Рассказ псковского летописного свода 1547 г., составленного, очевидно, в Елеазаровском монастыре, конечно, восходит к Задонщине (тут плачут «жены», есть «дивные удальцы», мечи «булатные», «стуку и грому»). Промосковский летописец использует произведение о Куликовской битве, прославляющее победы русского оружия.
В середине XVI в. во Пскове бытовала Задонщина Пространной редакции (ср. «гремят мечи булатныя о шеломы», «на поли», «на сильную рать» и др.). Однако в ней, возможно, еще были элементы Краткой («стуку и грому» и «з дивными удальцы»). О том, что это так, можно судить по выражению «треснули копья», связывающему запись 1514 г. только с Печатной группой Сказания, где находим также следы Пространной Задонщины с элементами Краткой.[К сходному выводу пришла М. А. Салмина, считающая, что «рассказ Псковской летописи восходит к пространному тексту „Задонщины“, которому, по-видимому, были присущи отдельные черты, сохранившиеся в списке К-Б» (Салмина М. А. Рассказ о битве под Оршей Псковской летописи и «Задонщина» // «Слово» и памятники. С. 525).]
Позднее игумен Корнилий в 1567 г. выпустил все эти отрывки из своего антимосковского свода.[ПЛ. Вып. 2. С. 226. О своде Корнилия см.: Масленникова H. Н. Присоединение Пскова к Русскому централизованному государству. Л., 1955. С. 167–177.]
О бытовании Задонщины во Пскове говорит и то обстоятельство, что заголовок этого памятника, написанный почерком XV в., находится в сборнике с псковскими языковыми чертами.[Седельников. Где была написана «Задонщина»? С. 576.]
Еще одну реминисценцию Слова В. Н. Перетц находил в Житии Александра Невского псковского агиографа Василия-Варлаама:
Житие Александра:…Мужие святаго князя Александра исполнишася духом ратным, бяху же сердца их яко сердца львом…Ныне приспе время нам положите главы своя за тя.[Серебрянский Н. И. Древнерусские княжеские жития. М., 1915. Тексты. С. 130; Перетц. Слово. С. 39.]
Слово: Наплънився ратнаго духа…..хощу главу свою приложити.
Но выражение «наполънися ратного духа» есть и в Задонщине Пространной редакции, а «положити глава своя за тя» — обычный штамп в летописях и воинских повестях.[Ср.: «Днес готови есмя умрети с тобою и главы своя положыти за святую веру христианскую и за твою великую обиду» (Повести. С. 50), «можем главы своя сложити за тя» (Повесть временных лет под 1015 г. и др.), «Исполнишася духа ратна» см. под 1242 г. в Новгородской 1 летописи (НПЛ. С. 296).]
А. В. Соловьев стремится также найти следы Слова в Житии князя Ярослава Всеволодовича, помещенном в Степенной книге (через Житие этого князя XIII в.).[Soloviev A. V. New Traces of the Igor Tale in Old Russian Literature. P. 73–81.] Но его ссылки на сходные выражения «славная река Днепр» и «славные куряне», как показал Н. К. Гудзий, явно недостаточны: в первом случае у обоих памятников общий (фольклорный) источник («Днепр Словутич»), а во втором сходство ограничивается названием жителей Курска «курянами».[Гудзий H. К. О «Слове о погибели Рускыя земли». С. 544.]
Д. Н. Альшиц идет дальше А. В. Соловьева. Он считает Житие Всеволода из Степенной книги полемическим откликом на Слово.[Альшиц Д. Н. Легенда о Всеволоде — полемический отклик XVI в. на «Слово о полку Игореве»//ТОДРЛ. М.; Л., 1958. Т. 14. С. 64–70.] В Житии помещен рассказ о вымышленном походе князя Всеволода на половцев 1184–1185 гг. Он легко объясним из общей тенденции Степенной книги возвеличивать владимиро-суздальских предков московских самодержавцев и, в частности, показать их ратные подвиги в борьбе с «погаными». Основу легенды составил летописный рассказ о победе над половцами за год до битвы при Каяле. И действительно, если снять упоминание об участии в походе Всеволода, перед нами «довольно точный пересказ летописного описания похода».[Альшиц Д. Н. Легенда о Всеволоде — полемический отклик XVI в. на «Слово о полку Игореве»//ТОДРЛ. М.; Л., 1958. Т. 14. С. 68.] Стремясь к показу деятельности русских князей крупным планом, составитель Жития объединил в данном случае известия о ряде походов русских князей (в том числе рассказ Лаврентьевской летописи под 1199 г.). Никаких текстологических данных в пользу того, чтобы считать это Житие откликом на Слово, Д. Н. Альшиц не привел.
Не соглашаясь с построением Д. Н. Альшица, Б. А. Рыбаков считает, что авторы Степенной книги «возражали не столько концепции „Слова о полку Игореве“, сколько концепции киевского летописного свода конца XII в.».[Рыбаков. «Слово» и современники. С. 30–31.] Сам же Рыбаков склонен усматривать отзвук Слова в упоминаниях Танаиса (Дона) и Куалы (Медведицы) Курбским, поскольку тот получал книги от печерских старцев, среди которых могла находиться Игорева песнь (Б. А. Рыбаков присоединяется к тем исследователям, которые в Мусин-Пушкинском сборнике видят псковский список XV–XVI вв. Слова).[Рыбаков. «Слово» и современники. С. 30.] Чистое вероятие, не подкрепленное никакими текстологическими соображениями, вряд ли может быть чем иным опровергнуто, как уже самим фактом отсутствия у автора каких-либо аргументов в его пользу.
Н. К. Гудзий и Р. О. Якобсон поставили вопрос о возможности влияния Слова на летописную повесть о Куликовской битве.[Гудзий. По поводу ревизии. С. 93; Jakobson. 1) Sofonija’s Tale. P. 26; 2) Selected Writings. P. 558–560.]
В подкрепление своей гипотезы Р. О. Якобсон привел несколько случаев, говорящих якобы о близости Слова о полку Игореве с Летописной повестью о Мамаевом побоище. Вот они:
Летописная повесть: 1…идеть на тебе Ягайло с всею силою своею. Дмитрий же князь се слыша не веселую ту годину… (Повести. С. 30). Слово: Уже бо, братие, невеселая година въстала, уже пустыня силу прикрыла…
Летописная повесть: 2. И повеле мосты мостити на Дону… Заутра в суботу… (С. 34). Слово: Съ зарания въ пяткъ… начашя мосты мостити по болотомъ…
Летописная повесть: 3….и велия силы узревше поидоша, и земля тутняше… (С. 35). Слово: Земля тутнетъ. Рѣкы мутно текуть… половци идуть отъ Дона, и отъ моря…
Летописная повесть: 4….изрядив полки, поиде противу поганых половець… (С. 35). Слово: Потопташа поганыя плъкы половецкыя…
Летописная повесть: 5….побежите неготовыми дорогами. А сам, вдав плещи свои и побеже… (С. 36). Слово: А половци неготовами дорогами побѣгоша…
Из этих пяти отрывков Летописной повести сразу же отбрасываем два: четвертый (в нем нет ничего общего со Словом, кроме «половцев») и пятый («неготовые дороги» есть в Никоновской летописи, а «неуготованные» — в Задонщине). Во втором отрывке Повесть связывает со Словом только общераспространенная формула «мосты мостити».[См. в Ипатьевской летописи под 1014 г. (ПСРЛ. СПб., 1908. Т. 2. Стб. 115).] Текст «заутра же пятъку наставшу» есть в Ипатьевской летописи (он гораздо ближе к Слову, чем Летописная повесть). Остаются выражения «невеселая година» (отрывок первый) и «земля тутнет» (отрывок третий). Но первое — общераспространенно, а сходный контекст со Словом во втором случае встречается в Сказании о Мамаевом побоище («земля стонеть вельми… рекы же выступаху из мест своих»).[Повести. С. 66.] Существительное «тутен» есть в Ипатьевской летописи. Да и в списке Сказания, которым пользовался автор Слова, могло стоять «тутнет» (в Ермолаевском списке «земля танет»[ГПБ, F.IV, № 231, л. 305 об.]). С другой стороны, выражение «земля тутнаше» есть в Октоихе XIII в., т. е. оно могло быть хорошо известно писателю XIV–XV вв.[Срезневский. Материалы. Т. 3. Стб. 1040.]
Итак, никаких надежных свидетельств близости Слова о полку Игореве и Летописной повести о Мамаевом побоище у нас нет.[М. А. Салмина осторожно пишет, что «нельзя отрицать возможность влияния „Слова о полку Игореве“ на „Летописную повесть“, но параллельные чтения обоих памятников пока еще недостаточны, чтобы утверждать существование такого влияния с полной уверенностью» (Салмина М. А. «Летописная повесть» о Куликовской битве и «Задонщина» // «Слово» и памятники. С. 384).]
