Тропка, по которой вел их Каган, петляла и осыпалась, но все же была достаточно удобна, чтобы путешественники двигались вверх, не покидая седел. Когти урров делали животных неплохими скалолазами. К тому же звери не боялись высоты и уверенно ступали по самому краю обрывов, там, где у людей захватывало дух от зияющей под ними бездны. А конгским девушкам велено было глядеть только вверх. Пирон опасался, что какая-нибудь из них, перепугавшись, вывалится из седла, несущий ее урр потеряет равновесие, и они свалятся вниз.
За день они поднялись на приличную высоту. Кустарник начисто исчез. Изредка можно было увидеть кактус, чахлый и низкорослый в сравнении с теми, что росли двумя тысячами минов ниже. Кое-где бурые склоны покрывал скользкий серебристый мох.
Второй день обошелся с путниками суровей первого. Склон стал круче. Кое-где людям приходилось спешиваться и помогать уррам. Но и этот переход был легким в сравнении с тем, какой уготовил третий день. На сей раз горы показали свои клыки. Всякая растительность исчезла, и голодные урры стали беспокойными и злобными. У людей пищи было вдоволь, но ветер, резкий, холодный, заставлял ежиться даже закутанных в меха контрабандистов. У Санти зуб на зуб не попадал. Чтобы хоть как-то согреться, юноша завернулся в шерстяное одеяло. Ему стало теплей, но теперь он страдал оттого, что выглядит смешным. Нелегко приходилось и Ортрану, отвыкшему от холодов. Эак отдал ему свой запасной плащ.
Удивительно, но ни фэйра, ни Биорк, ни Нил, казалось, не замечали стужи. Нил все так же ехал в расстегнутой куртке. Только кожа гиганта из белой стала розовой.
— Тай! — жалобно спросил Санти. — Почему мне холодно, а тебе нет?
— Потому что ты не любишь холода! — ответила ехавшая впереди фэйра. — Выпрямись, подними лицо, подставь его ветру — и ты согреешься!
Юноша попытался последовать совету. На какое-то время ему верно стало теплей. Но ненадолго.
Закутанные по самые покрасневшие носики девушки с почтением глядели на Этайю. Даже смотреть на нее им было холодно.
Третий день приготовил неприятный сюрприз: длинный и крутой язык осыпи, зажатый отвесными скалами, слизнул тропу. Урры наотрез отказались идти вверх по хаотическому нагромождению каменных глыб. Инстинкт говорил им, что любое неосторожное движение вызовет обвал.
Отряд остановился. Биорк развязал свою сумку и достал снаряжение.
— О! — только и сказал Пирон, глядя, как маленький воин ловко карабкается по отвесной скале. — Откуда он взялся, этот малыш?
За несколько минут туор взобрался на стоминную высоту, вбил костыль и, закрепив веревку, бегом, отталкиваясь от стены ногами, спустился вниз.
— Там, наверху, хорошая тропа, — сообщил он. — Можно ехать дальше.
— Ехать? — воскликнул Калан. — А как ты забросишь туда урров?
— А как ты поднимался раньше? — задал встречный вопрос Пирон.
— Раньше здесь была тропа! — объяснил конгай. — Не то что теперь!
— У тебя есть предложения? — осведомился Нил.
— Ну, я… Или мы оставим урров здесь, или поедем обратно. Что скажешь, старшой?
Пирон покачал головой в меховом подшлемнике:
— Без урров — нет смысла. Много ли мы унесем? И девушек придется отправить. Но, — он повернулся к Нилу, — я чую — ты что-то задумал, брат Нилон?
— Можно поднять одного-двух зверей, — произнес великан. — Но, боюсь, при подъеме они так обдерутся о камни, что их самих придется нести.
— Если аргенет даст мне на время маир-унратен, — сказал Биорк, — я берусь сделать блок.
— Ты шутишь? — недоверчиво сказал Калан. — Как ты его сделаешь?
— Это уж не наша забота, парень! — Нил повернулся к Пирону: — Вели своим ребятам расседлать урров, брат. Нам не придется брести пешком!
К тому времени, когда урры были освобождены от вьюков и упряжи, туор закончил свое приспособление. На него пошли три седла и крепкий, окованный железом шест маир-унратена, вставленный в трещину. Четвертое седло привязали к паутинному тросу, и Нил, играючи, поднял на нем фэйру и трех девушек.
А вот с уррами пришлось повозиться. Животным завязали глаза, но все равно они брыкались и отчаянно ревели, когда их поднимали наверх. Мужчины, кроме Биорка и Калана, оставшихся внизу, взялись за канат. Но, если бы не Нил, намного превосходивший силой даже могучего нормана, вряд ли удалось бы закончить подъем так быстро.
Когда весь груз был поднят, решили устроить привал. Урры разбрелись по пологому склону и принялись слизывать росший в трещинах сырой мох. Люди подкрепились более основательно.
Поев и передохнув, путники двинулись дальше. Тропа поднималась по некрутому склону почти прямо. И чем дальше, тем ровнее становилась поверхность горы. Но то была лишь сравнительно узкая полоса. Рядом, слева и справа, горы круто уходили вверх, образуя нечто вроде седловины, по «дну» которой двигались всадники.
Над почерневшим конусом вулкана курился дымок. Но извержение прекратилось.
— Дальше дорога пойдет вниз! — бодро пообещал Калан.
Но он ошибся. Преодолев очередной подъем, они увидели сплошную каменную стену, еще более высокую, чем предыдущая. Видно было, что часть горы просто осела вниз. Острые, как клыки саурона, зубцы, венчали скалистый гребень. Но туор, взобравшись наверх, ухитрился найти ровную и достаточно широкую площадку. Если бы с другой стороны была каменная осыпь или глубокая пропасть, путешественникам пришлось бы туго. Но там был точно такой же обрыв, как и с восточной стороны. И высота его была не больше ста сорока минов.
Пришлось воспользоваться уже испытанным способом. Но на сей раз им было немного легче. Пока один груз поднимался вверх, второй, используемый как противовес, опускался вниз с западного края. И все же преодоление каменного хребта потребовало нескольких хор. Когда Биорк спустил на веревке маир-унратен, до темноты оставалось совсем немного.
Им повезло: Биорк отыскал пещеру, достаточно вместительную, чтобы укрыться всему отряду. Очень кстати: здесь, в седловине, ледяной ветер дул с неистовой силой. Не будь сейчас Флорион — теплый месяц Цветов, перевал был бы неприступен. В холодное время скалы покрывала толстая корка льда. А пологие склоны — глубокий покров снега.
В угловатых стенах пещеры гнездилась тьма. Топлива у путников не было. Слабый свет единственного светильника скорее сгущал, чем разгонял мрак. Снаружи уныло завывал ветер. Девушки, забившиеся под нависающий карниз в трех минах от Санти, тихонько перешептывались. Санти чувствовал, как им страшно. Спутники его, завернувшись в одеяла и плащи, уже уснули. У входа, косой тенью пересекая освещенное слабым лунным светом отверстие, дремал часовой из контрабандистов.
