Завтрак нам приготовили дриады и новая пассия Уриэля, высокая, статная и смуглая красавица, одетая в легкую голубую тунику, под которой виднелась красивая, упругая грудь с темно‑коричневыми сосками нежно‑сиреневого оттенка. Кожа у этой молодой женщины была желтовато‑смуглая, матовая, с золотистым оттенком. Более всего меня поразили её черты лица, оказавшиеся до боли знакомыми мне.
Эта женщина, как две капли воды, походила на египетскую царицу Нефертити, портрет которой работы скульптора Тутмеса в виде фотографии или гипсовой копии ныне имеется чуть ли не в каждой второй московской квартире. За завтраком я ел без всякого аппетита и куда бы ни бросал свой взгляд, везде видел перед собой эти очаровательные, чувственные губы и темно‑карие глаза с изящно подведенными ресницами. Это точно было какое‑то наваждение и я просто с невероятной страстью вожделел к этой удивительной женщине, которую обнимал и ласкал мой крылатый друг.
Новая смуглая подруга Уриэля была удивительно красива, просто непередаваемо красива и обаятельна. Не то чтобы она была высока, но стать у нее была такая величественная, такая царственно‑благородная, что мне хотелось пасть перед ней на колени. Черты её лица, знакомые мне еще со школьной скамьи, были невероятно запоминаемы и обворожительны, а полные, чувственные губы сводили меня с ума. Глядя на нее я просто холодел от благоговения и руки мои слабели и дрожали.
Мне было совершенно не до еды и я, чтобы не вызывать замешательства за столом, машинально отправлял в рот все, что подавала мне Лаура. Стараясь не пялиться понапрасну на эту смуглую красавицу, я склонялся над своей тарелкой, но продолжал исподлобья смотреть на нее и все никак не мог оторваться от её лица взглядом. Красавица вела себя с царственной скромностью, ласково улыбаясь златокудрому ангелу, который относился к ней совершенно неподобаемым образом, нахально целуя её прекрасные губы и бесцеремонно лаская обворожительную, царственную грудь, из‑за чего мне хотелось немедленно вызвать его на дуэль и хорошенько отделать какой‑нибудь сучковатой дубиной.
Сразу после завтрака я объявил своим друзьям, чтобы они начали готовиться к дальней дороге. Через два дня, рано утром, если не случится ничего непредвиденного, мы должны были покинуть Микены и отправиться в путь. Сообщив своим друзьям о том, что собираюсь теперь посмотреть на Парадиз Ланд сверху, я попросил Лауру собрать мне тормозок в дорогу, а Ослябю подготовить пегаса к полету. Моего же крылатого друга, который был так вызывающе дерзок и совершенно непочтителен с прекрасной красавицей, я попросил сопровождать меня в полете, который должен был продлиться целые сутки.
Уриэль, который уже пылко обнимался со смуглой египетской красавицей и, похоже всерьез, собирался заняться с ней любовью прямо в столовой, тотчас изменил свои планы. Ангел быстро поцеловал прекрасную Нефертити, а это действительно оказалась именно она, выдернул из крыла роскошное белое перо и с изящным, но отнюдь не благоговейным поклоном вручил его царице Египта. Еще этот паршивец, шлепнув царицу по аппетитному круглому заду, пообещал надолго запомнить её ласки. О, Боже, сколь же примитивен был мой друг с прекраснейшей из всех женщин Зазеркалья.
Бывшая египетская царица с улыбкой погладила ангела по щеке, воткнула ангельское перо в свои черные, блестящие волосы, и тут же принялась помогать Лауре упаковывать харчи в седельные сумки красной кожи. Не смотря на то, что её величество вела себя так, словно она была обычная деревенская девушка, простая и невзыскательная, я все равно благоговел перед её божественной красотой и царственным величием и вышел прочь. Дабы не поворачиваться к Нефертити спиной, я вышел пятясь и кляня себя за то, что не оделся к завтраку более подобающим образом, чтобы хоть как‑то привлечь к себе её внимание и заслужить один единственный добрый взгляд её прекрасных, огромных, янтарно‑карих глаз.
По тому, с какой основательность Уриэль стал собираться в полет, я понял, что полетать над просторами Парадиз Ланда беспечно мне не удастся. Мой крылатый друг оделся потеплее, вложил в наплечную кобуру, которую стачал себе сам, пистолет Стечкина, выменяный на что‑то у Осляби, повесил на грудь автомат Калашникова с подствольником и бинокль и, чтобы он не бился об автомат, засунул его за пазуху. Еще ангел положил в сумку‑кенгуру банку пива, пару гранат и даже прицепил к поясу свой меч. Сборы его не смотря на всю основательность были быстрыми и сноровистыми, что ни говори, а Ури был парень опытный. Попрыгав, он убедился, что снаряжение ему не мешает и радостным голосом сказал мне:
‑ Михалыч, я полностью готов. ‑ Обращаясь к Лауре и Нефертити он строго сказал им ‑ Девочки, мяса побольше кладите, мяса. Ведь там, наверху, холод собачий и как полетаешь денек, другой, аппетит становится просто зверским.
Глядя на то, как тепло оделся Уриэль, я тоже решил не отставать от него и даже достал перчатки для него и для себя. Из оружия, кроме "Глока", с которым почти не расставался, я, как и Уриэль, взял себе Калашников, но уже калибра 7,62. Мне эти пукалки калибра 5,45 не очень‑то нравятся, хотя магическими пулями они бьют ничуть не слабее.
Та серьезность и основательность, с которой Уриэль собирался в полет, заставила и меня внутренне собраться. Все‑таки Парадиз Ланд был далеко не самым спокойным местом в мире Господа Бога. Во всяком случае для меня и особенно после того, как на меня окрысился маг Карпинус, да, и маг Альтиус тоже была еще та штучка, чтобы я мог поверить в его доброту только из‑за того, что эта старая сволочь расчувствовалась по поводу спасенных Микен.
Обвешанные оружием, как чеченские боевики, потея в теплых куртках под жаркими лучами солнца, мы вышли на микенскую поляну, по которой прогуливались праздные красотки, задрапированные в легчайшую кисею и полупрозрачные шелка. От одного только взгляда, брошенного на этих небесных гурий меня бросало в жар, а тут еще и теплый пуховик, застегнутый на молнию под самый подбородок. Ангел уже подпрыгивал и нетерпеливо взмахивал крыльями, поджидая, когда я, наконец, сяду верхом на могучего, белокрылого пегаса. Ослябя и Бирич уже вывели крылатого, белоснежного красавца на поляну перед нашим отелем.
Узиил был сантиметров на тридцать выше ростом, чем Мальчик и мне со всем снаряжением пришлось воспользоваться услугами Бирича, чтобы влезть к нему на холку. Магический крылатый конь поднял свои огромные крылья почти вертикально, чтобы мне было поудобнее сесть в высокое седло, по конструкции гораздо больше напоминающее кресло пилота какого‑нибудь боевого реактивного истребителя, чем на простое кавалерийское седло.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
