— Я для тебя не принц из золоченых залов с мягкими креслами, Летти, — просто сказал Джефф. — Если и пожелал бы — не смог бы им стать.
— Я этого и не хочу, — хрипло ответила Летти.
— Не особенно я отважен, силен и не то чтобы герой. Мне гораздо уютнее у письменного стола, нежели в черном плаще. А кадриль я танцую весьма скверно. — Джефф взглянул на жену со всей серьезностью. — Но весь я, какой есть, — твой, если я тебе нужен.
Одна эта фраза говорила о большем, нежели если бы он встал перед Летти на колени.
Тут она вдруг поняла, что он умышленно пошел ее путем. Собрал все ее недостатки и превратил их в свои. Вывернул наизнанку чувство собственного достоинства и предложил его ей, рукоятью вперед, точно рыцарь, отказывающийся от оружия. Право выбора было за Летти.
Его великодушие растрогало ее чуть не до слез. Растрогало и отозвалось в душе столь мощным приливом чувств, что захватило дух. Ее нисколько не интересовали черные плащи, нимало не смущало, что Джефф не умеет танцевать кадриль и что предпочитает людям книги, лишь бы в царстве его книг нашлась комната и для нее.
— Нужен, — сказала она, с трудом заставляя себя говорить. — Очень нужен.
— Со всеми изъянами и недостатками?
— С нарывами, фурункулами и карбункулами, — торжественно заверила мужа Летти.
— Надеюсь, мы обойдемся без подобных страстей…
Летти любила видеть, как искрились его глаза, когда он улыбался, как кривились губы и как на лоб падала тень от темных волос.
— Недостатков вполне достаточно, — прибавил Джефф.
— И вонючей соломы. — Летти сморщила нос, только теперь обратив внимание, как жутко пахнет от ее ног и рук. — Чудесное место для объяснений в любви, ничего не скажешь!
Взгляд Джеффа многозначительно скользнул на ее губы, отчего щеки Летти вспыхнули, точно от взрыва сотни ракет.
— А к экипажам у нас определенно настоящая страсть. — Он обнял ее за талию и привлек к себе.
Сама не своя от счастья, Летти посмотрела вокруг — на потрескавшиеся старые доски да выпачканную кровью солому — и подумала, что не променяла бы эту полуразвалившуюся старую колымагу ни на какие золоченые залы.
— Это не экипаж, — возразила она, снова поворачиваясь к мужу, — а жалкая телега.
Джефф вскинул брови:
— Какая нам разница?
Летти приподнялась на цыпочки и обхватила его шею руками.
— Никакой. Ровным счетом никакой.
Какое-то время после этой последней фразы ни виконт, ни виконтесса Пинчингдейл не помнили слов. А когда возобновили разговор несколько позднее, единодушно решили, что будь то телега или экипаж — для некоторых приятных дел хороша любая повозка.
Глава 31
— Уходит? — Я отнюдь не изящно выгнула шею, но прихожую из-за двери было почти не видно. — А как же ужин?
Я планировала подойти к Колину, лишь когда он набьет живот вкусностями. Сама я, ветеран подобных пиршеств, прекрасно знала, сколько кусков тыквенного пирога способны отправить меня в ступор. Новичок же, не подозревающий, что от индейки и начинки непременно нападет сонливость, в два счета становится их жертвой.
Если, конечно, не уйдет до ужина.
Миссис Харрингтон, не понимая, что на самом деле происходит, махнула рукой:
— Он сказал, что поедет куда-то еще. Но Серена весь вечер пробудет с нами, верно ведь, дорогая?
— Пэмми так настаивала. — Не пряталась ли колкость под спокойным голоском Серены? Или мне это только показалось? Так или иначе, ее брат уходил.
Я должна была догнать его и поговорить с ним — наверное, эта мысль возникла у меня в голове с самого начала, — хоть понятия не имела, интересую ли я его и чувствует ли он, что я им пренебрегаю (пусть только потому, что мне казалось, это ему на меня плевать). Твердо я знала лишь одно: если сейчас я простою на месте, буду чувствовать себя ужасно весь остаток вечера, и вовсе не от обжорства.
Не в Ирландию же мне за ним предстояло ехать.
— Прошу прощения. — Я вскочила с диванного подлокотника, на который присела, так резко, что трепыхнулись отдельные пряди волос Серены — чуть взлетели и опустились, точно стайка голубей на Трафальгарской площади. — Я сейчас.
Протолкавшись к выходу, я выскочила в прихожую. Она была небольшая — узкий прямоугольник с парадной дверью в одном конце и садовой — в другом. Вряд ли Колин вышел в сад: перепрыгивать через ограду вышло из моды несколько веков назад вместе с лютней и мужскими панталонами. Но и парадная дверь как будто не хлопала, впрочем, в гостиной слишком громко болтали.
Было еще одно местечко, где мог оказаться Колин. Скрестив пальцы, я вошла в комнатушку, теснившуюся между кухней и гостиной и служившую подобием гардероба. Разумеется, Колин был здесь — с сосредоточенным видом перебирал одинаковые плащи на переносной алюминиевой вешалке в поисках своего. Я мысленно поблагодарила производителя плащей. Если бы не отличительные черты — пятно от кофе на рукаве, завалявшийся в кармане мусор, — тогда один «Берберри» было бы невозможно отличить от другого. Свой я находила по давнишнему билетику в кино, на «Блондинку в законе», сеанс, начинавшийся в девять сорок. Билет лежал у меня сотню лет в левом кармане.
Услышав стук каблуков по деревянному полу, Колин повернул голову.
— Уходишь? — вежливым тоном спросил он.
— Нет. Но мне сказали, уходишь ты. — Само собой, Колин уходил — ведь он искал свой плащ!
Он как раз вытягивал «Берберри». Не исключено, чужой.
— У меня другие планы.
— Миссис Харрингтон сказала.
Представляя себе эту беседу в гостиной, я думала: ну что тут особенного? Теперь же, когда Колин — живой, не воображаемый — стоял передо мной, надевая плащ, я понимала, что на деле все гораздо сложнее. Во всех беседах, которые я себе рисовала, он безмолвно выслушивал меня и в заключение говорил: «Ты совершенно права».
В мечтах куда проще общаться с людьми.
— Послушай, — сказала я, делая шаг вперед. — Я только хотела сказать… Это ужасно.
Колин моргнул, засунув руку в рукав.
— Ты о чем?
— Об аварии, о вашей маме. Почему ты не сказал мне? Я бы тут же уехала.
— Среди ночи?
— Наверняка можно было вызвать такси. Ну, или переночевать в гостинице. Я бы сразу ушла. Зря ты ждал из-за меня до утра. Мне теперь страшно неудобно.
— Перестань. — Глаза Колина заблестели в самых уголках, будто начавший таять северный ледниковый покров. — Все равно мне так и не удалось выяснить, есть ли ночной самолет.
— Если бы удалось, надеюсь, ты выставил бы меня без лишних церемоний.
— И раздумывать бы не стал! — воскликнул Колин.
