Таким образом, мы теперь знаем, где надо искать твердой точки опоры вне взаимодействия наступления и обороны, а именно - в обороне.
Если это заключение правильно, то для обороняющегося должны существовать побудительные причины, определяющие его поведение даже тогда, когда он еще ничего не знает о том, что будет делать наступающий, причем эти основания должны быть достаточными, чтобы дать назначение средствам борьбы. Наоборот, наступающий, до тех пор, пока он ничего не знает о своем противнике, не должен иметь никаких побудительных причин, определяющих его поведение и характер применения его боевых средств. У него не должно быть данных предпринять что-либо другое, как только захватить боевые средства с собой, т.е. овладеть чем-либо при помощи своей армии. Это отвечает действительности, ибо создать боевые средства еще не значит распорядиться ими, и наступающий, который берет их с собой, исходя из совершенно общего предположения, что они ему понадобятся, и который имеет в виду овладеть страной при помощи армии, вместо того чтобы сделать это при помощи комиссаров и прокламаций, этим еще не выполняет никакого положительного военного акта, между тем обороняющийся, который не только собирает свои боевые средства, но и размещает их в соответствии с тем, как он намерен вести борьбу, впервые проявляет деятельность, к которой действительно подходит понятие войны.
Второй вопрос заключается в том, какого рода будут те побудительные причины, которые теория может установить для обороны еще до возникновения определенной мысли о самом наступлении. Очевидно, что таким побуждением будет продвижение противника с целью овладения, мыслимое вне войны, но дающее точку опоры для первых положений военной деятельности. Этому продвижению вперед оборона должна воспрепятствовать, следовательно, угрожающее продвижение должно мыслиться в связи с территорией страны, таким путем возникают первые, самые общие указания для обороны. Раз таковые установлены, с ними соразмеряется наступление, а из рассмотрения средств, которыми располагает последнее, получаются новые уточнения для обороны. Тут и возникает взаимодействие, за которым теория в своем исследовании будет наблюдать, пока она находит добываемые этим путем выводы достойными внимания.
Этот небольшой анализ был необходим, чтобы придать большую ясность и определенность нашим последующим рассуждениям; все это я пишу не для поля сражения, да и не для будущего полководца, а для сонмища теоретиков, которые до сих пор слишком легко обращались с этой проблемой.
Глава восьмая.
Виды сопротивления
Понятие обороны тождественно с отражением; в этом отражении заключено выжидание, а последнее составляет для нас главный признак обороны, и в нем мы видим главное ее преимущество.
Но так как оборона на войне не может быть исключительно одним претерпеванием, то и выжидание может быть ее абсолютным, а только относительным; предмет, к которому оно относится, является в пространстве или страной, или театром войны, или позицией, во времени же - войной, кампанией или сражением. Что эти предметы представляют не неизменные единицы, а лишь центральные пункты известных областей, которые переходят одна в другую и друг с другом сплетаются, нам хорошо известно; однако в практической жизни приходится часто довольствоваться лишь группировкой явлений, не проводя между ними строгих граней; к тому же эти понятия приобрели в самой практической жизни достаточную определенность, и вокруг них удобно сосредоточивать все остальные понятия. Таким образом, оборона страны лишь выжидает наступления на страну, оборона театра войны наступления на театр войны, оборона позиции - наступления на позицию.
Каждая позитивная, а, следовательно, более или менее носящая характер наступления деятельность, которую после этого момента проявит обороняющийся, не упразднит понятия обороны, ибо главный ее признак и главное ее преимущество - выжидание - уже имело место.
Понятия, связанные с временем, - война, кампания, сражение, сопровождают понятия страны, театра войны и позиции, а потому имеют одинаковое отношение к этому вопросу.
Следовательно, оборона состоит из двух разнородных частей - выжидания и действия. Тем, что мы отнесли первое к определенному предмету и, таким образом, предпослали его действию, мы сделали возможным соединение обеих в одно целое. Но акт обороны, особенно акт крупный, как кампания или целая война, не будет состоять во времени из двух крупных половин: первой, во время которой только выжидают, и второй, во время которой только действуют, но из смены этих двух состояний, причем выжидание может протягиваться красной нитью в течение всего акта обороны.
Мы придаем этому выжиданию столь крупное значение только потому, что этого требует природа нашего предмета; и если в теориях, господствовавших до сих пор, оно никогда не выдвигалось как самостоятельное понятие, то в практической жизни, хотя часто и бессознательно, оно постоянно служило путеводной нитью. Выжидание составляет такую основную составную часть военного акта в целом, что последний без первого едва ли представляется возможным, и мы поэтому впоследствии еще часто будем к нему возвращаться, изучая его воздействие в динамической игре сил.
Теперь мы займемся выяснением того, как начало выжидания тянется через весь акт обороны и какие различные ступени отсюда возникают в обороне.
Дабы установить наши представления на более простом предмете, мы отложим до части, в которой будем говорить о плане войны, рассмотрение вопроса об обороне страны, в котором наблюдается большая разносторонность и сильнейшее влияние политических факторов. С другой стороны, оборона позиции в сражении является предметом тактики, и лишь весь ее акт как целое составляет исходную точку стратегической деятельности; таким образом, мы лучше всего можем выявить условия обороны на вопросе обороны театра войны.
Мы сказали: выжидание и действие, - причем последнее всегда явится ответным ударом, т.е. реакцией, - составляют две существенные части обороны: без первого она не являлась бы обороной, а без последнего она не была бы войной. Эта точка зрения уже раньше привела нас к взгляду, что оборона не что иное, как более сильная форма ведения войны для более верной победы над противником; такого взгляда мы должны решительно придерживаться частью потому, что только он в конечном счете спасает нас от абсурда, частью потому, что чем отзывчивее и ближе мы к нему держимся, тем более мощным явится весь акт обороны.
Может иметь место попытка провести различие в реакции, составляющей вторую необходимую часть обороны, и признавать лишь ту часть ее, которая является собственно отражением - отражением от страны, от театра войны, от позиций, - необходимою частью обороны, имеющею место лишь постольку, поскольку этого требует безопасность обороняемых предметов; на возможность же дальнейшей реакции, переходящей уже в область действительного стратегического наступления, будут смотреть, как на предмет чуждый и безразличный для обороны; но это будет в корне противоречить вышеприведенному нами взгляду; отсюда мы и не можем смотреть на такое различение как на нечто существенное, и настаиваем, чтобы в основе каждой обороны лежала идея возмездия; ибо сколько бы мы в случае удачи ни нанесли урона противнику при первоначальной реакции, все же всегда недоставало бы надлежащего равновесия в динамическом соотношении между наступлением и обороной.
Итак, мы говорим: оборона есть более сильная форма ведения войны для достижения более легкой победы над врагом, и предоставляем обстоятельствам решать, будет ли победа выходить за пределы того предмета, к которому относилась оборона, или нет.
Но так как оборона связана с понятием выжидания, то эта цель победить неприятеля - может существовать лишь условно, т.е. если последует наступление с его стороны. Поэтому, если наступления не последует, то, конечно, оборона должна довольствоваться сохранением находящегося в ее обладании; в этом и заключается ее цель в период выжидания, т.е. ближайшая цель. Лишь довольствуясь этой скромной целью, она может использовать преимущества более сильной формы войны.
Представим себе армию и обороняемый ею театр войны; оборона может заключаться в следующем:
1. Армия может атаковать неприятеля, едва только последний вторгнется на театр войны (Мольвиц, Гогенфридберг).
2. Она может занять позицию вблизи границы и выжидать, пока неприятель не появится перед нею с целью атаки, а в этот момент сама на него напасть (Часлау, Coop, Росбах). Очевидно, в этом случае поведение уже более пассивно, выжидание продолжается дольше; допуская, что неприятельское наступление действительно состоится, мы получим по сравнению с первым случаем лишь небольшой выигрыш во времени или даже никакого. Но может случиться, что у неприятеля не хватит решимости для развертывания перед нами с целью атаки; поэтому сражение, которое при действиях по первому способу непременно должно произойти, при действиях по второму уже имеет шансы не состояться; выгоду от выжидания надо расценивать как более крупную.
