Шон видел, что это женщина, одна из тех, что сопровождают лагеря мау-мау, но для него она была жестока и порочна не меньше мужчин. Она вышла на открытое место у погасшего костра. На ней была только короткая юбочка из какого-то светлого материала. Груди острые и высокие, кожа в мягком утреннем свете гладкая и блестящая, как только что добытый антрацит.
Она пошла прямо к Шону, и хотя ее походка еще была неуверенной спросонья, он видел, что женщина молода и красива. Еще несколько шагов, и она наткнется на него… но тут она остановилась и зевнула, показав ровные белые зубы, блеснувшие в мягком сером свете.
Девушка подняла юбку к талии и присела лицом к Шону, раздвинув колени и глядя под себя, когда начала мочиться. Моча лилась с шумом, острый аммиачный запах ожег Шону ноздри.
Шон был так близко, что ему даже не пришлось поднимать «гиббс» к плечу. Он выстрелил ей в живот. Тяжелое ружье подскочило у него в руках; пуля подбросила девушку в воздух и еще там разорвала надвое, проделав в спине отверстие, в которое прошла бы ее голова. Девушка сложилась, вялая и обмякшая, как брошенная одежда, и упала на грязную лесную землю.
Из второго ствола Шон выстрелил в мау-мау, выскочившего из ближайшего шалаша. Выстрел из «гиббса» прозвучал как звон захлопнувшейся стальной двери, и с разорванной грудью человека отбросило назад в шалаш.
Еще два патрона Шон держал пальцами левой руки; он открыл казенник, стреляные гильзы вылетели у него над плечом, он одним движением вложил новые патроны и закрыл ружье.
Теперь звучали выстрелы из «брена» и «стерлинга». Вспышки были яркие и красивые, как волшебные огоньки, они сверкали и искрились, пули свистели между листьями – «тиу, тиу, тиу» – и, резко срикошетив, отлетали в лес.
Шон выстрелил снова, и пуля из «гиббса» свалила еще одну обнаженную фигуру, швырнув на землю, словно налетевший паровоз. Шон снова выстрелил, на этот раз навскидку, но мау-мау в этот момент отпрыгнул. Пуля попала ему в плечо и оторвала руку, так что та повисла обрывками плоти, когда мау-мау разворачивался. Громыхнул «стерлинг» Реймонда и свалил его.
Шон перезарядил «гиббс» и выстрелил направо и налево, каждым выстрелом убивая наповал. К тому времени как он зарядил оружие снова, лагерь окутала тишина, «брен» и «стерлинг» замолчали.
Ничто не двигалось. Все трое были прирожденными стрелками и стреляли почти в упор. Шон ждал целых пять минут. Только дурак сразу кидается к добыче, какой бы мертвой она ни казалась. Потом он осторожно поднялся на колени, прижимая ружье к груди.
Последний мау-мау не выдержал. Он притворялся мертвым в дальнем убежище и правильно рассчитал, когда охотники расслабятся и начнут двигаться. Мелькнув, как черный кролик, он метнулся в заросли бамбука на дальней стороне поляны. «Брен» Алистера был закрыт стеной ближайшего шалаша; тем не менее Алистер выстрелил, и пуля прошила пустой шалаш. У Рея на речном берегу положение для выстрела было лучше, но он запоздал на долю секунды: холод пробудил лихорадку в его крови, и его руки дрожали. Бамбук поглотил легкие девятимиллиметровые пули, словно Рей стрелял в стог сена.
Первые десять шагов бегущего мау-мау закрывала от Шона стена ближайшего шалаша, потом, когда мау-мау нырнул в бамбук, Шон лишь на мгновение увидел его силуэт, но он уже поворачивал короткий двойной ствол, словно бегло стрелял по летящему франколину. И хотя больше не видел добычу в густых зарослях, продолжал поворачивать оружие по линии бега, инстинктивно ведя его. «Гиббс» гневно взревел, алое пламя вырвалось из его дула.
Тяжелая пуля ушла в чащобу бамбука, и Матату рядом с Шоном радостно закричал: « Piga!– Попал!» Он услышал, как пуля вошла в живую плоть.
– Возьми кровавый след! – приказал Шон, и маленький ндоробо пробежал через поляну. Но в этом не было необходимости: мау-мау лежал там, где упал. Пуля пробила листву и ветви, ни на дюйм не отклонившись от траектории.
В лагерь, держа оружие наизготовку, вошли Алистер и Рей и принялись осматривать тела. Одна из женщин мау-мау еще дышала, хотя на ее губах пузырилась кровь, и Рей добил ее из своего Стэна выстрелом в висок.
– Убедись, что никто не ушел, – приказал Шон Матату на суахили.
Маленький ндоробо быстро обошел лагерь по кругу в поисках уходящего следа и вернулся, улыбаясь.
– Все здесь, – торжествующе сказал он. – Все мертвы.
Шон бросил ему «гиббс» и достал из ножен на поясе охотничий нож.
– Черт побери, парень, – сказал Рей Харрис, когда Шон направился к телу первой девушки. – Это уж слишком кровавый конец.
Он и раньше видел, как Шон это делает, и хотя Рей был суровым, черствым человеком и тридцать лет зарабатывал на жизнь кровью и стрельбой, его затошнило, когда Шон склонился к трупу, поглаживая лезвие ножа ладонью.
– Ты стал слишком мягок, старик, – улыбнулся ему Шон. – Ты ведь знаешь, из них получаются прекрасные кисеты, – сказал он, взял рукой грудь мертвой девушки и натянул кожу для первого удара ножом.
* * *
Шаса застал Гарри в зале заседаний. Гарри всегда приходил на двадцать минут раньше других членов совета, просматривал компьютерные распечатки и другие заметки, в последний раз проверял факты и цифры перед началом заседания. Перед введением Гарри в состав совета директоров Шаса и Сантэн поспорили.
– Можно погубить пони, слишком сильно его подгоняя.
– Мы говорим не о пони и не о поло, – ядовито возразила Сантэн. – и никто никого не подгоняет. Продолжая твою метафору, Шаса, он зажал удила зубами, и если мы попытаемся сдержать его или повернуть назад, то либо совсем разочаруем, либо заставим сорваться и идти самостоятельно. Пора чуть-чуть ослабить поводья.
– Но меня ты заставила ждать гораздо дольше.
– Ты был поздно цветущей розой, а война и прочие дела задержали тебя. В возрасте Гарри ты еще летал на «харрикейнах» и гонял над Абиссинией.
И вот Гарри
