прижмурились от удовольствия и не видели этого взгляда. В столовой на минуту повисло молчание, а затем Варяг мечтательно проговорил:
— Ну, уважаемый Рыкун, этот праздник я запомню на всю жизнь! Такое несказанное удовольствие мне уже, наверное, вряд ли когда-либо доведется испытать!
— Присоединяюсь к мнению уважаемого Варяга… — подал голос Шавкан. — Этот праздник Нарождающегося Медведя действительно незабываем и… неповторим.
Когда гости в сопровождении своих слуг покинули большую столовую трижды посвященного Рыкуна, тот подошел к узкому окошку, пробитому в толстой каменной стене, и взглянул на темное небо. И прямо в его глаза блеснул оранжевый блик Волчьей звезды. Медведь недовольно поморщился, ему вдруг показалось, что эта блуждающая звезда специально пристроилась прямо за окном его столовой, чтобы подсматривать, что там происходит, и сообщать… Вот только он не знал, кому и каким образом она может сообщить то, что увидела сегодня ночью.
На следующее утро, ближе к концу часа Жаворонка, хорошо отдохнувший после ночного пира Рыкун вошел в свою малую лабораторию, где новый ученик как раз заканчивал перемывать лабораторную посуду. Тороп обернулся на тяжелые шаги медведя и, увидев входящего наставника, поклонился.
— Солнце встало — Мир проснулся!.. — громко и четко проговорил юноша и увидел, как трижды посвященный вздрогнул, а затем вдруг остановился в дверях лаборатории с таким видом, словно забыл, зачем пришел. Он долго смотрел на ученика и наконец медленно, заплетающимся языком ответил:
— Будет день богат добычей!
«Да? — саркастически подумал про себя Тороп. — Интересно, кто именно будет сегодня с добычей?! Мне-то точно сейчас „обломится“… новая работенка».
Однако наставник продолжал молча смотреть на ученика, как будто ожидая от него еще каких-то слов, а затем повернулся и все так же, не говоря ни слова, удалился.
Спустя полчаса Вершитель получил сигнал, что его разыскивает трижды посвященный Рыкун. Он ответил на вызов и «услышал» странно вялую, безразличную мысль:
«Уважаемый Кануг, могу ли я потревожить тебя в твоих занятиях?»
«Я слушаю тебя, уважаемый Рыкун», — отозвался Вершитель, удивившись про себя — должно было случиться что-то действительно из ряда вон выходящее, раз трижды посвященный медведь побеспокоил его утром.
«Я должен признаться тебе, Вершитель, — потекла по-прежнему вялая, лишенная эмоций мысль Рыкуна, — что преступил кодекс посвященных…»
«Когда?» — резко перебил мысль трижды посвященного Вершитель.
«Уже давно… — не меняя напряженности мысли, ответил Рыкун. — Еще до своего третьего посвящения. Я получил недозволенную помощь при третьем посвящении в обмен на услуги трижды посвященного…»
«Почему ты решил признаться теперь?» — спросил Вершитель, понимая, что ответ, в общем-то, не имеет значения.
«Надоело все… — тем же индифферентным тоном ответил Рыкун. — Сколько можно?»
И «замолчал».
«Что ты собираешься делать?! — жестко спросил Кануг и тут же сам ответил на свой вопрос: — Тебе придется принести покаяние перед Советом посвященных и подчиниться его решению!»
«Нет… — даже противоречил Вершителю Рыкун с полным безразличием. — Я не выйду с этим на Совет… я лучше… уйду… — и, после короткой паузы, добавил: —…у тебя я прошу одного, пусть Совет не слишком меня позорит…»
Только теперь в мысли медведя появился слабый намек на горечь. Но сразу после этого его мысль оборвалась.
«Ничего не делай!! Я сейчас буду у тебя!» — послал тревожную мысль Вершитель, понимая, что она уходит в никуда, что ее уже некому принять. Тем не менее, он, даже не переодеваясь, выскочил из своего кабинета и бросился в Темную башню, на ходу посылая мысленную просьбу всем членам Совета прибыть в апартаменты Рыкуна. Спустя пять минут Кануг в сопровождении открывшего ему дверь Торопа вошел в кабинет трижды посвященного Рыкуна.
Медведь сидел за своим рабочим столом, свесив голову на грудь, и казался уснувшим. Однако Вершитель сразу же понял, что он мертв!
Подойдя к столу, Кануг внимательно оглядел расслабленное, осевшее в кресле тело, затем обошел стол и прикоснулся двумя пальцами к шее под ухом. Через секунду он опустил руку, кивнул своим мыслям, и в этот момент в кабинет вошел Остин. От порога, окинув взглядом кабинет, он мысленно обратился к Канугу:
«Мертв?..»
«Да, — не поднимая головы, ответил Вершитель, — умер только что, не прошло и десяти минут».
«Причина?..»
«Пока не знаю…»
И тут вдруг подал голос ученик Рыкуна:
— Как же так? Я же видел наставника всего несколько минут назад, он был в полном здравии!
Вершитель взглянул на Торопа, тот явно был растерян и испуган.
— Расскажи подробно, где и когда ты видел трижды посвященного.
Тороп отлепился от стены возле двери, к которой прижимался с того момента, как вместе с Вершителем вошел в кабинет, судорожно сглотнул и заговорил быстро, чуть сбивчиво:
— Я выполнял задание наставника, которое он мне дал вчера перед началом праздничного ужина… мыл посуду. Наставник пришел в лабораторию в самом конце часа Жаворонка, и я его приветствовал, как обычно по утрам…
— Как именно?! — неожиданно спросил Остин, резко повернувшись к Торопу.
— Солнце встало — Мир проснулся! — проговорил юноша, повернув голову в сторону трижды посвященного.
— А как выглядел трижды посвященный Рыкун? — поинтересовался Кануг.
— Как обычно, — не задумываясь, ответил Тороп, — и ответил, как обычно…
— Как?! — переспросил Остин.
— Будет день богат добычей… — снова повернулся ученик к Вершителю. — Потом постоял немного и… ушел. Но он был совершенно здоров и… вообще, выглядел нормально!
— В конце часа Жаворонка… — задумчиво повторил Остин. — Получается, в последние полчаса случилось нечто такое, что…
Он быстро обошел стол, двумя пальцами правой руки откинул голову Рыкуна на спинку кресла, а большим пальцем левой приподнял веко медведя и пристально всмотрелся в уже остекленевший глаз.
— Он сам остановил свое сердце! — с уверенностью заявил Остин, повернувшись к Вершителю.
— И все-таки надо будет провести все необходимые исследования, — твердо ответил Кануг.
В тот же день поздно вечером, когда уже истаивал час Вепря, в малом зале собрался Совет посвященных. Свет в зале, согласно обычаям Совета, был приглушен, так что для обычного глаза отличить членов Совета друг от друга не было возможности, но сами члены Совета достаточно хорошо ориентировались даже в полной темноте, так что полумрак для них давно стал простой проформой.
Вершитель, оглядев тяжелым взглядом членов Совета, негромко проговорил:
— Вы уже знаете, что сегодня утром член Совета, трижды посвященный Рыкун из стаи восточных медведей, остановил свое сердце. Однако вам не известно, что за несколько минут до этого он связался со мной и сообщил, что он преступил кодекс посвященных.
