Маттио открыл было рот, потом закрыл. Неловко пожал плечами и развел руками, словно извиняясь. Ответил Донар.
— Я — старейшина Ходоков, — сказал он. — И поэтому мне предстоит командовать битвой, с помощью Маттио. Но ты должен знать, что сражение, которое предстоит нам сегодня ночью, не похоже ни на одну из известных тебе битв. Когда мы снова выйдем из этого дома, то небо над нами будет совершенно другим, не тем, которое сейчас. И под тем небом, в том колдовском мире призраков и теней, немногие из нас сохранят свою внешность.
Темноволосый человек впервые беспокойно переступил с ноги на ногу. Он опустил взгляд почти неохотно и посмотрел на руки Донара.
Донар улыбнулся и вытянул вперед левую руку с пятью широко расставленными пальцами.
— Я не чародей, — мягко сказал он. — Здесь присутствует магия, да, только мы входим в нее, и мы отмечены для нее, но мы ее не создаем. Это не колдовство.
Незнакомец кивнул. Затем сказал с осторожной учтивостью:
— Я вижу. Не понимаю, но могу лишь предположить, что ты рассказываешь мне все это с какой-то целью. Не скажешь ли, с какой именно?
И тут Донар наконец сказал:
— Потому что мы хотели бы попросить тебя помочь в сегодняшней битве.
В наступившем молчании заговорил Маттио, и Элена поняла, что ему пришлось проглотить собственную гордость, чтобы произнести:
— Мы в ней нуждаемся. Очень нуждаемся.
— С кем у вас бой? — спросил незнакомец.
— Мы называем их Иные, — ответила сама Элена, так как и Донар, и Маттио молчали. — Год за годом они приходят к нам. Поколение за поколением.
— Они приходят, чтобы вытаптывать поля и губить ростки, а с ними и весь урожай, — сказал Донар. — Двести лет Ночные Ходоки Чертандо сражаются с ними в эту ночь Поста, и все это время нам удавалось их сдерживать. Они наступают на нас с запада.
— Вот уже двадцать лет, однако, — прибавил Маттио, — нам приходится все труднее. А в последние три года мы терпели жестокие поражения. Многие из нас погибли. И засухи в Чертандо стали более суровыми; ты знаешь об этом и об эпидемиях чумы. Они…
Но незнакомец внезапно вскинул руку, резким, неожиданным жестом.
— Почти двадцать лет? И с запада? — резко спросил он. Сделал шаг вперед и повернулся к Донару. — Почти двадцать лет тому назад пришли тираны. А Брандин Игратский высадился на западе.
Донар в упор смотрел на него, опираясь на костыли.
— Это правда, — сказал он, — и это приходило в голову некоторым из нас, но я не считаю, что это имеет какое-то значение. Наши сражения в эту ночь каждый год выходят далеко за рамки повседневных забот, и не важно, кто правит Ладонью при жизни данного поколения, и как именно правит, и откуда они пришли.
— Но все же… — начал незнакомец.
— Но все же, — кивнул Донар, — за этим скрывается тайна, разгадать которую не в моей власти. Если ты различаешь здесь систему, которой я не вижу, кто я такой, чтобы подвергать ее сомнению или отрицать такую возможность? — Он поднял руку и прикоснулся к мешочку на шее. — Ты носишь метку, как и все мы, и я видел во сне, что ты пришел к нам. Кроме этого, у нас нет никаких прав на твою помощь, совсем никаких, и должен тебе сказать, что на полях нас ждет смерть, когда придут Иные. Но могу также сказать тебе, что наши сражения важны не только для этих полей, не только для Чертандо и даже, как мне кажется, не только для полуострова Ладони. Ты пойдешь сражаться вместе с нами сегодня?
Незнакомец долго молчал. Он отвернулся и снова посмотрел вверх, на тонкий серп луны и звезды, но у Элены возникло ощущение, что на самом деле он смотрит внутрь себя, а не на огни вверху.
— Прошу тебя, — услышала она свой голос. — Пожалуйста, пойдем с нами. Он не подал виду, что слышал ее. Когда он снова повернулся к ним, то опять посмотрел на Донара.
— Я мало в этом разбираюсь. У меня впереди собственные сражения, и есть люди, которым я поклялся в верности, но я не чувствую в вас зла, и, по правде говоря, мне бы хотелось самому взглянуть на этих Иных. Если тебе приснился мой приход сюда, пусть твой сон руководит моими поступками.
А потом, сквозь слезы, навернувшиеся на глаза, Элена увидела, что он повернулся к ней.
— Я пойду с вами, — ровным голосом сказал он без улыбки, и глаза его оставались мрачными. — Я буду сражаться с вами сегодня ночью. Меня зовут Баэрд.
Значит, он все же ее услышал.
Элена стояла, вытянувшись в струнку, стараясь справиться со слезами. В ней бушевали чувства, ужасный хаос чувств, и среди этого хаоса Элене показалось, что она слышит звук, словно в ее душе звенит одна нота. Маттио что-то сказал, но она не расслышала. Она смотрела на этого незнакомца и понимала, встретившись с ним взглядом, что она оказалась права, что инстинкты ее не обманули. В нем была такая глубокая печаль, что она не могла укрыться от глаз ни одного мужчины, ни одной женщины, у которых есть глаза, даже ночью и в тени.
Она отвела взгляд, потом на мгновение крепко зажмурилась, пытаясь оставить себе хотя бы частицу своего сердца, прежде чем все оно целиком погрузится в магию и чудеса этой ночи. «Ох, Верзар, — подумала она. — Ох, мой мертвый возлюбленный».
Элена снова открыла глаза и осторожно вдохнула.
— Меня зовут Элена, — сказала она. — Входи и познакомься с остальными.
— Да, — ворчливым тоном поддержал Маттио, — пойдем с нами, Баэрд. Добро пожаловать в мой дом.
На этот раз она услышала в его голосе обиду, хотя он пытался ее скрыть. Она внутренне вздрогнула, он ей нравился, нравились его сила и его щедрость, и ей очень не хотелось причинить ему боль. Но порывы ее души едва ли удалось бы погасить даже при свете дня.
Кроме того, у нее уже возникли серьезные сомнения, когда они вчетвером повернулись ко входу, принесет ли ей радость то, что с ней только что произошло. Принесет ли ей радость этот незнакомец, который пришел к ней из темноты в ответ на сон Донара или вызванный этим сном.
Баэрд посмотрел на чашку, которую женщина по имени Каренна только что дала ему в руки. Чаша была сделана из некрашеной глины, шершавая на ощупь, треснувшая с одного края. Он перевел взгляд с Каренны на Донара, старого калеку — старейшину, как они его называли, — потом на бородатого мужчину, потом на вторую девушку, Элену. Когда она на него смотрела, ее лицо странно светилось, даже в полумраке этого дома, и он отвернулся: это было нечто — может быть, единственное, — с чем он не мог справиться. Ни сейчас, а возможно, и никогда в жизни. Он окинул взглядом собравшихся. Их было семнадцать. Девять мужчин, восемь женщин, все держали в руках чашки и ждали его. На месте встречи будут ждать другие, сказал Маттио. Сколько еще, они не знали.
Баэрд знал, что поступает безрассудно. Его увлекли за собой власть ночи Поста, сбывшийся сон Донара и то, что его ждали. И, если быть честным перед самим собой, выражение глаз Элены, когда он подошел к ней. Это было искушением судьбы, он редко так поступал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
