вдруг, расцвёл прямо на глазах.
— О! Господин рыцарь! Вас заинтересовал этот экипаж? Не хотите ли взглянуть поближе? Он просто чудо! Уверяю вас!
Торговец оглянулся на девочек и снова повернулся ко мне.
— Пускай дама тоже посмотрит. Уверен, ей в карете будет необычайно комфортно. Много лучше, чем верхом на коне и лучше, чем в повозке.
Я, правда, подошёл к карете и, открыв дверку, заглянул внутрь. Два широких и мягких дивана напротив друг друга. На окнах шторки. Под потолком, над диванами, закрытые полки. В углах светильники. На противоположной дверке складной столик.
— Откуда она у вас? — спросил я торговца.
— Она принадлежала господину Листьеру. Дела их дома пошли плохо, и они начали распродавать имущество. Карету прикатили сюда. Мы её немного подремонтировали. Заново покрыли лаком и поменяли ткань на диванах. Но, найти покупателя на такой товар, чрезвычайно сложно. Карета стоит здесь второй месяц и ею почти никто не интересуется. Мы вскоре планируем отправить её в столицу.
Джини помог девочкам спуститься и Элиса с Лисси тоже подошли к карете. Принцесса заглянула внутрь.
— Ой, как здорово! — сказала она и повернулась к торговцу. — Мне можно залезть?
— Конечно, госпожа! Как я смею вам отказать? — он подал девочке руку, и Элиса забралась в карету, села на диван и даже немного попрыгала, а потом восхищенно погладила ткань рукой.
— Лисси, залезай тоже, — сказал я Миналье. Торговец не спешил подавать ей руку, поэтому мне пришлось сделать это самому. Хорошо хоть он не стал возражать против того, чтобы вторая девушка тоже взобралась в экипаж.
— Тут есть печка с масляным баком, — сказал торговец. — Трубки уложены под полом и нагревают всю карету. Дверка печки в ногах у кучера. Под его сиденьем ящик для дров. От печки кучеру зимой тоже тепло и он не замёрзнет в самый лютый мороз. Эти дуги на крыше на самом деле полозья. Их можно снять и установить вот сюда и сюда, вместо колёс. Тогда карета сможет свободно передвигаться по рыхлому снегу.
— Понятно, — я кивнул и посмотрел на Элису. Заметив мой взгляд, она восторженно покачала головой.
— Господин, у меня нет слов. Это просто чудесно, — сказал она. — Но решайте сами. Карета, наверное, очень дорогая.
— Сколько вы хотите за неё? — спросил я торговца.
— Два золотых, — тотчас ответил он, не задумываясь ни на секунду.
«Ну, уж нет», — подумал я про себя. — «Я понимаю, что ты тоже любишь деньги. Но ты не милашка Сильви, которой я готов был давать денежки только за её детский восторг каждой новой монетке. С тобой я буду торговаться даже за один погнутый медяк».
— Дам один золотой, — сказал я.
— Но, господин! — торговец ужаснулся. — Это слишком мало. Добавьте к золотому хотя бы семьсот реалов.
— Один золотой и сто серебряных, — покачал я головой.
— Сэр! Помилуйте! — торговец заломил руки.
Пока мы спорили, Элиса опять попрыгала на диване и посмотрела на Лисси.
— Ну как тебе карета? — спросила она девочку.
— Я никогда в такой не сидела, — Лисси покачала головой. — Даже не ожидала, что мне доведётся. Здесь так уютно. Словно маленький домик на колёсах. Диванчики мягкие. Есть столик. Здесь можно спать и нас не съедят волки. Наверное, даже медведь не сможет сюда вломиться.
— Господин, смотрите, вашим дамам карета очень нравится! — говорил торговец. — Там в диванах куча разной утвари. Есть и посуда, и одеяла с подушками. Есть даже тент. А на крыше можно поместить целую уйму груза. Стойки тут прочные, и вы на карете сможете увезти почти столько же, сколько и на повозке такого же размера.
Но я стоял на своём. В итоге мы сторговались на одном золотом и пятистах пятидесяти серебряных монетах, но получили ещё и лошадь в придачу. Расплатившись с торговцем и, прикупив на рынке немного припасов в дорогу, почти в четыре часа дня, мы, наконец, покинули Либон. Теперь нам предстояло за шесть часов постараться достичь постоялого двора на входе в ущелье великанов. Кроме моего тяжеловоза, остальных животных мы запрягли в карету. Вернее, Джини запрягал. Я лишь наблюдал. Сейчас Джини ехал на месте кучера, а девочки в карете. Я двигался рядом на своём коне, иногда применяя сканирование, чтобы не проморгать опасного зверя или засаду разбойников. Но время шло, а ничего не происходило. Вокруг простиралась холмистая местность с редкими деревеньками. Иногда попадались засеянные поля и фруктовые сады. На лугах паслись стада. Дважды попадались спокойные реки, несущие свои воды на юг. Через них были переброшены каменные мосты, и у нас не возникло проблем с переправой. От скуки я расспрашивал Джини о его прошлой жизни. О детстве и его родной деревне. О семье и родственниках. О том, видится ли он с ними хоть изредка. При вопросе о родне парень заметно погрустнел и признался, что ни разу не был дома, за всё время, как его покинул. Было видно, что он скучает по семье, по своим братьям и сёстрам, и переживает об их судьбе. Но, кажется, он покинул отчий дом со скандалом и не может сейчас вернуться туда. Он не сказал мне об этом, но я так решил. Так же странную реакцию вызвал вопрос о любви и любимой девушке. Джини сказал, что никаких любимых девушек у него нет. Но мне показалось, что этот вопрос вызвал у него неприятное чувство. Кажется, в душе его хранится боль от несчастной любви, о которой он мне не хочет рассказывать. Дальше разговор пошёл о местах, где он побывал и в каких сражениях принимал участие. Тут Джини заметно оживился и принялся увлечённо рассказывать мне о своих похождениях. Примерно через час мы догнали две повозки торговцев в сопровождении четырёх наёмников верхом. При нашем приближении повозки съехали на обочину и остановились, давая нам дорогу. Мы проехали мимо.
«Похоже, что карета здесь пользуется неоспоримым приоритетом», — подумал я про себя. — «Наверно, нас и в ворота города пропустят
