уже упоминалось, ряд первоначальных анализов дал основание предположить намного более низкое генетическое разнообразие, чем у современных
Homo sapiens [188]. Появились теории о том, что их исчезновение обусловил инбридинг — систематическое рождение детей от близкородственных индивидов, — и даже казалось, что этому есть бесспорные подтверждения. Родителями алтайской неандерталки из Денисовой пещеры могли быть: дважды двоюродные брат и сестра (у которых все бабушки и дедушки общие), тетя с племянником, дедушки или бабушка с внуком или внучкой или даже единокровные брат с сестрой. Во многих культурах это скорее считалось бы инцестом, а не инбридингом. Дальнейший анализ ее ДНК также выявил относительно близкие (хотя и не самые тесные) отношения между ее предками на протяжении многих поколений. Признаки такой же маленькой популяции есть в Эль Сидроне: в 2019 г. был опубликован длинный перечень особенностей костей, характерных для многих индивидов с этого памятника. То же самое наблюдается в Ла-Кина, еще одном месте с большим количеством скелетов.
Почему инбридинг имеет значение? Эпизодическое спаривание между близкими родственниками не приводит к резкому увеличению рисков для здоровья, но в долгосрочном плане это может вызвать опасные мутации и усугубить такие проблемы, как слабый иммунитет. В большинстве древних и современных культур Homo sapiens существуют табу против связей с близкими родственниками, и многие виды животных, судя по всему, следуют аналогичному правилу.
Однако по мере накопления данных картина изменилась. Секвенирование с высоким покрытием генома из пещеры Виндия не выявило ни значимых маркеров инбридинга в предыдущих поколениях, ни близкого родства между родителями этого индивида. Это значит, что, если среди неандертальцев и были случаи инбридинга или даже инцеста, это не считалось нормой и скорее обусловливалось отсутствием выбора, чем предпочтениями. Геном из Виндии также показал, что не все поздние неандертальские популяции сокращались, а оценки численности ранних неандертальцев удвоятся, если выяснится, что мтДНК из Холенштайн-Штадель появилась не в результате очень древнего межвидового скрещивания с Homo sapiens.
Самые последние исследования продолжают усложнять картину. В 2020 г. чтение с высоким покрытием генома из пещеры Чагырская в Сибири не показало инбридинга между родителями индивида, хотя он происходил из столь же малочисленной группы, как и популяция жившей относительно недалеко от этого места алтайской женщины, — около 60 неандертальцев на протяжении многих поколений. Резко контрастирует с этим геном раннего Homo sapiens из Усть-Ишима, чья ДНК более разнообразна, чем у любого изученного на сегодняшний день неандертальца. Это означает, что взаимосвязанность социальных сетей Homo sapiens с самого начала могла быть совсем другой.
Революция в наших представлениях о неандертальцах, произошедшая в результате исследований древних ДНК за последние 10 лет, поражает воображение. Долгое время археологические находки свидетельствовали о глубоком разделении между их популяциями, но генетика открыла мир, в котором неандертальцы из разных родственных линий перемещались по континентам. Исследователями были не только Homo sapiens.
Самый радикальный вывод был сделан после осознания того, что их естество сохранилось на клеточном уровне, течет по нашим венам, колышется на ветру в наших волосах. Их гены влияют на то, какими мы стали. И все же пока мы отобрали генетический материал всего 40 неандертальцев, в котором лишь три генома прочитаны с высоким покрытием, — из тысяч имеющихся в музеях фрагментов скелетов от сотен индивидов. Следующее десятилетие распахнет пока едва приоткрытую дверь в их сложную историю и биологию. На некоторые вопросы, например о частоте межвидового скрещивания, мы получим более точные ответы, однако другие — например, о том, кто именно воспитывал детей-гибридов, — потребуют совместной работы с археологами. Но уже теперь как никогда ясно, что «конец» неандертальцев был связан с телесной и, возможно, культурной ассимиляцией.
Глава 15. Исход
Моргают от солнца, подергивают хвостами. Переминаются с копыта на копыто. Окутанные умиротворяющим, сладким запахом стада внимательно глядят на восток, где высятся белые горы по ту сторону долины. Чуть волнуются, когда набегает тень или доносится шум. Опустив головы, зубры лижут росу, хватают губами высокую траву, медленно пережевывают. Дымные завитки играют на опушках, плывут вниз по склону холма, царапаясь о сосновые иголки, исчезают под порывами ветра, распадаясь на отдельные молекулы.
Но этого достаточно: раздувают ноздри, расширяют зрачки, напрягают мускулы, разражаются фырканьем. Тревожно взмахивают хвостами, когда из-за деревьев возникают фигуры. Стадо застыло на месте, защищенное расстоянием. Но раньше они не видели этих высоких, не встречали эти запахи и цвета. Люди медленно расходятся по лугу, заросшему по краям кустарником, а зубры наблюдают за ними, не понимая, что происходит. Такого никогда не было. На мгновение все замирает… затем напряженные руки поднимаются, слышны щелчки, и стая острых тростинок вылетает птицами, несущими на крыльях смерть. Крошечные каменные наконечники вонзаются под плечами в мохнатые бока, в шеи, ноги подкашиваются, тела падают набок. Уцелевшие зубры бросаются врассыпную, сердца бьются в грудных клетках, таких же, как у их родичей, которых теперь режут на залитой кровью луговой траве. Эти новые люди, эта новая охота, этот новый вид страха скоро двинется дальше, в сумерки.
«Последнего неандертальца» долгое время представляли так: одинокая душа, со смертью которой в одной точке пространства и времени вымирает весь вид. Сегодня мы знаем, что в каком-то роде они обрели бессмертие на клеточном уровне, однако их исчезновение из комплексов костей и археологических находок — реально. Мы до сих пор не понимаем, как эти факты связаны между собой. Найти ответы чрезвычайно трудно: кости гоминин встречаются редко, и, несмотря на многочисленные достижения в датировании, максимальная точность измерений радиоуглеродным методом составляет от 500 до 2000 лет, то есть намного меньше, чем интересующие нас эпохи и поколения.
Исследователи сосредоточились на том важнейшем периоде, к которому относятся самые поздние неандертальские окаменелости и среднепалеолитические слои. Недавнее повторное датирование аномально молодых костей из ряда памятников во всех случаях показало более древний возраст. Например, в 1990-х гг. некоторым останкам из Виндии был присвоен возраст 28 000–33 000 лет, но после пересмотра тафономии и использования анализа аминокислот коллагена для обеспечения более чистых проб этот возраст отодвинулся назад на добрый десяток тысячелетий. В Спи (Бельгия) даты 38 000 и 34 600 лет также удревнены до 40 000 лет и больше. С учетом всего этого чрезвычайно поздняя датировка артефактов из пещеры Горама в Гибралтаре — всего 28 000–24 000 лет — выглядит не очень правдоподобной, особенно потому, что проанализированы были пробы такого сложного материала, как древесный уголь, притом задолго до появления современных технологий очистки[189]. Обобщенные
