сделать то же самое, но, когда он начал насмехаться над нами, повторяя слова, которые мы говорили друг другу наедине, я разозлился. Нет… я не просто разозлился, я был так взбешен, что потерял контроль над собой и, обезумев от злости, ударил его.
Джондалар опустил кулак и продолжал рассказ, нанося по земле тяжелые удары:
– Я уже не мог остановиться и нещадно избивал его. Золена пыталась остановить меня. В конце концов ей как-то удалось оттащить меня в сторону. И она хорошо сделала, иначе я, наверное, убил бы его.
Джондалар встал с лежанки и вновь начал мерить шагами пещеру.
– Тогда-то все и вышло наружу. Все грязные подробности… Ладроман публично рассказывал всем и каждому о наших отношениях. Я был потрясен, осознав, как долго он, оказывается, следил за нами и как много ему удалось подслушать. Мы с Золеной должны были ответить за эти отношения, – Джондалар вспыхнул уже при одном воспоминании, – и в итоге нас признали виновными… Но я был очень расстроен из-за того, что они возложили всю ответственность на нее. А самое ужасное было в том, что я был сыном такой матери, как Мартона. Ведь она являлась вождем Девятой пещеры, а я опозорил ее. Вся пещера пришла в смятение.
– И что же сделала твоя мать? – спросила Эйла.
– Она сделала то, что должна была сделать. Ладроман сильно пострадал от моих побоев. Я выбил ему несколько зубов. Теперь он не мог нормально пережевывать пищу, а кроме того, женщины не любят беззубых мужчин. Матери пришлось заплатить большой выкуп, чтобы возместить ущерб. И поскольку мать Ладромана настаивала, Мартона была вынуждена выгнать меня из пещеры.
Закрыв глаза, он помолчал, вспоминая те далекие события, и болезненно поморщился.
– Я проплакал всю ночь… – Джондалару явно нелегко далось это признание. – Вскоре мне предстояло покинуть пещеру и отправиться куда глаза глядят. Эта неизвестность страшила меня. Я не знал, что мать послала гонца к Даланару с просьбой принять меня.
Он перевел дух и продолжал:
– Золена ушла раньше меня. Ее всегда тянуло к Зеландони, и она решила присоединиться к Тем, Кто Служит Великой Матери. Я тоже подумывал о Служении… Например, я мог бы стать резчиком, но мне казалось, что у меня слишком мало способностей для такого ремесла. Потом пришло известие от Даланара, и я узнал, что Вилломар согласился принять меня в племя ланзадонии. По сути дела, я не знал Даланара. Он покинул пещеру, когда я был совсем ребенком, и мне приходилось видеть его лишь на Летних сходах. Поэтому я не представлял, что меня ждет, но Мартона сделала хороший выбор.
Джондалар умолк и вновь опустился на колени возле очага. Выбрав несколько сухих веток, он подбросил их в костер.
– Пока я оставался в пещере, люди избегали общаться со мной и всячески оскорбляли и ругали меня, – продолжал он. – Некоторые даже уводили своих детей при моем появлении, чтобы я не оказывал на них дурного влияния, словно один мой вид мог совратить их с пути истинного. Я понимал, что заслужил это. То, что мы сделали, считалось ужасным преступлением, и мне хотелось умереть…
Эйла молча ждала продолжения, наблюдая за Джондаларом. Она не вполне поняла все тонкости обычаев его племени, о которых он говорил, но глубоко сочувствовала ему, поскольку ей самой довелось пережить подобные страдания. Ей тоже приходилось нарушать табу и нести суровые наказания, но зато она приобрела много полезных знаний. Сначала ее считали чужой, и она, не стесняясь, спрашивала, почему клан считает, что она поступила очень плохо. В результате ей стало понятно, что, в сущности, нет ничего плохого в том, что она охотится с пращой, копьем или любым другим оружием. Просто, по обычаям клана, женщинам нельзя было участвовать в охоте. И Эйла не жалела о том, что в нарушение всех традиций высказала все Бруду.
Джондалар сидел, печально повесив голову, и вспоминал свое унижение и бурные объяснения с соплеменниками; Эйла переживала за него и пыталась по-своему помочь ему разобраться в этой ситуации.
– Джондалар, ты поступил ужасно, когда так сильно избил того мужчину. Но что плохого в том, что происходило между тобой и Золеной? – спросила Эйла.
Он недоуменно посмотрел на нее, удивляясь ее вопросу. Он ожидал презрения, насмешек или укора, поскольку и сам считал, что его чувства и действия были отвратительными.
– Разве ты не поняла? Золена была моей доний, моей наставницей. Мы оскорбили Великую Мать. Нанесли Ей обиду. Это считается позорным проступком.
– А что в этом позорного? Я по-прежнему не понимаю, что плохого было в ваших отношениях.
– Эйла, когда женщина исполняет роль Великой Матери, чтобы научить юношу, она берет на себя огромную ответственность. Она готовит юношу к зрелости, чтобы он смог потом сделать девушку женщиной. Дони возложила эту обязанность на мужчин, именно они должны открывать женщину, готовить ее к приему мужских духов, которых ниспосылает Великая Земная Мать, чтобы женщина смогла родить детей. Это священный долг. И такая подготовка является особенной, она отличается от обычного общения между мужчиной и женщиной, и к ней относятся очень серьезно, – пояснил Джондалар.
– А ты относился несерьезно?
– Нет, конечно нет!
– Тогда что же ты сделал плохого?
– Я осквернил священный ритуал. Я полюбил…
– Ты полюбил. И Золена полюбила тебя. Что в этом плохого? Разве ваши чувства не были искренними и добрыми? Ведь любовь нельзя запланировать. Она рождается неожиданно. Разве не естественно, что ты полюбил женщину?
– Она была не просто женщиной, она была моей доний, – возразил Джондалар. – Ты не понимаешь.
– Да, ты прав. Я не понимаю. Бруд изнасиловал меня. Его действия основывались на жестокости и ненависти; причинив мне боль, он испытал радость. Потом ты научил меня получать дары Радости, и это оказалось совсем не больно, а очень приятно. Ты также пробудил во мне искренние и добрые чувства. И я поняла, что именно они определяют любовь, но сейчас ты говоришь мне, что любовь может быть плохой, что она может стать причиной огромных страданий.
Джондалар взял еще немного хвороста и подбросил в костер. Как же еще он может объяснить ей эту ситуацию? Можно любить свою мать, но нельзя сделать ее своей женой, и так же нельзя сделать своей женой доний и принять ее детей в свой очаг. Джондалар не знал, что сказать, но молчание было явно напряженным.
– Почему ты покинул Даланара и вернулся обратно? – немного помедлив, спросила Эйла.
– Моя мать послала за мной… Хотя, по правде говоря, причина была в другом. Я сам хотел вернуться. Конечно,
