Он пока еще не мог понять всей глубины постигшей его утраты, не мог понять всего пережитого кошмара, но что-то жгло его сердце, и что-то холодное и безжалостное сжималось у него на горле при каждом вдохе. Мысли таяли, подобно льдинкам в теплой прозрачной воде. Словами он не мог бы объяснить, что с ним произошло.
Лорин.
Сначала он увидел голову, потом плечи, и вот в стекле отразилась вся она. Легко, как приливная волна, она шла по тротуару в его сторону.
Волосы ее, откинутые назад, сверкали в лучах солнца. В стекле витрины отразились ее глаза — темно-карие, с белками в красных прожилках, они напоминали орошенную кровью землю. Заглянув в эти бездонные колодцы, Киеу наконец понял, зачем он здесь, ради чего пришел к Линкольн-центру, и словно протрезвел.
Он дышал, ел, пил, урывками спал — но каждую секунду знал, что должен уничтожить Лорин. Теперь, когда Луис Ричтер был мертв, она одна могла связать его и эту квартиру: она одна могла сказать им, что в квартире побывал Ким, вьетнамец Ким, и очень скоро они выяснят, что это был вовсе не Ким. В это время Ким мог находиться где угодно, и видела она не вьетнамца, а другого представителя Юго-Восточной Азии: кхмера.
В руках у нее была нить, потянув за которую Трейси Ричтер выйдет на него и через него — на Макоумера. Безопасность «Ангки» будет под угрозой. Но о Ричтере должны позаботиться, он больше не вернется из Гонконга.
А если ему это удастся?
Значит, Лорин должна умереть, и тогда никто, никто не сможет связать Киеу с убийством Луиса Ричтера. «Ангка» будет сохранена.
Поднимался ветер, сильные порывы его несли за собой холод, который Киеу не выносил. Зима выстуживала кости, леденила кровь. Вновь танцевала апсара — словно ангел мести, храмовая девственница приплясывала в порывах ледяного ветра, набросившегося на улицу, и улыбалась ему через стекло витрины.
Киеу побежал.
* * *
Трейси проснулся от скрипа обшивки и запаха тушеных овощей. Он повернул голову, и из груди его вырвался стон. Он осторожно, двумя пальцами раздвинул на затылке густые волосы и ощупал кожу. От боли Трейси поморщился и едва удержался, чтобы не закричать.
Он попытался сесть, но немедленно дал знать о себе желудок, и он бессильно повалился на циновку. От его собственной одежды шел такой омерзительный запах, что Трейси снова сел. Ухватившись обеими руками за деревянное ограждение, он с трудом поднялся, ноги его предательски дрожали. Он прислонился к мачте и сделал попытку глубоко вдохнуть.
И после первого же вздоха с грохотом повалился в гору кастрюль, сковородок и прочей кухонной утвари.
— О черт! — сквозь зубы выругался Трейси и обхватил руками голову. Только бы в ней прекратили строительные работы! Кто-то усердно орудовал там отбойным молотком, а еще один методично забивал сваю. Не было сил даже посмотреть по сторонам и элементарно выяснить, куда же его занесло. Лодка качалась на волнах, желудок выворачивало наизнанку — вот и все, что он мог сказать об окружавшей его действительности.
Вокруг него раздавались какие-то звуки, и он снова попытался сесть. Снова посыпались кастрюли, и Трейси зажал уши, чтобы не слышать их звона.
— О Господи! — простонал он.
— С вами все в порядке? — приятный негромкий голос говорил на диалекте танка.
— Да, — ответил он автоматически. — Нет... не знаю. Сильные руки приподняли его и осторожно поставили на ноги.
— Вот сюда, — его подталкивали к каюте, из которой он только что выбрался.
— О, нет, — промычал Трейси, — если вы не возражаете, я бы лучше поднялся на палубу.
— Я-то не возражаю. Если у вас достаточно сил, пожалуйста, я помогу вам.
Трейси прищурился, пытаясь рассмотреть в полумраке помещения своего собеседника: плоское лицо, изборожденное морщинами, широко расставленные черные глаза, приплюснутый, типично китайский нос. Это было лицо мудреца, друга и философа — человека, готового придти на помощь.
— Где я? — спросил Трейси. Спутник осторожно поддерживал его за плечи.
— На моей джонке, — ответил человек. — Сейчас мы бросили якорь. А вас выловили из воды, как рыбу.
Его тихий смех больше напоминал громкие вздохи. Они продолжали взбираться по ступенькам.
— Моя внучка пыталась выяснить, не собираемся ли мы съесть вас на ужин?
— И что же вы ей ответили?
— Я сказал: «Нет, ты же видишь, у него нет плавников, хвоста, чешуи», — он снова засмеялся. — Она расстроилась.
— Если это не каприз, придется пойти ей навстречу, — сказал Трейси, и они оказались на палубе. Свежий ветерок растрепал волосы, мягкой ладошкой погладил щеки. Трейси стоял на корме и глубоко дышал. Он оглянулся и увидел, что стал объектом внимания множества рыбаков, которые возились на палубе со снастями.
— Мы — танка, — сказал старик, — нас здесь много. И Трейси наконец вспомнил. Здесь был один из портов, где располагалась плавучая община танка — людей, живших рыбной ловлей. Они работали по пятнадцать часов в день, с раннего утра уходили в море и возвращались заполночь с уловом, чаще всего достаточным, чтобы прокормить их большие семьи. Эти люди были подлинными аборигенами Гонконга, его коренными жителями. Трейси крупно повезло, что именно они подобрали его в заливе, где танка традиционно вели свой промысел.
Сделав несколько шагов по палубе, Трейси схватился за плотный просмоленный парус. Не менее дюжины моряков с интересом разглядывали его. Старик, представившийся как Пинг По, подошел к каждому и познакомил Трейси со своей семьей. Трейси по очереди поклонился каждому из них. Со всех сторон светились желтые огоньки фонариков — Трейси находился почти в самом центре плавучего города. А где-то далеко виднелись зеленые огни порта. Трейси потер лоб.
— Сколько я уже здесь?
— Позвольте-ка, — Пинг По прищурился. — Завтра утром будет ровно двое суток. Да, — он утвердительно кивнул, — именно так, потому что вчера у нас был необыкновенный улов, вдвое больше, чем обычно, — он улыбнулся. — Вы принесли нам удачу.
Он повернулся и подхватил на руки ворох разноцветных лоскутов материи.
— А вот и мой маленький бутончик. Это Ли, моя внучка.
Трейси подошел ближе и в колеблющемся свете масляного фонаря увидел красивое девичье личико.
— Мне очень жаль, что вам не позволили поужинать мною, — с серьезным выражением заявил он. — Надеюсь, вы простите мои дурные манеры?
Девчушка хихикнула, отвернулась от него и зарылась лицом в грудь деда.
Трейси протянул руку и тихонько пощекотал ей спину.
— Можно? — Он вопросительно поглядел на Пинг По.
Старик кивнул и передал ребенка Трейси. Все, кто был на джонке, мгновенно замолкли, с любопытством наблюдая за происходящим.
Почувствовав, что надежный дед куда-то уходит из под нее, Ли взвизгнула, но, очутившись в крепких руках Трейси, мгновенно замолчала. Сунув палец в рот, она удивленно смотрела на него.
— Никогда не видел такой красавицы, — шепотом признался ей Трейси и подошел к борту. Ли доверчиво прижалась к нему и, высвободив одну руку, показала маленьким пальчиком на фосфоресцирующий след за кормой их джонки.
Она рассказала ему, как отец уходит на работу, как рыбачит и как она ждет его возвращения. Трейси вздохнул и еще крепче прижал ее к себе. Удары ее маленького сердца словно наполняли его новыми силами, а новизна ощущения в руках невесомого детского тельца пьянила сознание.
— Ты такой хороший, — сказала вдруг Ли, — как хорошо, что мы не съели тебя.
Трейси засмеялся, и тонкие руки девочки обвили его шею: словно по сигналу, семья ожила, и спустя несколько минут все уже, скрестив ноги, сидели на циновках, а жена патриарха накрывала на стол.
В глиняных чашках подали рыбу с жаренными в перечном масле овощами и ароматным рисом. Трейси поднес свою чашку прямо к лицу и, как истинный китаец, стал ловко орудовать палочками. Во время еды он громко причмокивал, а в конце трапезы рыгнул, давая понять хозяйке, что пища ему понравилась. И в самом деле, он давно не ел с таким аппетитом.
После ужина он снова вышел на палубу и подставил лицо свежему прохладному ветру. Кто-то подошел к нему сзади, но, " демонстрируя отменные манеры, он не обернулся.
— Позвольте от всей души поблагодарить вас за пищу и приют, — торжественно произнес он.
— Пока вы с нами, — тихо проговорил Пинг По, — вам ничто не угрожает. Никто не знает, что вы здесь.
Он встал рядом с Трейси и облокотился на перила, наблюдая за мириадами мерцающих огоньков в воде. В воздухе резко пахло рыбой, но это был приятный, немного терпкий аромат живой рыбы.
— Я видел, как вы оказались в заливе, — старик немного помолчал. — Я перерезал шнур на руках и ногах.
— Теперь все будет в порядке, — в словах старика Трейси услышал намек. — Для беспокойства больше нет повода.
— Вы наш талисман, — дипломатично заметил старик. — С нашей стороны было бы глупо, если не сказать, невежливо торопиться с вами расставаться.