28 декабря
Бои на правом фланге обороны показали, что медлить с реорганизацией войск больше нельзя ни одного дня. Система «колонны» – если это можно назвать системой – губит любую, даже самую простую операцию. Это видно лучше всего на примере колонны Барсело – рыхлой, неповоротливой, разношерстной толпы частей с путаным управлением. В колонну входит двадцать один отряд, всего вместе 4403 человека. Вот они: батальон «Воспитание» – 120 человек, гвардия Асальто – 110 человек, республиканская гвардия – 201, спешенная кавалерия – 84, батальон Димитрова – 419, рота «Мадрид» – 213, батальон Пестанья – 617, батальон «Кастус» – 300, колонны басков – 320, авиационная рота – 90, рота первого полка – 130, вторая рота первого полка – 94, батальон «Эспанья» – 350, стальной батальон – 280, взвод крестьянской молодежи – 40, отряд «Перья» – 60, крестьянский отряд – 180, второй отряд крестьянской молодежи – 300, батальон партизан – 200, «Орлы свободы» – 120, стальная рота – 100, штаб и службы – 75.
В колонне Эскобар 25 отрядов, численностью от 11 до 548 человек. В колонне Мена – 51 отряд, численностью от 34 (батальон «Колония популяр») до 1185 (батальон Кордова). Тут тоже и орлы, и соколы, и красные львы, и спешенная кавалерия, и моторизованная пехота. На вопрос, на чем ездит моторизованная пехота, мне серьезно ответили, что на лошадях. А спешенная кавалерия топает пешком.
Теперь колонны окончательно реорганизованы в равновеликие бригады, примерно с тем же штатом, который был принят еще в конце октября военным министерством по проекту Пятого полка.
Сам Пятый полк расформировывается – таково решение Центрального комитета Компартии. В основной своей части он вливается в Первую сводною бригаду регулярной республиканской армии. Своим решением Компартия хочет подать пример другим политическим организациям, создавшим и сохраняющим свои милиционные формирования.
В маленькой, сильно помятой снарядами роще у Вильяверде, в трехстах метрах от линии огня, произошла коротенькая церемония. Комиссар Пятого полка Карлос Контрера передал полковое знамя новому хозяину – Первой сводной армейской бригаде. Он рассказал историю знамени. Некогда оно развевалось на антифашистских баррикадах Рима и Милана. Итальянская Коммунистическая партия много лет хранила его в подполье и недавно передала испанским борцам. Шестьдесят тысяч человек вновь объединились под этим знаменем, и вновь оно вдохновляет к борьбе с реакцией и угнетением.
Бывший командир Пятого полка, ныне командир Первой сводной бригады, Энрике Листер принимает знамя и передает его своим частям.
– Очень скоро, – говорит он, – из окопов обороны Мадрида это знамя двинется вперед, и за ним наша сводная бригада. Коммунистическая партия Испании, которая создала Пятый полк, будет теперь иметь своей заслугой руководящее участие в создании регулярной народной армии Испанской республики.
Стоило рвануть дело с мертвой точки, стоило преодолеть косность, сопротивление – и теперь уже все с аппетитом и увлечением хлопочут над переформированием. Каждая бригада старается обзавестись своими постоянными кадрами, держит на счету оружие, обзаводится своим хозяйством и транспортом. Командиры более опытные и сноровистые проявляют тут свою изобретательность и инициативу. На первом месте, конечно, хитрый генерал Лукач. Он уже отлично разобрался в незнакомой обстановке, завел себе лихих завхозов-толкачей, развил громадную деятельность. Бригада почти не выходит из боев, но Лукач нашел время организовать и оружейно-ремонтную мастерскую, и прекрасный лазарет, и швальню, и прачечную, и библиотеку, и автопарк, о размерах которого ходят легенды. Время от времени его вызывает к себе Рохо; после длительного объяснения от выходит от начальника штаба слегка взволнованный и вслух протестует, не очень, впрочем, решительно:
– Раздевают, дорогой Михаиль Ефимович! Раздевают до нитки! Опять отобрали пятнадцать грузовых и три лимузина! Отобрали для других бригад, для тех, кто не заботится о себе. А нас за то, что мы о себе заботимся, нас за то наказывают. Ну что ж, Лукач честный испанский солдат, он подчиняется единому командованию.
– Так ведь у вас, наверно, кое-что еще осталось.
– Кое-что, но не больше, дорогой Михаиль Ефимович. Вы бы знали, родненький, как это все достается, каждый грузовик, каждый примус, потом, кровью, мученьем… блатом!
Глаза его светятся лукаво и по-озорному.
– Дорогой Михаиль Ефимович, в комиссариате ужасно много машин, а у меня политработникам не на чем ездить. Там есть один древний «Паккард» и один фордик, так они же там совсем ни к чему…
30 декабря
Вчера и сегодня мадридцы пробовали провести наступательную операцию, захватить Брунете и Вилья-нуэва де ла Каньяда. Действовали части бывшей колонны Барсело и два батальона Одиннадцатой Интернациональной. Напасть на фашистов решено было ночью. Но части проплутали всю ночь в лесу, потеряли направление и вошли в бой только к девяти утра, порядком измотанные. Все-таки они ворвались в Вилья-нуэва де ла Каньяда и овладели почти всей деревней. Продолжая бой, можно было бы овладеть и Брунете. Но почему-то сегодня отдан приказ, прекращающий операцию. Все свободные части перебрасываются в совершенно другом направлении – на Гвадалахару. Я абсолютно убежден, что, продолжая сражение еще один-два дня, можно было бы без особого труда взять Брунете. Неразбериха эта происходит из-за двоевластия. Командование центрального фронта и мадридское командование никак не могут установить точных взаимоотношений. Фактически командование центрального фронта превратилось в излишнюю надстройку над Мадридом. В трудные и критические моменты оно устраняется и предоставляет мадридцам выпутываться, как они могут, в периоды, более спокойные, штаб генерала Посаса проявляет власть. Самое правильное было бы, конечно, слить оба штаба и из двух генералов оставить здесь одного. Нашлась бы работа и для другого, не на одном Мадриде свет клином сошелся. Но здесь еще очень считаются с самочувствием и обидами генералов.
Вообще говоря, наступать на Гвадалахару сейчас можно, У фашистов здесь совершенно открыт левый фланг. При энергичном нажиме можно прорваться к самой Сигуэнсе. Но все это очень неэкономно, воевать надо в глуши, в горах можно завязнуть, а части нужны под Мадридом: по данным разведки, Франко опять готовит новую наступательную операцию.
1 января 1937 года
Новый год мы встречали с «курносыми». За длинными столами сидели пилоты-истребители, их коротко стриженные русые головы, круглые лица, веселые глаза и зубы сделали неузнаваемой сумрачную трапезную залу францисканского монастыря. Мы приехали вместе с Миахой и Рохо – летчики встретили их громовым «вива», какого никогда не слышали эти старые стены. Генерал и подполковник были явно взволнованы, особенно Рохо. Он ведь всегда так замкнут, официален, кабинетен. Авиацию он знал как составной элемент в своих расчетах, приказах, операционных планах. За письменным столом, над картой, над сводкой он радовался успехам истребителей или злился, когда они опаздывают. Тут он впервые встретился лицом к лицу с живыми «курносыми», с этими скромнейшими героями, спокойно и просто рискующими каждый день своими молодыми жизнями, чтобы спасти жителей Мадрида от летающей черной смерти. Жадно вглядывается он в юные, слегка застенчивые лица, прислушивается к шумным застольным разговорам и песням, ловит на себе встречные, заинтересованные и спокойно наблюдающие взгляды… Уезжая, он говорит необычно приподнято: «Очень благодарен за этот вечер».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
