наиболее известных представителей феноменологии религии.
106
Есть много других имен, которые можно упомянуть в контексте синтеза психоаналитической, экзистенциальной и теологической мысли. Мы уже отмечали работу Уолдмана, которая объединяет все вплоть до Адлера, как показал и Прогофф. Таким образом, мы говорим не о случайном сближении или необычном сходстве, а о совокупном достижении нескольких основных направлений мысли. Важная книга Игоря А. Карузо «Экзистенциальная психология: от анализа к синтезу» (Igor A. Caruso, Existential Psychology: From Analysis to Synthesis (New York: Herder and Herder, 1964) – превосходное утверждение о неврозе «в духе Ранка». См. Также Вильфред Дейм «О глубине – психология и спасение» (Wilfried Daim, “On Depth – Psychology and Salvation,” Journal of Psychotherapy as a Religious Process, 1955, 2: 24–37), где рассказывается о другой части современного движения за отказ от психоанализ на примере Кьеркегора. Одной из первых современных попыток в этом направлении – возможно, первой – была попытка друга Фрейда, преподобного Оскара Пфистера, который написал большую работу о тревоге – «Христианство и страх» (Oskar Pfister, Christianity and Fear. London: Allen and Unwin, 1948). Он воспринимал тревогу как главный источник поведения от Иоанна через Кьеркегора, Хайдеггера и Фрейда; его цель состояла в том, чтобы показать, что тревога лучше всего преодолевается благодаря идеологии бессмертия христианской любви. Это не место для проведения обширного исследования и оценки аргументов Пфистера, но важно отметить, что работа искажена любопытной неспособностью понять, что тревога жизни и смерти является универсальной характеристикой человека. Он встает на сторону тех, кто считает, что здоровое развитие ребенка может происходить без вины и что полное выражение любви может изгнать страх: «…не верно и то, что эта предрасположенность к страху обязательно должна быть обусловлена существованием в мире. … То, что существование в мире как таковое вызывает страх, справедливо только для людей, которые были склонны бояться различных «проклятий»…» Он говорит, что у Кьеркегора был тревожный невроз из-за трудного детства – отсюда и его болезненность. Любопытно, что Пфистер не смог отстоять идеологию культурного бессмертия, которое поглощает и преобразовывает страх, даже когда признал, что: «Многие люди, не только дети и старики, находят возможным встретить смерть. Они могут даже приветствовать ее как друга и быть готовыми умереть за великое дело». Это верно, но, как мы теперь знаем, это в то же время и тривиально, потому что не вступает в борьбу с трансформации реальности и силы. Результатом является книга, которая предлагает своего рода тезис Вильгельма Райха и Нормана Брауна о возможностях жизни без подавления, с Христом в качестве фокуса для Эроса. Все это приводит к размышлению, что «когда либеральное христианство ухватится за Фрейда, чтобы попытаться сделать мир веселым «правильным местом», такие необычные партнеры в подобном нехристианском начинании обязательно произведут нечто ложное.
107
Босс, Медард (1903–1990) – швейцарский психиатр и психолог. Разработал подход в психотерапии, известный как дазайн-анализ (анализ существования), совмещающий традиции психоанализа, философии и феноменологии.
108
Здесь можно упомянуть, что с этой точки зрения один из важнейших проектов истинной зрелости жизни человека – это смирение с процессом старения. Для человека важно постепенно принимать свой истинный возраст, прекратить отстаивать свою юность, делая вид, что его жизни нет конца. Эллиот Жаке в своем поистине превосходном маленьком эссе «Смерть и кризис среднего возраста» (Elliot Jacques, “Death and the Mid-Life Crisis,” H. M. Ruitenbeek, ed., Death: Interpretations (New York: Delta Books, 1969), Chapter 13) прекрасно развивает идею о необходимости «оплакивания себя», оплакивания возможной собственной смерти и, следовательно, стремления выбраться из своего бессознательного, блокирующего эмоциональную зрелость. Нужно, так сказать, самостоятельно выбраться из этой системы. Изучая эти движущие процессы, мы видим, как важно человеку смириться с земным состоянием, своей тварностью; и мы, кажется, полностью разобрали научное обоснование ранней идеи Джеймса о значение внутреннего эмоционального коллапса в личностном росте (James, Varieties, p. 99). Можно сказать, что в этом смысле Фрейд разработал динамику невротического стремления избегать фактов и впечатлений, которые могут нарушить душевное равновесие, с чем он сам не мог справиться. Его гениальное открытие процесса, называемого «скорбный труд», теперь можно понимать как основание для сложения полномочий самим человеком. (См. Важную оценку Перлза в работе «Эго, голод и агрессия» (Perls, Ego, Hunger, and Aggression [New York: Vintage Books], pp. 96–97, в которой подтверждается общий телесный характер этого процесса). Мы также можем лучше понять, как культурные силы вступают в сговор, чтобы вызвать депрессию в период менопаузы. Это происходит в любом обществе, которое лжет человеку об этапах жизни, не имеет в своем мировоззрении оплакивания тварности и не дает какого-то более масштабного героического замысла, с которым, как мы увидим, можно смириться.
109
Райх, Вильгельм (1897–1957) – австрийский врач и психоаналитик. Сформировал такие направления как телесная терапия, гештальт-терапия, биоэнергетический анализ и первичная терапия.
110
Этот факт поднимает давний вопрос, почему так мало женщин являются фетишистами, и на него ответили Гринакр и Босс. Их объяснение заключается в том, что самец, чтобы выполнить свою видовую роль, должен совершить половой акт. Для этого ему нужны надежные внутренние силы, а также подсказки, чтобы пробудить и изменить свои желания. В этом смысле мужчина от природы является до некоторой степени фетишистом. Чем меньше у человека собственных сил, тем больше его охватывает ужас надвигающегося женского тела, тем больше фетишистской узости и символизма ему необходимо. У женщины нет этой проблемы, потому что ее роль пассивна. Можно сказать, что ее фетишизм поглощен тем, что ее тело должно сдаться. Как говорит Босс, женщины, которые замыкаются на физическом аспекте любви, конкретном партнере, могут быть полностью фригидны («Сексуальный извращения»/Sexual Perversions, рр. 53–54). Или, как заметила Гринакр: «Чувство неудачи из-за фригидности у женщины смягчается возможностью сокрытия» («Дальнейшие заметки»/Further Consideration, pp. 188). «Фригидность может быть скрыта в такой степени, которая невозможна при нарушениях потенции у мужчины» («Дальнейшие заметки»/«Further Consideration», pp. 192). Кроме того, женщина в своей пассивной, покорной роли часто получает чувство безопасности, отождествляя себя с силой мужчины; это преодолевает проблему уязвимости путем получения делегированных полномочий – как самого пениса, так и культурного мировоззрения. Но именно мужчина-фетишист – это тот, кто не имеет надежных делегированных полномочий из какого-либо источника и не может получить их путем пассивного подчинения женщине (см. Гринакр «Определенные отношения»/Greenacre, Certain relationships, р. 95). Мы могли бы подвести итог всего этого, сказав, что фригидная
