Самым своеобразным знаком отличия самоанской аристократии был головной убор тига — изящный парик, сделанный из женских волос. Парик пропитывали известью и в течение нескольких недель проветривали, затем обрабатывали соком диких апельсинов и кокосовым маслом. После этого он становился ярко-коричневым. Над париком на пятиугольной черепаховой подставке с приклеенной перламутровой скорлупкой возвышался легкий каркас из трех украшенных красными перьями стержней. Весь этот убор дополнялся налобным ожерельем из сверкающих металлическим блеском кусочков раковины «кораблик», которые самоанцы выменивали у жителей островов Тонга, так как на берегах островов Самоа такие улитки не встречаются.
Чем больше людей было подвластно правителю, тем больше его боготворили. На островах Тонга настолько благоговели перед своим правителем — туи-тонга, — что считали его богом. В связи с этим существовали некоторые запреты. Они соблюдались как самые строгие табу. Так, например, святейшая особа правителя не должна была ступать на землю — ведь по ней ходит простой люд. Ступи правитель на землю, — и божественность его перейдет на нее. Поэтому правителя носили его слуги на паланкине или же просто на плечах. Все вещи, которые передавались правителю, проходили только через руки слуг. Когда властелин принимал пищу, никто не смел смотреть на него. Его божественность этого не допускала. При виде властелина подданные должны были обнажать свое тело по пояс, в доме его они могли подойти к нему, лишь низко наклонившись, и разговаривать с ним только шепотом, сидя на полу. В разговоре с ним надлежало употреблять самые изысканные выражения, говорить особым придворным языком, отличным от повседневного. Если мимо дома какого-нибудь арии проплывала лодка, то гребцы должны были немедленно прекратить свои песни.
Первые европейцы, посетившие острова Тонга, уважали эти обычаи, и, если кто-либо из них пренебрегал заповедями туземцев, нарушал принятые у них установления, неизбежно возникали конфликты. Если же табу нарушал какой-нибудь туземец, он невольно внушал себе, что его теперь будет подстерегать тяжелая болезнь и, может быть, даже смерть. Чтобы защитить себя от опасных последствий нарушения табу, туземцы «очищались» освященным молоком кокосового ореха.
В Полинезии соблюдался следующий своеобразный обычай. Когда рождался первый сын высочайшей фамилии, правитель формально отказывался от власти в пользу своего первенца. После этого наследника считали главой и поклонялись ему, как божеству. Если первым ребенком была девочка, ей полагались те же высокие привилегии. На островах Самоа особым почитанием пользовалась дочь одного из арики. Ей давали титул «девы селения» (таупоу). Она получала тонкое воспитание от пожилых женщин аристократического рода, и те ее повсюду сопровождали и оберегали ее девственность. Если ей и приходилось иногда делать какую-нибудь женскую работу — плести или изготовлять лубяную ткань, — то уж во всяком случае она была избавлена от тяжелых полевых работ и рыбной ловли. Она не должна была загореть на солнце, ведь только светлая кожа считалась признаком высокородности; светлый оттенок кожи поддерживался пудрой из куркумы. Немало времени затрачивала таупоу на уход за своим нежным телом — недаром слыла первой красавицей на Самоа. Ежедневно она купалась в море, натиралась ароматизированным кокосовым маслом, дабы кожа была мягкой и эластичной. В праздничном облачении, сопровождаемая прислуживающими ей девушками ее возраста, она выступала на высоких приемах как представитель селения, следила за угощением гостей, а главное, приготовляла напиток каву.
На всех знаменательных торжествах «дева селения» вместе со своими прислужницами демонстрировала сидячие танцы. Молодые мужчины из аристократических родов арики делали таупоу брачные предложения. Как только таупоу выходила замуж, одна из ее сестер или какая-нибудь другая более молодая незамужняя родственница получала ее титул.
«Дева селения» — таупоу за приготовлением кавы (остров Самоа)
Первый вождь-оратор Алипиа созвал совет. В напряженном ожидании застыли государственные мужи селения Леулумоега. Они сидят на полу «большого дома» вплотную друг к другу. Дом имеет овальную форму. У него большая островерхая крыша из листьев. Одна из стен дома — это просто циновки, сплетенные из листьев кокосовой пальмы. Сейчас эти циновки подобраны кверху, и прохладный ветерок с моря гладит волосы коричневокожих людей. Перед большой опорной колонной сидит на устланном циновками троне великий вождь Тамалеланги. В кулаке он зажал короткую рукоять опахала из тонких лубяных волокон кокосовой пальмы. Это символ верховной власти. По обе стороны трона сообразно своей должности сидят местные вожди и прочие сановники. «Дева селения» Нгауи вместе со своими сверстницами заняла под опорной колонной, у продольной стены дома, место, на котором издавна сидели таупоу.
Алипиа встает, опираясь всем своим грузным телом на ораторский жезл. Он медленно охватывает взглядом собравшихся. По лицу его видно, что он очень волнуется. Алипиа открывает собрание:
— Приветствую тебя, вождь Сафотулафаи! — Приветствую тебя, правитель Лаумуа!
— Добро пожаловать, старейшина великого рода мореходов с острова Маноно!
— Добро пожаловать, гости из Туамасаго!
— Приветствую и тебя, корабль капитана Фоноти!
В красивых образных словах Алипиа выражает собравшимся вождям благодарность за честь, оказанную ему их посещением, и обращается к богам с мольбой о здравии великого вождя. Не успел Алипиа сесть на свое место, как с устланного циновками трона заговорил великий вождь Тамалеланги. В своей впечатляющей речи он объясняет, для чего нужны вновь установленные законы. Великий вождь Тамалеланги настоятельно предостерегает против их нарушения. Нарушителю этих законов придется отдать по меньшей мере двух свиней и сто клубней таро, поясняет вождь-оратор Алипиа. Далее один за другим выступают вожди-ораторы. Они поддерживают слова первого вождя-оратора. В заключение Алипиа говорит:
— Вот у меня здесь корень кавы! Дайте его таупоу, нашей милой Нгауи!
Улыбаясь, Нгауи принимает из рук Алипиа куски корня. Ее помощницы ставят перед ней большую плоскую деревянную чашу и несколько сосудов из кокосового ореха, наполненных чистой родниковой водой. Каждая из помощниц Нгауи откусывает от корешков кавы небольшие кусочки, хорошенько разжевывает их и выплевывает в деревянную чашу. Затем девушки осторожно льют туда из кокосовых сосудов родниковую воду. Нгауи берет пучок мелко расщепленных волокон листьев хибискуса, бросает его в чашу и всю эту смесь взбалтывает. Она ставит перед деревянной чашей гладко отполированный кокосовый сосуд. Это кубок великого вождя. Нгауи медленно вынимает из деревянной чаши волокна хибискуса и оставшуюся мутную жидкость наливает в кубок. Первый вождь-оратор Алипиа принимает кубок из рук Нгауи и с низким поклоном подает его великому вождю Тамалеланги. Великий вождь берет в руки кубок и степенно подносит его к устам. Закрыв глаза от наслаждения, он медленными глотками осушает чашу и швыряет ее далеко в сторону, ибо теперь никто из простых смертных не смеет даже прикоснуться к священному сосуду.
