Байду стал, впрочем, жертвой своего благодушия. Во время встречи с Газаном, его приближенные оказывали на него давление, чтобы он не вступал в дружеские отношения с последним, и, отдавая дань прежним привязанностям, он отказался. Его врагов не мучили никакие угрызения совести. Благодаря интригам Науруза, он постепенно удалился от своих и был побежден без боя. Он пытался убежать из Азербайджана в Грузию, но был взят в плен у Нахичеваня и казнен (5 октября 1295 г.).
Правление Газана
Наконец-то Газан взошел на трон, которого так жаждал после смерти своего отца – Аргуна. Несмотря на принятие исламской веры, он был истинным монголом. Его описывают нам низкорослым, безобразным на лицо, в связи с чем он пользовался неприязнью в армии, как об этом свидетельствует монах Хэйтон, и был полон железной энергии, был хитрым, терпеливым, умеющим скрывать свои эмоции, о чем свидетельствует его отношение к Наурузу. Он отличался непримиримостью к своим врагам, ни во что не ценя человеческую жизнь, когда речь шла об осуществлении своей политики, но был благоразумным руководителем и в связи с этим обладал гуманными чертами. В конце концов, он был неплохим военоначальником и храбрым воином (об этом свидетельствует битва при Хомсе, которую он выиграл, можно сказать, в одиночку, когда его приближенные намеревались покидать поле боя), короче, он напоминал издали с учетом прошедших эпох своего предка Чингиз-хана. В остальном он был умным и образованным: «монгольский язык, – как пишет Рашид ад-Дин, – был его родным языком, но он немного владел арабским, персидским, индийским, тибетским, китайским и франкским языками. Он превосходно разбирался в истории монголов, которой он уделял, как и представители его национальности, самое большое внимание. Газан знал наизусть, лучше чем кто-нибудь из монголов, за исключением Болота Аги, генеалогию своих предков и всех монгольских предводителей и полководцев. [962]
«Никогда еще Чингизханид так четко не отдавал себе отчет о принадлежности к своей расе, как этот монарх, который в результате создавшихся обстоятельств приступал, сам того не позревая, к денационализации своего народа, увлекая его на путь исламизма».
В начале своего правления, Газан, в самом деле, несмотря на то, что был сильной личностью, был вынужджен осуществлять не свою собственную политику, а политику своих сторонников. Взойдя на трон, благодаря поддержке эмира Науруза и мусульманской части сторонников, он должен был выполнить то, что они задумали. Монгольское государство Персии официально приняло исламскую веру. Монголы стали носить тюрбан, внешний признак принятия мусульманства. Бурная реакция мусульман, вдохновленная Наурузом, явилась противоположностью политики Хулагу, Абаки и Аргуна. Как только Газан вошел в Таурис, то он, оказавшийся заложником своих сторонников, приказал разрушить христианские церкви, иудейские синагоги, маз-деитские святилища и буддистские пагоды. Буддийские идолы и христианские иконы, расколотые и разломанные, связанные воедино, были выставлены напоказ на улицах Тауриса. Буддистские бонзы получили предписание перейти на сторону ислама. Аргун, отец Газана, уничтожил свое изображение на стенах пагоды. Газан сам лично отдал распоряжение уничтожить рисунки. [963]
Христиане и иудеи не могли появляться в общественных местах без отличительных признаков одежды. Науруз, превышая полномочия, данные ему монархом, доходил до того, что умертвлял бонз и христианских священников. Фактически многих буддистов заставляли отречься от своей веры. Достопочтенный несторианский патриарх Map Йахбаллах III, несмотря на свой преклонный возраст и «монгольское» происхождение, был задержан в своей резеденции в Марате, посажен в тюрьму, подвешен головой вниз, осыпан ударами, в то время как мусульманское население опустошило несторианское святилище Map Шалиты. Map Йахбаллах, которого Науруз хотел подвергнуть казни, был спасен благодаря вмешательству царя Армении (Цилиции) – Хэ-тума II, который, будучи проездом в Таурисе, попросил Газана пощадить старого человека. Монгольская знать, несмотря на жесткую форму преследования инакомыслящих, не осмелилась пойти наперекор верному армянскому вассалу, который обеспечивал защиту империи на границе с мамелюкским султанатом. Газан полностью принял исламскую веру, безусловно понимая, что было необходимо принять новую веру династии, чтобы править в мусульманской стране, [964] но он ни в коей мере не разделял религиозную ненависть своего министра Науруза. Он был истинным монголом, чтобы не совершать такого. Как только он стал свободным в своих действиях, он восстановил Map Йахбаллаха в его прежних почетных обязанностях, в благородных званиях, монгольские корни которого давали ему право на уважительное отношение к нему (март-июль 1296). Однако на следующий год, разъяренные мусульмане подняли в Мараге новый бунт и опустошили в этом городе резиденцию патриарха и несторианский собор (март 1297). В то же время курдские горцы, подогреваемые сподручными Науруза, осадили цитадель в Арбеле, месте, где скрывались несторианцы. [965]
Однако Газан, обладавший сильным характером, ревностно относившийся к своему авторитету, в скором времени пришел к выводу, что диктатура Науруза превысила разумные пределы. Тот же думал, что ему все было дозволено. Сын монгола, который был почти абсолютным вице-правителем Восточной Персии, женатый на принцессе, дочери хана Абаки, он себя считал неприкосновенным с тех пор, как помог Газану овладеть троном. В знак возмещения за оказанные услуги, Газан предоставил ему огромнейшие полномочия от своего имени на всей территории государства. Наступило время, когда чванство и наглость эмира перешли все рамки дозволенного. Неожиданно рука монарха покарала его. В марте 1297 г. Газан внезапно арестовал всех приближенных Науруза, которые находились при дворе и тотчас же велел их казнить. Науруз же, который находился во главе армии Хорасана, подвергся атаке лояльных Газану войск и был разгромлен около Нишапура. Науруз скрылся в Герате у мелика этого города – керта Факр ад-Дина, сына и преемника Рох ад-Дина, на содействие которого он рассчитывал. Но политика кортов заключалась в том, чтобы не вмешиваться в межусобные войны, выжидая терпеливо, кто же из соперников окажется победителем. Позволял ли себе ловкий и хитрый афганский клан столкнуться с Чингизханидской династией из-за какого-то потерявшего власть министра? Так как правительственная армия осадила Герат, чтобы задержать лично Науруза, Факр ад-Дин цинично выдал беглеца, которого тотчас же казнили (13 августа 1297 г.). [966]
Освободившись от опеки Науруза, Газан в полной мере проявил себя. Как мы знаем, оставаясь настоящим монголом, нсмотря на свою приверженность к исламу, он показал себя энергичным правителем, одновременно трезвомыслящим и строгим. Он восстановил авторитет центральной власти без всякой жалости подвергая казням, порой по малейшему подозрению, родовых принцев, эмиров или чиновников, которые могли стать помехой в решении его приказов. «Как монарх и законодатель, – пишет Бартольд, – он развернул грандиозную деятельность, полностью раскрепощенный от узкого понимания пиетизма. Он сосредоточил свое внимание на финансовом положении страны, особенно что касается использования денежных знаков. На его монетах были надписи на трех языках (арабском, монгольском и тибетском). На них изображение Газана, как это было у его предшественников, не являлось представлением Великого хана Пекина, а это было изображение монарха, ниспосланного божественной милостью: тангриюнкучундур (слово в слово: добродетель Неба)». [967]
Однако, несмотря на это утверждение полностью монархического содержания, послы Газана в Китае продолжали отдавать почести Великому хану Темюру, как предводителю Чингизханидской династии и, в частности, клану Толу я.
Если Газан был непримиримым в отношении заговоров и казнокрадства высокопоставленных лиц, то его администрация с бдительностью «защищала сельское население от притеснения и вымогательств». Однажды он сказал своим чиновникам: «Вы хотите от меня, чтобы я разрешил вам обирать таджиков (персидских крестьян). Но что вы будете делать, если вы лишите их скота, а земледельцев – семян для посева? Если вы явитесь ко мне после этого и скажете, что у вас нечего есть, я вас подвергну жестокому наказанию! [968]
После стольких разрушений и опустошительных набегов большая часть возделываемой земли в Хорасане и Аджемистском Ираке оставалась под паром. Господство номадов принесло гибель земле. «Земли, – как отмечает Рашид ад-Дин, – были в большей своей части невозделанными. Кому бы они не принадлежали, общинам или частным лицам, никто не осмеливался обрабатывать их из-за боязни потерять их, вложив для возделывания культур очень много усилий и средств». Газан приступил к «пересмотру земельной политики». «Он почувствоал, – продолжает Рашид ад-Дин, -необходимость оказания содействия этому виду деятельности и специальным указом обеспечивал земледельцам пользоваться плодами их труда на приемлемых условиях. Земли общин, оставшиеся невозделанными в течение ряда лет, должны были передаваться тем, кто хотел бы их возделывать с освобождением от налогообложений в первый год работы на земле. Что касается земель, передаваемых по наследству, было предписано тем же указом, что землями, заброшенными в течение нескольких лет, могут воспользоваться новые земледельцы без согласия бывших собственников». [969] Контроль, осуществляемый над должностными злоупотреблениями высокопоставленных лиц позволил в то же время увеличить поступления в казну государства от 1 700 до 2 100 томанов.
