— За мороженым!
Хитрюга решила совместить два удовольствия. Мы поехали на станцию, там был самый большой выбор. Виктор рвался скупить чуть ли не весь ассортимент, я его едва остановила:
— Что ты делаешь? У нее же горло заболит.
Он смутился. Смущенный Виктор — это что-то! Просто экзотическое зрелище! Несмотря на Ксюшины уверения, что у нее никогда-никогда не болит горло, она получила только две порции, я одну, а наш спонсор от мороженого отказался. Потом мы еще немного покатались по окрестностям и завезли Ксюшу домой.
С этого дня началась новая жизнь. Виктор приезжал часто. В будние дни ненадолго, на пару часов, а в выходные иногда и ночевать оставался. Стелила я ему в гостиной на диване.
Как-то в субботу заехала Катюшка с мужем и ребенком, решила наконец посмотреть, что за убежище я себе нашла. Правду ей знать было ни к чему — я соврала, будто сняла дом в долгосрочную аренду.
Они застали Виктора. Катюшка очень удивилась, бросила на меня вопросительный взгляд. Выпив кофе и съев салат, она немного подобрела, долго присматривалась к Виктору. А тот как раз весело учил Мишутку только что придуманной игре. Глядя, как охотно ребенок играет с незнакомым дядей, она оттаяла. А вот дом забраковала:
— Маленький очень, а про участок вообще смешно говорить. Вот видели бы вы дачу моего свекра, просто роскошная! Мы летом проводим там все свободное время. — Адресовала она свой рассказ Виктору.
Тот вежливо слушал, но в глубине его глаз пряталась насмешка. Олег все это время изучал какие-то толстые не то газеты, не то журналы, в разговоре не участвовал и прервал чтение только для еды. Сомневаюсь, что он вообще заметил, где находится. Я-то привыкла к его манерам, Виктор же недоуменно пожал плечами и отвернулся почти с презрением. Вскоре они собрались уезжать. Я проводила ребят до машины. Обнимая меня, Катя обронила снисходительную похвалу в адрес Виктора, кажется, это максимум одобрения, на который она способна.
Я оказалась в странной изоляции. Любаша уже несколько раз обещала приехать показать нового жениха, да все что-то никак не могла выбраться. Котьку с женой я тоже зазывала, хотя и знала, что они все равно не появятся. В конце мая Лиза родила мертвого ребенка и теперь почти не выходила из дому, ни с кем не хотела общаться. В начале сентября они должны были возвратиться в Мюнхен, и Котька очень надеялся, что там бедолага придет в себя.
Мне было трудно, очень трудно видеть Виктора, слышать его, оставаться с ним наедине. И это несмотря на то, что он вел себя настолько корректно, что совершенно не к чему было придраться. В сущности, почти как муж: привозил продукты, иногда готовил, ходил со мной на прогулки, развлекал моих гостей, только спал по-прежнему в гостиной. Когда я вспоминала Наташины слова о нем, то начинала думать, что его наверняка в Москве ждет женщина, может быть, даже не одна. Такие мысли причиняли боль, и в то же время я злилась на свою чувствительность. Но еще больнее было представить нашу близость. После Володи — нет, ни за что! Любые мысли о Викторе приводили к тому, что я упиралась в стену, и сознание того, что я ее возвела, не приносило облегчения. Долго так продолжаться не могло. Я пыталась сказать Виктору, что наши отношения обречены, что у нас нет будущего, но он всякий раз переводил разговор на другую тему.
В конце июля мне стали сниться эротические сны, непременным участником которых был Виктор. В этих снах я не только не противилась, а буквально купалась в блаженстве. Просыпаясь с учащенным пульсом и пересохшим горлом, ругала себя последними словами.
Однажды в субботу после купания я разогревала обед, Виктор после какой-то незначительной фразы так посмотрел, что меня бросило в жар и закружилась голова. Ноги стали ватные, и, чтобы не упасть, я ухватилась за стол. Он сразу же подскочил ко мне, но я только покачала головой и закрыла глаза. Этот взгляд так напомнил мне сегодняшний сон, где я самозабвенно любила его, что я застонала. Виктор, не задавая никаких вопросов, подхватил меня на руки и отнес в спальню. Положил на кровать, нашел лекарство и пришел в ужас: в пузырьке жидкости осталось на донышке, а таблетки и вовсе кончились. Я выпила капли, прислушалась к тому, как постепенно успокаивается сердце, и открыла глаза.
— Наверно, я единственная женщина, которую ты принес на руках в спальню только для того, чтобы дать лекарство?!
Виктор от комментария воздержался, чуть-чуть потоптался возле и вышел.
В понедельник неожиданно приехала Наташа. Я обрадовалась, ведь мы не виделись уже больше месяца, да и в последнюю нашу встречу не смогли толком поговорить. Сначала она рассказала, какая чудесная у нее внучка Дашенька: толстенькая, розовая, с пока еще мутно-голубыми глазками и длинными черными ресницами. Я радовалась вместе с ней, но чувствовала, что у нее за душой что-то есть, не так просто она приехала. И как только повисла первая пауза, я вопросительно посмотрела на гостью, не в силах дольше выносить неизвестность. Наташа торопливо вытащила из сумочки новые лекарства, но я продолжала молчать.
— Женя, я хочу тебя спросить… — Она покраснела и замялась. — Конечно, это не мое дело, но у вас с Витей… Понимаешь, Андрюша сказал, что Витька сам на себя не похож. Больше не смеется, не шутит и рассеянный очень. Он очень дорог мне, я хотела бы помочь и ему и тебе, только не знаю как.
Она замолчала, беспомощно глядя на меня.
— Ты права, Наташа. Я мучаю его, сама страдаю не меньше, а сделать ничего не могу. Это тупиковая ситуация. Нам нужно порвать, раз это единственный выход из сложившейся ситуации.
— Как жаль! Боже мой, как жаль! Помнишь, я говорила, что Витя не умеет любить? Оказалось, умеет, научился, смог. И такой печальный финал. Ты и сама стала как тень, но советчик из меня в этих вопросах никакой. Мне безумно жаль!
Мы прошлись немного в лесу, но у обеих на душе было неспокойно, и прогулка не удалась. На прощание я сказала:
— Наташа, я знаю, что в душе ты сердишься на меня. Нет, сердишься — глупое здесь слово, даже не знаю, какое подобрать. Негодуешь, скорее. Я приношу одни несчастья близким тебе людям, а значит, и тебе. Одни беды и хлопоты. Я так хотела бы, чтобы все было по-другому, но у меня не получается.
— Перестань, Женя! Значит, так уж суждено, а я люблю тебя такую, какая ты есть.
Мы обнялись, и она уехала. И все-таки у меня осталось ощущение, что где-то в глубине души она недовольна. Я на ее месте наверняка бы злилась.
Во вторник жара немного спала, и мне хорошо работалось, я вообще неожиданно почувствовала себя увереннее. Может быть, со мной все в порядке, просто организм реагировал на ужасную жару? В этот вечер Виктор тоже не приехал.