газеты “Речь”, 6 сентября 1911 года:
“Киев, 5 сентября, 2 ч. 32 м. Официальный бюллетень от 12 час. 30 мин. дня гласит: “С ночи ослабление деятельности сердца приняло угрожающие размеры, пульс 132, очень слабого наполнения; воспалительные явления со стороны брюшины без резких изменений, температура 37, общее состояние тяжкое... Согласно телеграмме, поданной в Киеве в 1 ч. 30 мин. пополудни, здоровье статс-секретаря Столыпина с каждой минутой ухудшается. Болезнь прогрессирует. Пульс, упавший на короткий срок, заработал снова с силой большей, чем показано в последнем бюллетене. Температура — 35, 5. Средства, применяемые врачами, не производят действия”.
А потом слова его стали бессвязными. Словно понимая это, Столыпин хотел что-то написать на простыне, ему даже дали карандаш. Но ничего не вышло — рука дрожала, не слушалась.
Чиновник особых поручений, дежуривший возле постели, записывал каждое его слово, каждый звук. Позже он говорил, что Пётр Аркадьевич произнёс слова о Финляндии, но что именно — не понял.
— Как он? — спросила вошедшая Ольга Борисовна.
— Состояние Петра Аркадьевича очень серьёзно, — ответил тот.
Он хотел сказать “безнадёжно”, но промолчал, оставляя супруге премьера хоть слабую надежду. И отвернулся, чтобы вытереть катившуюся по щеке слезу.
Ольга Борисовна уже не отходила от мужа. До последнего момента она верила в предсказания доктора Боткина о выздоровлении Петра Аркадьевича.
Началась агония. После бессвязных слов Столыпин вдруг чётко сказал фразу:
— Зажгите электричество!
Все с облегчением вздохнули — сознание наконец вернулось к нему, стало лучше... Но это длилось лишь несколько мгновений. Около пяти часов утра он впал в забытье и в себя уже не приходил....
К вечеру пятого сентября в лечебницу приехал Коковцов. Доктор Маковский был мрачен и тяжело вздыхал. Было ясно, что роковая развязка приближается. Слышались стоны больного и икота, которая его преследовала.
— Есть ли шансы? — спросил Коковцов у Маковского.
— Нет, — тихо ответил тот.
В десятом часу вечера Коковцов решился:
— Если моё присутствие окажется необходимым, позвоните мне, — и исполняющий обязанности председателя Совета министров России уехал, чтобы заняться государственными делами.
Коковцову позвонили из клиники:
— Столыпин умер.
Коковцов тотчас послал телеграмму барону Фредериксу, сообщив печальную новость.
Из газеты “Новое время”, 6 сентября 1911 года:
“Киев. В 10 час. 12 мин. Пётр Аркадьевич тихо скончался. В истории России начинается новая глава”.
Шестого сентября в шесть часов утра государь и сопровождавшие его лица прибыли в Киев. Пароход на пристани встречали Коковцов, граф Бенкендорф и генерал Трепов. Охраны не было никакой. Трепов сказал, что повезут государя окольными путями, чтобы избежать неприятностей, и даже если государь укажет дорогу, его повезут только по той, которую укажет он, Трепов.
Пароход причалил к пристани. Встречавшие поднялись на палубу, государь молча выслушал доклад Коковцова.
— Едем поклониться праху Петра Аркадьевича, — с печалью произнёс царь.
Он сел с бароном Фредериксом в открытый автомобиль, и никто не стал его отговаривать от этого. Во втором автомобиле ехали Коковцов с Треповым. Город был пуст. Автомобили совершили длинный переезд, чтобы попасть в центральную часть Киева. Возле клиники остановились. У дверей их встретил доктор Маковский, ещё один врач стоял рядом с ним. Они проводили государя в большую палату на втором этаже, где тело грозного премьера ещё лежало на кровати, но кровать уже была выдвинута в центр.
Ольга Борисовна, сидевшая в белом больничном халате у изголовья мужа, поднялась навстречу государю и громким голосом, отчеканивая каждое слово, произнесла фразу, которая стала известна в высших кругах:
— Ваше величество, Сусанины не перевелись ещё на Руси.
Отстояв панихиду, государь сказал несколько сочувственных слов Ольге Борисовне и, не говоря ни с кем, молча вышел из лечебницы и сел в автомобиль. В таком же порядке, как приехали в клинику, они отправились в Николаевский дворец.
У ворот Трепов сказал Коковцову:
— На этом я с вами прощаюсь. Мне надо готовиться к отъезду царской семьи.
Коковцов знал, что семья государя отбывает ровно в двенадцать часов дня.
Фраза, произнесённая Ольгой Борисовной, государю не понравилась. Не понравилась она и Александре Фёдоровне, которая не раз вспоминала неблагодарные слова Столыпиной, не оценившей отношение к её мужу монарха.
А утро в городе было такое же неспокойное, как прежде, народ толпился на улицах, войска стояли шпалерами до самого вокзала от дворца, где остановился государь со своей семьёй.
Праздники, омрачённые гибелью Столыпина, завершались. Но ещё не все знали, что премьер скончался. Слухи только набирали силу, только начинали расползаться.
Из газеты “Речь”, 7 сентября 1911 года:
“Киев, 6 сентября. Еврейское население Киева в панике.
Весть о смерти П.А.Столыпина, быстро облетевшая город, усилила и без того сильную панику. На вокзале творится нечто невероятное; пробиться к вокзалу невозможно. Там скопились тысячи евреев. Отправляются двойные поезда во всех направлениях. Настроение крайне угнетённое”.
А дальше... Дальше продолжалась жизнь.
Примчавшийся князь Орлов передал Коковцову, что его хочет видеть государь.
— Как можно скорее, из-за этого задерживается его отъезд.
Поняв, что на плохих лошадях, выделенных министру финансов империи, до дворца быстро не добраться, Коковцов попросил чей-нибудь автомобиль. Откликнулся Дьяков, городской голова. Он же приказал сесть впереди жандармскому офицеру, чтобы автомобиль беспрепятственно пропускали на улицах. И они устремились во дворец. Неслись так быстро, что на одном повороте машина едва не опрокинулась. Все шарахнулись от неё в стороны.
Войдя во дворец, Коковцов увидел на первом этаже императрицу и министра двора барона Фредерикса возле неё, который по-французски сказал министру: “Государь вас давно ждёт!”
Николай II стоял в кабинете уже перед дверью, держа в руках фуражку. Как обычно, он улыбнулся:
— Я прошу вас быть не председательствующим, а председателем Совета министров, оставаясь, разумеется, и министром финансов. Надеюсь, вы мне в этом не откажете.
Коковцов ответил:
— Мой долг повиноваться вашему величеству, если вы оказываете мне ваше доверие и считаете меня достойным его, но в трудных условиях управления Россией мне необходимо знать, кого ваше величество изберёте министром внутренних дел?
Государь ответил на этот ключевой вопрос:
— Я уже думал об этом и остановил свой выбор на нижегородском губернаторе Хвостове.
Шокированный Коковцов не смог удержаться:
— Ваше величество, я знаю, что вы спешите уехать и у вас нет времени подробно меня выслушать, но верьте моей чести, что мне больно противоречить вам. Я по совести не могу исполнить моего долга перед вами, если моим сотрудником по министерству внутренних дел будет такой человек, как Хвостов, которого
