– Нет. Когда бы я успела? Включила воду в ванной и рыдаю, – не без иронии ответила Таша. И по голосу её я поняла, что будущая мать маленького Хохмина вполне себе успокоилась.
– Знаешь, Таш, тот факт, что о твоей беременности я узнала раньше Никиты, делает нас почти роднёй, – рассмеялась я и, поставив телефон на громкую, принялась варить кофе.
Окончательно вернувшая себе эмоциональную стабильность Таша, тоже развеселилась:
– Ну, крёстная же должна знать, как обстоят дела у крестника. Или крестницы.
– Что верно то верно, – хмыкнула я. – Но, Таш, если ты хочешь видеть крёстной кого-то другого – сестру, например, или лучшую подругу, ты можешь мне смело сказать, я не обижусь.
– Саш, у меня нет лучших подруг. А Лена… Я сомневаюсь, что она сможет стать чьей-то крёстной – она сама ещё ребёнок. Тебя же я считаю своим другом, хорошим другом. Мы же столько лет общаемся, делим один кабинет…
Кажется, от этих слов у меня перехватило дыхание. Оказывается, Таша долгое время считала меня подругой, а я её – всего лишь коллегой. И стало так противно от себя самой, что захотелось стукнуться головой об стену. Вот так вот и получается, что я годами обесценивала важность нашего общения.
Глаза обожгло слезами от того, насколько искренние люди есть в моём окружении. Но я не расплакалась, а постаралась вложить в свой ответ всё то, что испытывала к Таше:
– Я тоже считаю тебя подругой. Я искренне тебя люблю и ценю, и я постараюсь быть для тебя тем человеком, которого ты заслуживаешь.
Таша долго молчала, и я уже начала думать, что переборщила, поэтому с замиранием сердца ждала её ответа. И Таша меня не разочаровала:
– Ух, ты! Мне даже Никита настолько красочно в любви не призвался! – с долей иронии и смущения произнесла она. – Но, Саш, не нужно пытаться быть для меня правильным человеком, просто будь моей подругой.
– Постараюсь, – повторила я то, что уже говорила Серёже. – А ты иди и огорошь будущего папу великой новостью.
– А если он не обрадуется? – немного стушевалась Таша.
– Значит, мы его заластаем и будем пытать, пока не начнёт радоваться, – ответила я и, как и положено ведьме, злобненько похихикала, правда не над котлом, а над чашкой с кофе. – Зря что ли ты занималась единоборствами, а я мучала старшего брата?
Таша искренне рассмеялась в трубку.
– Если что – звони, я возьму монтажную пену и приеду.
– А пену-то зачем?
– Запеним ему задний проход, – как ни в чём не бывало произнесла я, и Таша подавилась от смеха. Что ж, цель достигнута: пусть она лучше скажет о ребёнке с улыбкой и полными радости глазами, чем рыдая в три ручья.
Вскоре я положила трубку и, притащив ноутбук за кухонный стол, уселась писать короткий любовный рассказ с лаконичным названием «Автобус», который был буквально пересказом встречи Никиты и Таши. Конечно, я кое-что поменяла в деталях, что-то добавила, а что-то, наоборот, убрала в угоду сюжета. То была короткая зарисовка о девушке, которая пробила не только колено, но и сердце, гордо уйдя в закат. И этот рассказ понравился мне куда больше, чем «Кислый кофе».
Тем вечером с незнакомого номера мне пришла sms-ка, вызвавшая широкую улыбку:
«Спасибо, что ты есть у неё, Мамочка!»
Так в списке моих контактов появился «Сыночек».
Глава 29.1 Море в дороге
После сотого раза выражение «меркантильная тварь» стало для Иды комплиментом. Оно вполне удачно становилось в ряд между “тварь божья” и “тварь дрожащая”. Ида, будучи немного причастной к филологии, если верить её диплому, который своим красным цветом пытался убедить всех и каждого, что его хозяйка не зря временами появлялась на парах в университете, знала, что слово «тварь» имеет нечто общее с «творением». В общем, к слову «тварь», так же как и к «суке», Ида относилась философски.
Ну а свою меркантильность плохой чертой она априори не считала. Каждый человек в той или иной мере меркантилен. Есть такая штука, как пирамида потребностей, и вот её нижние ярусы отлично так закрываются наличием денег. Поэтому на людей, которые говорят, мол, деньги не важны, Ида всегда посматривала с опаской.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Так что да, оскорбить или задеть Иду было сложно.
Ей очень хотелось верить, что она отращивает на себе панцирь ментального спокойствия. Мол, ничто её не заденет, ничто её не обидит. Но, как показала практика, это всё бравада. А Ида всё ещё та девушка, которая может напиться из-за обиды и сесть за руль. Хотя нет, с годами она стала агрессивнее. Теперь она не плачет, а бьёт оппонента наотмашь — так, чтобы он больше никогда не поднялся.
В общем, случилось следующее: Феодора Савельева— по глупости, не иначе — запустила цепную реакцию. Так сказать, толкнула одну карточку, а рухнул весь домик. Ах, если бы мать Попугая ограничилась только оскорблениями, когда позвонила и начала визжать в трубку на следующий день после предыдущего своего звонка, то ничего бы и не произошло — Ида откинула бы её слова в сторону и жила бы себе спокойно дальше. Но нет, мадам опростоволосилась, соединив в одну реплику совершенно неприемлемые вещи:
— Эй, меркантильная тварь, привези мою внучку. Я соскучилась!
Ида почувствовала себя так, словно на неё нацепили рыцарские доспехи, а у шлема упало забрало. Стоило ей положить трубку, как она полезла покупать билеты. И, наверное, бабушка очень сильно соскучилась по своей внучке, поэтому высшие силы были на её стороне, так как Ида нашла билеты на пятничный поезд. Правда, стоили они дороже, чем обычное купе. Комфортабельный спальный вагон на двух человек — но чего не сделаешь ради дорогой бабушки, верно?
Да и Иде было плевать на деньги, ведь она и сама так соскучилась по Феодоре! Поняла, что прямо-таки жить без неё не может и хочет увидеть до потери пульса! Так что Ида сдала билеты, купленные заранее, и приобрела новые.
Следующие несколько дней ее потряхивало от злости так, что Люся поглядывала на неё с опаской и подливала в чай пустырника, что всё равно не особо помогало. А каждое предложение няни поехать с ними в качестве буфера — такая вот своеобразная Люся-Швейцария — вызывало агрессию. Ида умом понимала, что рычать на человека — не лучшее решение, но каждый раз выдавала что-то из разряда:
— Если ты мне понадобишься, я позвоню!
И Люся, поджимая тонкие губы, закатывала глаза и тяжело вздыхала. Словно спрашивала у Вселенной, чем она, собственно, провинилась, что у неё такая начальница. Люся вообще была довольно занимательным персонажем. Про таких обычно говорят «метр с кепкой». Низенькая, кругленькая, но не толстая. Простая девушка с большой грудью и широкими бедрами, с копной золотисто-русых волос и серыми чутка раскосыми глазами. Но всё это было не так заметно, потому что их нянечка являлась обладательницей просто огромных, по-детски пухлых щёчек, затмевавших всё остальное. Она была буквально олицетворением шутки «сначала входят щеки, потом входит Люся». Именно из-за них и роста девушке обычно давали меньше лет, чем есть на самом деле. Люсе было двадцать пять, но её периодически принимали за дочку Иды, когда они втроем с Триш где-нибудь гуляли. В такие моменты Ида чувствовала себя чертовски старой.
И, наверное, именно из-за этой чрезмерной детскости во внешности няни Ида не могла на неё долго злиться. И когда Люся смотрела на неё таким вот взглядом, мол, за что мне всё это, Ида тяжело вздыхала и извинялась.
А Триш, как и положено ребёнку, который иногда копируют взрослых, так же вздыхала и каким-то своим фирменным жестом крутила пальцем у виска. Что получалось у неё довольно мило.
Полностью обратившись мыслями к мести, Ида забила на Сашиного брата, который периодически что-то писал. Вплоть до поезда женщина жила по следующей системе: она либо работала, либо придумывала планы, как превратить жизнь одного конкретного человека в ад. Если обычно она действовала быстро, то тут решила, что данное блюдо лучше подавать холодным. Хотя, возможно, горячим. Так сказать, с элементами поджога. Но с эти она пока не определилась.
