Кадудаль с неожиданной для его грузного тела быстротой повернулся к Полю Алэну.
– Я слышал, у вас четыреста голов, виконт?
– Триста. Из них сто мы должны оставить здесь, – произнес Александр, знаком остановив Поля Алэна. – Если помощь нужна в двух местах, мы можем разделиться.
– Разве виконт командовал когда-нибудь отрядом сам?
– Дважды. Дело у Геменэ полностью взял на себя он.
– Отлично, – произнес Кадудаль, после недолгого размышления. – Именно так мы и поступим.
– Разделимся?
– Да.
Я слушала все это, тревожно поглядывая то на братьев, то на гостя. Кадудаль вдруг вызвал у меня резкое чувство неприязни: я уже очень хорошо понимала, что он приехал сюда не просто погостить. Он хочет увезти их, Поля Алэна и Александра, втравить в какое-то ужасное кровавое дело, в одну из тех стычек, что происходят нынче в каждом бретонском приходе…
Положение роялистов в этой провинции усложнялось с каждым днем. Наводненная синими войсками, Бретань задыхалась под железной пятой генерала Лазаря Гоша. А в Париже Директория разражалась гневными филиппиками по поводу «коварных советов роялистов, вновь плетущих свои козни, и фанатиков, без конца разжигающих всякие фантазии»; один из директоров, Ребёль, в каждой своей речи метал громы и молнии против роялистов. Из многочисленной плеяды шуанских военачальников сопротивление продолжали лишь четыре человека: Шаретт, загнанный в глухие болота Маре, Стоффле и Сепо в Мэне. Четвертым был Кадудаль, но он, казалось, действовал повсюду.
Я не выдержала. Мне почему-то невыносимо было сознавать, что кто-то, кроме меня, имеет право на Александра. Подумать только, он лишь чуть больше месяца провел дома, а от него уже требуют, чтобы он уехал…
– Господа, – вмешалась я, пытаясь улыбнуться, – завтрак уже ждет нас. Я ничего не понимаю в ваших делах, но, может быть, вы оставите разговор на потом?
Кадудаль и Поль Алэн промолчали.
– Ничего нет проще, – произнес Александр, но я видела, что думает он совсем о другом и я в этот миг меньше всего занимала его мысли.
Завтрак, впрочем, прошел лучше, чем можно было ожидать. Кадудаль был в отличном расположении духа, и они с отцом Ансельмом без конца разговаривали. Гость ел так, будто находился в военном бивуаке, не имея никакого понятия о правилах поведения за столом; последнее обстоятельство произвело ужасное впечатление на Анну Элоизу, и старуха сидела натянутая, как струна, всем своим видом показывая, что шокирована. Кадудаль в ответ занял самую лучшую позицию: он ничего не замечал.
К моему удивлению, в этот день о делах они больше не разговаривали. Я нарочно все время была в их компании, решив, что уйду только тогда, когда меня откровенно станут прогонять. Но меня не гнали, и тревога моя понемногу улеглась. Мужчины говорили о Вольтере, религии, причинах революции, курили сигары, играли в бильярд. Потом был обед, партия в карты и снова беседа; я сидела за вышиванием, внимательно к ней прислушиваясь, но ни одного тревожного слова сказано не было. Единственное, что заставляло меня беспокоиться, – это лицо Александра. Он снова стал будто чужой мне, от него снова веяло холодом. Чем следовало объяснить такую перемену?
Вечером, когда все в доме засыпало, мне удалось встретиться с Кадудалем наедине – он как раз поднимался к себе в комнату. Он еще раз поклонился мне и улыбнулся своей широкой улыбкой, наивной, как у ребенка.
– Благодарю вас, мадам дю Шатлэ, за гостеприимство. Я впервые за несколько лет чувствовал себя как дома.
– Я очень рада, сударь…
Тревога снова проснулась во мне. Уже не соображая, что делаю, отдавшись чувству искреннего страха, я схватила его за руку.
– Одну минуту, господин Кадудаль, послушайте… если уж мне действительно посчастливилось сделать вам приятное, обещайте мне, что не увезете Александра!
Он молчал, его темные глаза поблескивали в полумраке.
– Сударь, я прошу вас!.. Неужто вы сможете ответить мне злом на добро и в ответ на мое гостеприимство сделаете меня несчастной?!
– Мадам дю Шатлэ, я хорошо понимаю вашу тревогу, но времена сейчас таковы…
– Моя тревога! Времена! – повторила я гневно. – Из-за этих ваших войн я потеряла отца, а теперь вы хотите, чтобы я совсем одна осталась!
– Наше дело требует от нас жертв, как это ни тяжело.
– Так вы можете обещать? – спросила я, закусив губу. Он взглянул на меня и кратко ответил:
– Нет. – Помолчав, он добавил: – Ваш муж, мадам, как мне кажется, пустил бы себе пулю в лоб, если бы ему в такое время пришлось отсиживаться дома.
Я молчала, чувствуя, что мне ужасно хочется ударить этого человека. Лишь бы мне хватило сил сдержаться… Кадудаль сейчас перестал быть Кадудалем, он стал воплощением всего того, что мучило меня последние шесть лет, – того проклятого долга, проклятой чести, всяких обстоятельств, сила которых всегда направлена мне во вред и никак иначе…
– Мадам, – произнес он. – Мадам, ради уважения к вам и к вашему отцу, я готов дать вам другое обещание.
– Какое? – спросила я сквозь зубы.
– Ваш муж вернется к вам, герцогиня. Даю вам слово.
Сказанное медленно доходило до моего сознания.
– Вы даете слово? – переспросила я уже не так печально.
– Да, я обещаю.
Даже не поблагодарив, а лишь ощущая приятное облегчение, разлившееся по телу, я поднялась по ступенькам. У меня отлегло от сердца. Лишь один вопрос заставил меня обернуться.
– Вы ведь не скажете герцогу, что я просила за него, не правда ли, сударь?..
…Спустившись на следующий день в вестибюль дворца, я спросила у служанки, вернулся ли господин герцог из конюшен. Ответ был ошеломляющ:
– Хозяин, его брат вместе с тем высоким господином уехали среди ночи, и людей взяли с собой.
Потрясенная, я не могла вымолвить ни слова. Мне хотелось назвать Александра самыми последними словами. Черт возьми, какой гнусный поступок! Уехать, ничего не сказав мне, за моей спиной, среди ночи, – именно тогда, когда я спала! Разумеется, нет смысла спрашивать, куда он уехал. Пытаясь скрыть то, что я чувствую, я задала служанке несколько вопросов. Выяснилось, что братья взяли с собой две сотни человек шуанов, обитавших в окрестностях Белых Лип. Они уехали на войну, не иначе…
– Как долго? – проговорила я одними губами.
– Что, мадам герцогиня?
– Я спрашиваю, герцог сказал, когда вернется?
– Нет, мадам, этого он не сказал.
Так я и думала… Мне снова дали понять, как мало я значу в этом доме. Да что там в этом доме – в его глазах! Меня даже нет смысла предупреждать об отъезде, что уж там говорить о сроках возвращения!
Черт возьми, ну и муж мне достался – хуже не придумаешь! Роялист, шуан и заговорщик!
