— Как это происходит?
— Я видел такое лишь однажды, когда Моя война против Аргишти и Третьего поколения стала угрожать сохранности Мира. Тогда эта Сила воплотилась в Виджая и Девяни, тех самых, о которых ты наверняка слышал от исминианцев.
— Конечно. Даже видел храмовый танец. — произношу и цитирую:
«Здесь нет солнца — лишь стены из Черного Льда, что создан самим Владыкою… Не бывает тут ветра летнего, Что принес бы лугов аромат. Только мерзлое снежное крошево, Только тьма, что смертью пропитана, Лишь тоска и тревога — мои собеседники, Только память согреет меня…»
— Подробности они, конечно, присочинили, но главное — меня и правда победили эти двое, ставшие живыми Ключами от Мира. Они и заточили Меня сюда, отгородив от остального мира Мое царство. Следующими были другие земные воплощения Исмины и Аргелеба (то есть их потом сочли таковыми, но в любом случае это должна быть парочка). Насколько я понял, власть над Силой Мира теоретически может обрести каждый, но реально — только тот, кто принял на свои плечи всю ответственность за Мир, всю его боль и радость. Исминианцы сказали бы высокопарно: «для кого Любовь совпадает с Долгом, а Долг — с Любовью». Я скажу проще: эта магия подчинится только двоим. Еще один предохранитель Предвечного, потому что один человек слишком просто поддастся соблазну власти. Так вот, ты должен найти людей, избранных Силой Мира (или хотя бы одного из них) и не дать их убить до того, когда они осознают свой долг.
— Как я их узнаю, Владыка?
— Когда найдешь хотя бы одного, не спутаешь. Первый признак — он не осознал еще свой путь, и потому не может быть удачлив в своих делах и своей любви. Может быть, он и не знает о своей второй половине. Второе — он (или она) или не имеет Дара, на взгляд остальных, или имеет, но слабый. Если его и учили, то учили лишь внешней стороне его Дара, а вовсе не сути. Это не дает ему обрести уверенность в себе и успех — и в магии, и в любви. Еще важный признак — любовь должна быть без злобы и себялюбия — только тогда она не будет противоречить Долгу. Но эти приметы еще не означают, что человек способен станет Ключом. Важнее то, что в сочетании с этими признаками, по мере осознавания своего Пути, он проявит таланты к самым разнам магическим системам. Например, сможет владеть и магией Исмины, и моей.
— Разве такое возможно?
— Да. В каждом, владеющем Даром, заложены разные возможности (в смысле, ты мог бы стать служителем и других Богов, если бы тебя не предназначили для служения Мне), но они взаимно гасят друг друга, и лишь вера позволяет проявиться одной из них проявиться за счет других. Но в отношении Виджая и Девяни это правило не действовало — потому они и оказались сильнее.
— Я понял. Если человек, посвященный Исмине и искренне верящий в Нее, способен овладеть хотя бы азами магии Лиангхара…
— И если остальные признаки сходятся, вероятнее всего, это он и есть. Правильно. Но полной уверенности все равно нет, постарайся не ошибиться. От этого зависит судьба Мирфэйна.
— Понял. А почему, Владыка, именно я?
— Ты сделал первый шаг самостоятельно и понял, что вражда с исминианцами — не самоцель. Мелхиседек и прочие, увы, оказались на такое не способны. Как большинство исминианцев, и прочих. Вот и постарайся привить это понимание человеку-Ключу и его возлюбленной.
В общем-то все ясно. Но не дает покоя вопрос, за который, задай его какой-нибудь Раб Лиангхара, я не колеблясь разделал бы его на жертвенном алтаре.
— Откуда известно, что сделал Предвечный?
— Я — все-таки Бог. И притом сильнейший. Первое творение Предвечного Ноэроса. Аргишти и остальные пришли потом, они не узнали многого того, что знал я. И победили меня не Исмина и Аргелеб, а Виджай и Девяни. Хорошо хоть, их жрецы не приписали победу только своим Богам. Еще вопросы есть?
— Нет, Владыка.
— Тогда возвращайся назад. Мелхиседек и прочие будут считать тебя погибшим и не станут преследовать. Если попытаются охотиться потом — Я сделаю так, что их чары не причинят тебе вреда. Вот от прочих тебе придется или хорониться, или отбиваться. Отправляйся. Кстати, помешай Натану в выполнении его задания в Таваллене. Если падут Таваллен и Эрхавен, Великие Храмы будут разрушены, и защита Мира еще больше ослабнет.
— Задание Натана…
— Полностью отвечает интересам иномировой Силы. Для Мира будет лучше, если Эрхавен сможет победить.
— Это же будет измена…
— А разве Марлинна — не часть Мирфэйна?
— Ясно. Я все исполню, Владыка.
— Хорошо. Тогда я отправляю твою душу назад. Будет немножко больно, но…
Магия Лиангхара действует быстро. Владыка стремительно удаляется, я все быстрее и быстрее лечу назад — сперва над миром Лиангхара, потом над собственным — грань между мирами для бесплотного духа выражается только в ослепительной вспышке. С колоссальной высоты я вижу развернувшийся подо мной, точно исполитнская карта, Мир — от не знающей холода земли Аркота, одетой вечнозелеными лесами, до промороженной насквозь Земли Ночи. И в самом сердце последней встали исполинские Врата, через которые в Мир рвается Сила, равной которой я не видел.
Выглядит это, как стена холодного голубого света, но я знаю, что к Свету Врата не имеют ни малейшего отношения — впрочем, как и к Тьме, но в пищу этому годится и то, и другое. Сталкиваясь во Вратах с еще сопротивляющейся магией Мира, иномировая Сила (знать бы еще, что она собой представляет, но, похоже, это тайна даже для Владыки) преломляется и рождает странных тварей, проначалу похожих на клубы мрака, но потом обрастающих плотью. Пока зверушки слабоваты и не могут далеко отходить от Врат, но уже сейчас они пробираются все дальше и дальше. Еще несколько недель, самое большее, месяцев — и они прибавятся к разным прочим ужасам, которые уже начались в Марддаре. Потом, конечно, зараза поползет дальше на юг — если я не найду того, не знаю кого, и не научу его тому, не знаю, чему… Впрочем, Палачам Лиангхара простых дел не поручают — для них есть Рабы и Слуги.
Насчет «немножко больно» Владыка изволил шутить. Порой это могут себе позволить даже Боги, правда, не чаще, чем раз в несколько столетий. А вот мне первые секунды возвращения к жизни не до того: чувство такое, будто меня разъяли на атомы, и каждый из них какой-то неслыханно талантливый заплечник (Натан не сойдет и за неуклюжего ученика) заставляет корчиться от боли в беззвучном крике. Неправда, что «сначала не было вообще ничего». Сначала была Боль. И ничего, кроме Боли. Я сам был болью, а она мной. И не спрашивайте, кричал я или нет, текла ли у меня откуда-нибудь кровь и так далее. Не знаю.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
