Хотя я замолчала, Джонатан не стал спрашивать, о чем я думаю. Мы просто молча шли вместе, встречая по дороге очень немногих людей, хотя был воскресный полдень; все шли и шли, пока не остались совсем одни.
— Как тебе это местечко? — спросил Джонатан, когда мы добрались до клочка пляжа, с трех сторон окруженного валом темных камней. Я смотрела, как он расстилает одеяло и ставит сумку с продуктами к обеду, которые он купил в магазине по дороге, потом села.
— Если ты не против, я прогуляюсь еще немного дальше, — сказала я, ставя сандалии возле одеяла. Было приятно оказаться одной, почувствовать ветер в волосах, песок, ласкавший ноги. На ходу я подбирала красивые камешки, которые все равно не смогла бы взять с собой. Зайдя настолько далеко, что Джонатана не было видно, я наклонилась и написала на песке имя Пола.
К тому моменту как мы остановились в прибрежном городке Брукингз, я уже наполовину жалела, что согласилась поехать.
Сколько раз я уже это делала! Я делала это не один год — всякий раз как попадала на пляж, с тех пор как влюбилась в Пола, когда мне было девятнадцать, и неважно, были мы в тот момент вместе или нет. Но сейчас, написав его имя, я поняла, что делаю это в последний раз. Я не хотела больше страдать по нему, гадать, не совершила ли ошибку, бросив его, мучить себя воспоминаниями обо всех своих поступках, которые были несправедливы по отношению к нему. А что будет, если я себя прощу? — думала я. Что, если я прощу себя, пусть даже и делала нечто такое, чего не должна была делать? Что, если я была лгуньей и изменницей, и моим действиям не было никакого оправдания, кроме того, что я хотела это сделать и нуждалась в этом? Что с того, что мне жаль, но если бы я вернулась назад во времени, то не стала бы поступать иначе, чем поступала тогда? Что, если я действительно хотела спать с каждым из этих мужчин? Что, если героин меня действительно чему-то научил? Что, если правильным ответом было «да», а не «нет»? Что, если все, что я не должна была делать, но делала, в конечном итоге привело меня сюда? Что, если мне никогда не удастся искупить свою вину? Что, если я уже ее искупила?..
— Тебе нужны такие камешки? — спросила я Джонатана, вернувшись к нему, протягивая ему собранную гальку.
Он улыбнулся, покачал головой и смотрел, как я роняю их обратно в песок.
Я уселась рядом с ним на одеяло, и он стал доставать еду из пакета — бейглы и сыр, маленькую пластиковую баночку с медом в форме медвежонка, бананы и апельсины, которые он чистил для нас обоих. Я ела, а потом он протянул к моим губам палец, окунув его в мед, вымазал мои губы медом и стал его сцеловывать, под конец нежно прикусив мою губу.
А что будет, если я себя прощу? — думала я. Что, если я прощу себя, пусть даже и делала нечто такое, чего не должна была делать?
И так началась наша пляжная медовая фантазия. Он, я, мед с неизбежно попадавшими в него песчинками. Мои губы, его губы, весь долгий путь по внутренней стороне моей руки до груди. Весь долгий путь по широкой равнине его голых плеч, вниз, к соскам, к животу, до верхней границы его шортов, пока я не почувствовала, что больше не могу сдерживаться.
— Вау, — выдохнула я, потому что это слово казалось нашим. Оно означало то, чего я не говорила — что для мужчины, не очень-то ловкого в разговоре, он был потрясающе хорош в постели. А ведь мы с ним пока даже не переспали.
Без единого слова он вынул из пакета коробку с презервативами и вскрыл ее. Поднявшись на ноги, протянул руку и помог мне встать. Мы вместе пошли по песку к скоплению валунов, которые образовали небольшую бухточку, обогнули ее и вошли внутрь, в некое уютное убежище на общественном пляже — ущелье между темными камнями, залитое ярким светом солнца. Я никогда не была особенной поклонницей секса на свежем воздухе. Я уверена, что на свете есть женщины, которые предпочтут простор природы даже самой уютной временной квартире, но я таких не встречала. Хотя в этот день и решила, что защиты, которую давали нам валуны, будет достаточно. В конце концов, за последние пару месяцев чем я только не занималась под открытым небом. Мы раздели друг друга, и я легла голой спиной на наклоненный валун, обвивая ногами Джонатана, а потом он перевернул меня, и я обхватила камень руками. В воздухе пахло остатками меда, морской солью и песком, камышовым ароматом мха и планктона. И вскоре я уже забыла о том, что над нами только небо, а потом забыла думать и о привкусе меда, и даже о том, задал ли он мне хоть один вопрос…
Нам было особо не о чем говорить, пока мы совершали свой долгий обратный путь в Эшленд. Я настолько устала от секса и недосыпа, от песка, солнца и меда, что в любом случае едва могла слово произнести. Нам было тихо и спокойно вместе, и всю дорогу до хостела мы слушали на полной громкости Нила Янга, а потом, без особых церемоний, наше двадцатидвухчасовое свидание закончилось.
— Спасибо тебе за все, — сказала я, целуя его. Уже снова стемнело, было девять часов вечера воскресенья, городок притих, став спокойнее, чем в предыдущую ночь: половина туристов разъехались по домам, все умолкло, пыль осела.
— Оставь свой адрес, — сказал он, протягивая мне клочок бумаги и ручку. Я написала адрес Лизы, ощущая растущее во мне чувство чего-то, что было не вполне печалью, не вполне сожалением, не вполне желанием, но смесью всех этих чувств. Бесспорно, мы замечательно провели время, но теперь я чувствовала себя опустошенной. Как будто я хотела чего-то этакого, и даже не догадывалась о своем желании, пока не получила это.
Я протянула ему записку.
— Не забудь свою сумку, — напомнил он, подавая мне красную сумочку от походной плитки.
— Пока, — сказала я, повесив ее на локоть и протягивая руку к двери.
— Не торопись, — попросил он, притягивая меня к себе. Он жадно поцеловал меня, а я в ответ поцеловала его еще более жадно, словно то был конец эпохи, длившейся всю мою жизнь.
Я настолько устала от секса и недосыпа, от песка, солнца и меда, что едва могла слово произнести.
На следующее утро я переоделась в свою походную одежду — прежний старый, покрытый пятнами спортивный лифчик и изрядно поизносившиеся темно-синие шорты, которые носила с первого дня, а также пару новых шерстяных носков и последнюю свежую футболку, которая оставалась у меня до самого конца пути, дымчато-серую, поперек груди которой была надпись: «Калифорнийский университет, Беркли». Закинула на спину Монстра и дошла до кооперативного магазина с лыжной палкой, свисающей с руки, и коробкой в руках. Заняла один из столиков в гастрономической секции магазина, чтобы заново переложить рюкзак.
