Следующие дни прошли под знаком отчаяния, злости и страха. Девушки ознакомились с газетами, которые продолжал привозить капитан Байдек. Ни одно из центральных СМИ не посмело выступить в защиту королевской семьи. Самые смелые просто напечатали сухой фактический отчет о расстреле митинга, погроме дворца, смерти королевы и пропаже принцесс. Самые экзальтированные пестрели заголовками вроде «Кровавая ведьма получила по заслугам», «Монархия запятнала себя кровью и была уничтожена богами» и «Здравствуй, новый, свободный Рудлог!». Повсеместно были размещены материалы о поиске принцесс для участия в суде, дабы определить степень вины за злодеяния матери, и все это за огромное вознаграждение. Были даже прозрачные намеки, что ведьмино семя нужно найти и выжечь, дабы уберечь страну от потрясений и мести в будущем. И все острее приходило понимание того, что решение спрятаться и затаиться было самым правильным.
Капитан, возвращаясь после службы, каждый день привозил не только прессу, но и новости. Так они узнали, что на границе Севера ставят блокпосты и копают укрепрайоны, потому что в столице достаточно воинственно восприняли верность короне. Узнали и о похоронах матери, информация о которых была передана лично оставшимися в Иоаннесбурге верными людьми, поддерживающими контакт с сослуживцами. Узнали, что увольняются офицеры, что Его Священство хранитель Центрального Храма Всех Богов отказался дать благословение премьеру Северяну. Много было информации, и страшной, и обнадеживающей. Только вот маму было уже не вернуть.
Марина больше не подходила к лошадям, игнорируя укоризненные взгляды старика Мики. Ему взялась помогать Пол, чтобы сгладить неловкость от поведения сестры. Алина находила утешение в библиотеке, Ангелина целыми днями занималась с младшенькой – Каролишка постоянно цеплялась то за нее, то за отца, закатывая истерики, если существовала опасность остаться одной.
Принц-консорт теперь был опорой и утешителем в одном лице – то одна, то другая дочь приходили со своими страхами и сомнениями, или просто молчали вместе, или просили рассказать еще что-нибудь о маме, какие-нибудь истории из ее жизни, неизвестные принцессам. Заканчивалось это обычно слезоразливом, но и служило своеобразной терапией, будто мама все еще была с ними.
Больше всего Святослава беспокоила Марина. Она замкнулась в себе, много бродила одна, к нему или к сестрам пожаловаться и поплакать не подходила, на попытки поговорить или приласкать огрызалась или даже откровенно хамила. Девушка не выплескивала горе и боль наружу, а прятала глубоко внутри. Он стал подмечать злые огоньки у нее в глазах, когда сестры разговаривали о каких-то отвлеченных вещах или, забывшись, шутили, и сжатые губы, будто она сдерживалась, чтобы не наброситься на них с обвинениями в бесчувственности и равнодушии к смерти мамы.
А Василина прочно поселилась на кухне, слушала Тамару Дмитриевну, плакала – всегда можно было сказать, что очень уж острый лук попался, – подменяла Ангелину при младшей сестренке… и скучала. Капитан приезжал поздно вечером, уезжал рано утром, хотя раньше, как поведала повариха, всегда оставался на неделю в части. Видимо, он не хотел, чтобы они чувствовали себя брошенными. И принцессы были очень благодарны ему – без новостей было бы совсем тоскливо.
Так прошло пять дней. А рано утром в субботу вторая принцесса проснулась от какого-то шума под террасой. Полежала немного, подумала, но любопытство опять оказалось сильнее. И она, запахнув старенький «матушкин» черный халат, вышла на террасу.
Барон носил воду в здоровенных ведрах от глубокого колодца куда-то за угол дома. Как помнила Василина, там была наружная сетчатая лестница, ведущая на чердак. Странное развлечение.
– Какой невероятный экземпляр мужчины, – тихо сказала подошедшая сзади Ангелина. Она тоже проснулась от скрипа колодезного ворота и стука ведер и вышла за сестрой, оставив на постели крепко спящую Каролинку. – Жалко, что такой сухарь.
Они ушли обратно в кровать, еще повалялись, оделись, помылись, застелили постель, а он все носил и носил эти ведра, и долго скрипел колодезный ворот.
Было очень рано, и Василина, спустившись на кухню помочь Тамаре Дмитриевне с завтраком, осторожно спросила, зачем и куда барон Байдек носит воду.
– Так насос сломался водяной, уж с месяц как, – охотно ответила повариха, посадив принцессу взбивать яйца к омлету. – Скважины только на первый этаж хватает, дальше баки для второго насос накачивал, а теперь ему самому приходится. Вот он и таскает на чердак, там баки по пятьсот литров, чтобы вам было чем мыться.
Принцесса все еще не понимала.
– А почему он не купит новый насос или не наймет кого-нибудь?
Тамара Дмитриевна посмотрела на нее как на блаженную.
– Так на что купить-то? Почитай, мы все на его жалованье одно живем, арендной платы от фермеров немного, вот, недавно крышу перестелили. Он и дрова на зиму колет сам, и сено для лошадей косит. Жену бы ему работящую, – снова вздохнула она на любимую тему.
У Василины запылали щеки, и она вспомнила, как только сегодня утром минут двадцать стояла под душем, наслаждаясь горячими струями. Это, получается, она ту воду выливала, что он таскал? Но почему же он не предупредил, что нужно бережно к расходу воды относиться?
Перед завтраком принцесса спешно поднялась наверх, рассказала девочкам услышанное. Все невольно покосились на огромный шкаф, где еще лежали неразобранными пакеты с заказами по списку. Часть вещей, казавшихся «действительно необходимыми», оказалась невостребованной. А ведь весь этот банкет был за счет барона.
– Понятно, – проговорила Ангелина, снимая с шеи золотую цепочку с кулоном, усыпанным драгоценными камнями. Он был на ней в утро переворота. – Так, девочки. Во-первых, воду использовать экономно, мыться быстро. Во-вторых, сдавайте драгоценности. Васюша, ты у нас опыт переговоров имеешь с нашим сухарем, вручишь барону, только деликатно.
Девочки не спорили, быстро сняли и сдали – кто сережки, кто цепочки, кто колечки. Спороли даже серебряные бантики с туфель Ангелины и золотые запонки с платья-рубашки Полли. В результате получилась блестящая груда размером с детский кулачок, которую Василина завернула в носовой платок. Но по стоимости на это могла, не голодая, год существовать небольшая семья. На насос точно хватит, хоть на десять насосов.
– Погоди, – остановила ее старшая принцесса, когда они уже направились к двери. Ангелина скручивала с пальца врезавшееся кольцо. – Вот это еще положи.
Василина взяла украшение.
– Ани, это же наше фамильное обручальное. Ты что, зачем?
