Ее яростный взор сестренку нисколько не смутил. Она спокойно расставляла посуду на столе и руки у нее, в отличие от моих, не дрожали.
– Мам, ты чего шумишь? – Ее голос был абсолютно спокоен, и это окончательно вывело мать из себя.
– Не смейте жрать. Вы не были на утренней молитве и завтрака для вас не будет! Вон из-за стола! – визжала она.
Я и Сорела начали было подниматься, но Лота остановила нас.
– Вы что, есть не хотите?
– Но матушка…
– Да это она так. Шутит.
– Да как ты смеешь в моем доме…
– Это дом не твой, и еду не ты приготовила, и вообще, что ты тут сделала, чтобы что-то считать своим?
От такой наглости, мать опешила и сразу даже не нашлась, что ответить. Мир переворачивался на глазах. Она приказывала, а ее не слушались. Лота воспользовалась паузой и продолжила.
– Лучше уйди и не порти нам аппетит.
– Да я тебя.
– Ну что ты меня? Выпоешь, как в детстве? Так я уже выросла и у тебя силенок не хватит. Так что иди по своим делам и не мешай.
Лота поудобней уселась за стол и стала делать себе бутерброд. Сорела помявшись присоединилась к ней. Глядя на них я тоже принялась за еду. Мать какое-то время смотрела на нас, а затем развернулась и ушла, хлопнув дверью так, что вздрогнула посуда на столе.
– Ой, что теперь будет. – Промямлила я, с надеждой глядя на старших сестер.
– Девчонки, все будет нормально. – Успокоила нас средняя.
Завтрак начавшийся так напряженно, закончился очень даже хорошо. Лота беззаботно шутила, словно ничего и не произошло. Она втягивала нас в общий разговор, и постепенно ей это удалось. Я и сама не заметила, как напряженность исчезла и мы болтали и хихикали, забыв о неприятном столкновении с матерью.
Наконец, сытно отдуваясь мы отвалились от стола. Шарлота позвала прислугу убрать со стола и посмотрела на нас.
– Ну девчонки, какие планы на день?
Мы с Сорелой переглянулись и недоуменно пожали плечами. Раньше таких вопросов не возникало. Мать или кюре всегда сами находили нам занятие, а сейчас все как-то смешалось.
– Понятно, – протянула Лота и спросила – А купальня за домом еще цела?
– Цела.
– Тогда есть предложение пойти искупаться, а потом уже подумаем чем заняться.
Мы с энтузиазмом поддержали эту идею и быстро собравшись все втроем отправились к реке. По дороге я подумала, что домашний бунт это не так уж и страшно, скорее даже приятно и интересно. Но тут же сама себя одернула, это с Шарлотой не страшно. Ее уверенность и сила передавалась и мне, делая меня совершенно другим человеком.
В купальне никого не было. Ярко светило полуденное солнце и призывно блестела река. Мы спустились к скамейке у воды. Я расстелила подстилку и протянула Шарлоте купальную рубашку, но она только фыркнула в ответ.
– Зачем?
– А в воду в чем, в одежде полезешь?
– Я что идиотка, конечно нет.
– А как?
Я непонимающе уставилась на нее, и тут она удивила нас в очередной раз. Взяла и разделась, оставшись совершенно голой.
– Вот так я и буду купаться.
– Ты что, Лота? А вдруг кто увидит?
– Да плевать на них, мы хозяева здесь или нет. А в этих рубахах плавать никакого удовольствия.
И не обращая больше на нас внимания пошла в воду.
Сорела растерянно глядела на меня, а я на нее.
– Ну, вы скоро? – Поторопила уже из воды Лота.
– А! – Сорела махнула рукой, и тоже раздевшись, пошла купаться голой.
Гладя на них, решилась и я. Отложила рубашку в сторону и быстро скинув одежду, бросилась в воду. Сердце билось часто, часто. Странное волнение охватило меня. Мне было и стыдно и приятно, и вода как-то по особенному касалась тела, и все ощущалось острее, но в тоже время было с каким-то налетом нереальности. Я визжала и смеялась, была возбуждена как никогда в жизни и никогда еще не испытывала таких острых чувств.
– Вы что делаете, бесстыдницы?
Голос нашей матушки прогремел как глас архангела, зовущего грешников на страшный суд. Она вместе с кюре стояла на берегу и они смотрели на нашу резвящуюся троицу. Сердце, словно, оборвалось и упало в пятку. Я как можно глубже присела в воду, жалея, что я не рыба и не могу скрыться там совсем.
– Мы купаемся. – Лота оставалась спокойной, как всегда.
Она не прикрываясь направилась к берегу, и я видела как вытаращился на ее обнаженное тело кюре. Его глаза чуть не вылезли из орбит, лицо перекосила странная гримаса. И тут я поняла, кюре просто млеет от Лоты. Она поразила старого греховодника в самое сердце.
– Вы что-то хотите нам сказать? – Шарлота остановилась в шаге от них.
– Оденься развратница. – Мать просто шипела от злости.
– Зачем, разве ты не сама говорила мне, что кюре человек святой и стесняться его глупо. А на счет развратницы, не тебе матушка об этом говорить.
– Ты, ты… – она не находила слов.
Впервые я видела нашу властную, гневливую мать, такой раздраженной и не знающий на ком сорвать свой гнев.
– Если мой обнаженный вид раздражает вас святой отец, – продолжала Лота, обращаясь уже к кюре, – то вам стоит только отвернуться и я моментально исчезну из вашего поля зрения.
Кюре затравлено молчал, старый сластолюбец не мог отказаться от созерцания нагих прелестей ее тела. И тут наша мамаша заметила, как ее дражайший кюре смотрит на красавицу Лоту и его состояние. Гнев ее, наконец, нашел объект выхода и излился.
Она схватила его за плечо и развернула с такой силой, что он чуть не упал.
– Ты, что на нее вылупился!
И бац, звонкая пощечина отбросила святого отца на пару шагов назад. Я чуть не задохнулась от восторга. О таком я не могла подумать и в самых смелых мечтах. Шарлота весело засмеялась. А мать, схватив за шиворот ошарашенного кюре, чуть ли не бегом потащила его назад к дому.
– Ну вот, а вы боялись.
Довольная сестренка повернулась к нам, и вдруг подпрыгнув, перевернулась в воздухе как ярмарочный акробат, и плюхнулась в воду, обдав нас фонтаном брызг. А я вдруг ясно поняла, что возврата к прежней жизни уже не будет. Буйная радость переполнила меня и чтобы не лопнуть я завизжала, высоко подпрыгнула и плюхнулась рядом с Лотой.
Больше в этот день мы ни мать ни кюре не видели. На другой день они появились. Кюре вел себя как обычно, мать с нами не разговаривала. Так прошло несколько дней. Внешне все было тихо и спокойно, но я чувствовала, как копиться напряжение. И как я не готовилась к решительному столкновению, развязка наступила неожиданно.
Как обычно в конце недели, после вечерней трапезы, кюре позвал нас на исповедь.
– Спасибо святой отец, но я не буду исповедоваться, – заявила Лота.