– Безусловно, – кивнул Войцеховский.
– Ну, а днем?
– Днем еще проще. С помощью двух зеркал используется принцип расщепления изображения, и секстант опускает солнце в одном зеркале до горизонта, видимого в другом, и указывает величину угла на транспортире. Большое зеркало, подвижная часть секстанта, прикреплено к этой самой алиаде[28]. Солнце проходит через фильтры, благодаря которым оно выглядит как диск. Отразившись от этого зеркала, оно попадает в малое, вертикально разделенное пополам (и одна из его наружных частей состоит из прозрачного стекла). Когда светило опускается в зеркальную плоскость, то с помощью вот этого винта вполне легко настроить изображение таким образом, чтобы оно «сидело» на горизонте. Кстати, сейчас выглянуло солнце и можно определить широту.
– Как вы полагаете, Казимир Львович, сколько надобно времени, чтобы освоить этот прибор? – поинтересовался Пустоселов.
– Кому как, – пожал плечами Войцеховский. – Я думаю, что вы в состоянии постичь принцип его работы всего за несколько занятий. Тут главное – практика.
– Разрешите?
– Пожалуйста, только прошу обращаться с этим устройством очень осторожно. Ведь если вы, не дай бог, его уроните и погнете шкалу – он станет бесполезен.
– Не волнуйтесь, я осторожно. – С этими словами Пустоселов, пользуясь подсказками штурмана, взял секстант в руки и, глядя в подобие подзорной трубы, стал искать горизонт. Остальные, обступив его, завороженно наблюдали за процессом.
Неожиданно, будто из облака, на палубе возникла несравненная Анастасия Вяльцева. Певица была одета в нарядное платье из светлого шелка. Особенно привлекала взгляд шляпка из итальянской соломки с правым отворотом, украшенная пучком темной сирени и алой розой посередине. Вдоль ее широких полей шла узкая линия голубой бархатной ленты.
– Восхитительно! – вырвалось у жены присяжного поверенного. «Как же она прекрасна! Вот что значит жить в столице», – горестно вздохнула она.
Внимание присутствующих на палубе мужчин невольно перенеслось на звезду русского романса.
– Доброе утро, дорогая Анастасия Дмитриевна! Какая чудесная шляпка! А не позволите ли посекретничать с вами на предмет последних модных столичных пристрастий?
– С удовольствием. Тем более что, как я вижу, ваш супруг занят изучением какой-то непонятной штуковины.
– Да, мужчины – сущие дети. Завидев какую-нибудь игрушку, они тотчас же устремляются к ней, позабыв обо всем на свете.
– Хуже того, – вторила ей певица, – когда они собираются вместе, то говорят о чем угодно: об орловских рысаках, русских борзых и лишь изредка о женщинах, причем о нас с гораздо меньшим почтением…
– К сожалению, вы правы.
Непринужденно общаясь, дамы прохаживались вдоль лееров.
Клим Пантелеевич тем временем принимал живейшее участие в определении широты и вместе с Пустоселовым серьезно заинтересовался тайнами штурманского ремесла.
– Думаю, господа, скоро мое присутствие на судне станет простой формальностью, – польстил пассажирам Войцеховский. – Афанасий Пантелеймонович управляется с секстантом как заправский штурман.
– Спасибочки на добром слове, Казимир Львович. Уж больно интересно. Никогда бы не подумал, что смогу освоить эту штукенцию. Чувствуешь себя Галилеем и Магелланом одновременно. Да, интересная у вас профессия – по морям и океанам странствовать.
– А вы, Афанасий Пантелеймонович, неисправимый романтик. Вижу, и вам не чужда страсть Савелия Лукича к путешествиям, – вмешался в разговор Ардашев.
От неожиданности купец вздрогнул:
– Мир праху его! – Он суетливо осенил себя крестным знаменьем. – Да и отец его, говорят, тоже море мечтал увидеть, да вот только помер рано – водка проклятущая сгубила. Другое дело дед! Помните, я уже рассказывал вам о нем? – Ардашев кивнул. – Старик родителя моего иностранной грамоте обучил добросовестно. Папаша на английском языке изъяснялся весьма свободно. Но когда довелось ему с настоящим британцем общаться, то у англичашки от удивления глаза пятаками округлились. Выяснилось, что незабвенный мой батюшка очень уж часто пересыпал английскую речь забористыми словечками. Но не ругательствами – нет, а разного рода присказками, кои в ходу были у флибустьеров позапрошлого века. Понятное дело, что виновником такого образования оказался Капитон Ерофеевич. Но к тому времени он уже отошел в мир иной, а при жизни никто так и не удосужился расспросить старца о его дальних странствиях.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Занимательная история, – удивился Смальский, – так и просится на бумагу. Представляете, господа, выходит в столице, в издательстве Сытина, роман – «Ставропольский корсар» или «Тайна русского пирата». Как вам?
– По-моему, совсем недурственно! – улыбнулся негоциант.
– Идея неплохая, только сначала надо бы отыскать убийцу его внука и заодно раскрыть злодейство в Константинополе, а уж потом и за книжку браться, – угрюмо проговорил присяжный поверенный.
Пустоселов осторожно передал секстант в руки штурману и, наморщив лоб, серьезно спросил:
– Позвольте, Клим Пантелеевич, неужели вы считаете, что эти два преступления как-то связаны между собой?
– Не исключено.
Адвокат повернулся к штурману:
– Скажите, Казимир Львович, а до Смирны далеко?
– Если ничего не случится, то завтра к полудню вы будете иметь удовольствие прогуляться по ее древним улочкам.
– А что значит «если ничего не случится»? Нам что-то угрожает? – газетчик обеспокоенно уставился на Войцеховского.
– Да нет, это я так, на всякий случай. Мы, моряки, народ суеверный, и зарекаться у нас не принято. Но вы не переживайте, все будет хорошо.
– Дай-то бог, – пробубнил себе под нос Смальский и засеменил в сторону кают.
Глава 21
На кровавых волнах
Война между Россией и Турцией шла уже третий месяц. Ламбро Качиони покинул базу клефтов и направился в Херсон на встречу с русским командованием, обещавшим снарядить парусники для корсарских экспедиций. Командовать греческими повстанцами остался Капитон Русанов. В его распоряжении, кроме «Магнолии» и «Тюльпана», появилось еще два отбитых у неприятеля судна: турецкий 8-пушечный кирлангич «Картал[29]», названный теперь «Святым Георгием», и 16-ти пушечная шебека «Ок[30]» – крещенная в «Императрицу Российскую». После жаркой морской баталии оба корабля находились в плачевном состоянии и требовали серьезного ремонта. Их починкой руководил Макфейн, а Капитон, получив известие о приближении каравана османских торговых судов, ушел в море.
Третий день «Тюльпан» караулил неприятеля между северо-западной оконечностью Крита и островом Китира, перекрывая широкий пролив, ведущий к африканскому побережью. Горизонт был девственно чист, и надежда корсаров на богатую добычу таяла с каждым часом. Ближе к вечеру сумерки раскрасили воду в чернильный цвет, а солнце приготовилось уступить место луне.
– А может, поменяем курс и пройдем вдоль восточного побережья? – предложил Ивкович.
– Подождем немного, – Русанов приник к подзорной трубе, в который раз осматривая бескрайние морские дали. И вдруг его лицо озарила счастливая улыбка. – Вот это подарок! Посмотри, Тихомир, кого нам бог послал.
Старший помощник капитана приник к окуляру и вдруг отпрянул, будто встретившись взглядом с бесом.
– Пусть меня выбросит на мель, если это не турецкий фрегат! Да у него не меньше тридцати пушек, а то и все сорок! Он не оставит от нас живого места! Надо уходить!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Моя страна воюет с турками, и мне негоже избегать баталии.
– О чем ты? Что за вздор! Они подпустят нас на пушечный выстрел, а потом расстреляют в упор. Наши вертлюги для них – пустой звук!
– Поднять боевой флаг! – приказал капитан.
– Опомнись! Что ты задумал? Мы потеряем и людей и корабль! Нас может спасти только темнота.
