«Почему он решил, что я непременно захочу уйти из госпиталя? – думала она, медленно поднимаясь по мраморным ступеням и оказавшись вскоре в дурманящей прохладе парадной залы. – Я никогда прежде не видела его в таком состоянии… Поверил ли он мне? Не усомнился ли в моей порядочности? Вероятно, Ауробиндо больше всего боялся, что я окажусь дешёвкой, на всё способной ради денег и несметных богатств… А когда я попросила его, чтобы он разрешил мне задержаться… Но это же, смешно! Будь что будет, в конце концов, я не намерена отчитываться в своём поведении перед каждым встречным. Я уже давно не девочка. Впрочем, я не держу зла на господина Ауробиндо. Он-то, по крайней мере, был со мной искренен, откровенен, не держал в себе всяческие догадки, а задал вопрос напрямик. За это я его и уважаю. Всё-таки он очень хороший человек».
Закончив свои размышления, таким образом, Марианна заспешила вверх по высокой, покрытой позолотой лестнице.
Если бы у Амитаха Харамчанда были здоровы обе ноги, он бы непременно начал прыгать от счастья, когда узнал, что Марианна получила разрешение провести в его доме ещё сутки. Да нет, целые сутки! Целых двадцать четыре часа!
Раджа хлопнул в ладоши, и через мгновение в дверь его спальни просунулась милая головка служанки.
– Зита! Передай всем, чтобы накрывали на стол, – распорядился он голосом полководца, которому предстояло грандиозное сражение. – И пусть пошевеливаются. Ни я, ни госпожа Марианна ждать не намерены, и безумно хотим есть! Я, например, съел бы целого слона!
– Слона?… – Зита озадаченно почесала в затылке. – Но на его приготовление уйдёт не менее трёх часов. По крайней мере, я так думаю.
– А ты когда-нибудь ела слонятину? – весело спросил Амитах у служанки.
– Нет, – ответила та. – Но вы же, приказали…
Зита давно уже привыкла к тому, что все желания господина должны были исполняться беспрекословно и в самые короткие сроки.
– Я пошутил! – рассмеялся Амитах и озорно посмотрел на Марианну, сидевшую на краешке его кровати. – Беги же скорей, Зита! Эх, сегодня гуляем! Закатим пир на весь мир!
Через несколько минут стол был накрыт. Суетливые слуги сновали туда-сюда по гостиной, держа в руках огромные серебряные подносы, уставленные всевозможными кушаньями.
На белоснежной скатерти уютно расположились блюда, тарелки, вазочки, кувшинчики, доверху наполненные яствами, названия которых Марианна не знала и пробовала их первый раз в своей жизни. Даже в лучших, самых дорогих ресторанах Мехико она никогда не видела подобного разнообразия деликатесов. Стол ломился от обилия фруктов, мяса экзотических животных, приправленного индийскими пряностями, пудингов, шоколадных тортов, со взбитыми сливками, французского шампанского и выдержанных, благородных вин.
И, конечно же, повсюду были цветы. Благоухающие сказочными, волшебными ароматами, радующие глаз невероятной гаммой красок цветы.
Марианна заняла место, которое обычно отводилось радже. Она восседала на высоком троне во главе стола и поначалу чувствовала себя не в своей тарелке. Она никогда прежде не удостаивалась подобных почестей и была несколько смущена каким-то даже подобострастным вниманием, уделяемым ей слугами и самим раджой. Но вскоре она поняла, что более не является медсестрой из госпиталя Святого Сингха, обыкновенной сиделкой, которую наняли для того, чтобы она ухаживала за раненым. Все относились к ней, как к желанной гостье, словно она была коронованной особой. Марианна прекрасно понимала, что Харамчанд хотел доставить ей несколько приятных мгновений, помочь ей забыть хотя бы ненадолго все её страдания, волнения, переживания и позаботиться о том, чтобы она просто хорошо провела время, повеселилась, отдохнула душой. Ведь за последний год Марианна уже забыла, что такое веселье…
Амитах был счастлив. На протяжение всего дня с его лица не сходила радостная улыбка, он говорил без умолку, смеялся, рассказывал забавные истории из своей жизни и анекдоты, которые Марианна не всегда понимала, ибо индийский юмор славился необычайной тонкостью и национальным колоритом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Харамчанд раскатывал на инвалидной коляске, которая приводилась в движение с помощью разноцветных рычажков, кнопочек и педалей. На этом чуде современной техники можно было даже спускаться и подниматься по лестницам. Особую необходимость в коляске раджа не испытывал, его нога не настолько уж и болела, и он был в состоянии без особого труда передвигаться с помощью собственных ног, опираясь при этом на трость. Однако его веселила сама возможность подурачиться, и по изображать из себя, немощного инвалида. Он сновал вдоль стола, ловко лавируя между напольными вазами, из которых лукаво выглядывали нераскрывшиеся бутоны кофейных роз, то и дело, подмигивая Марианне и строя смешные физиономии. Наконец, он, немного, утомился, слез с коляски, и сел на стул рядом со своей гостьей.
Марианне было приятно видеть Амитаха в таком приподнятом расположении духа. От его утренней хандры не осталось и следа, раджа старался ухаживать за ней, предлагал отпробовать диковинные блюда, произносил тосты. Одним словом, он, как и в молодые годы, вновь ощущал себя весёлым, жизнерадостным, оптимистически настроенным человеком.
Управляющий делами Харамчанда тоже присутствовал за празднично накрытым столом. Поначалу он не открывал рта, сидел, молча, стеснительно жуя маслины и хмуро посматривая по сторонам. Он всё ещё не мог забыть ту ужасную охоту, когда по ошибке и небрежности он нечаянно чуть не убил своего господина. И хотя Амитах уже давно простил Гхоша и сказал ему, что не держит на него зла, неизгладимое чувство вины не отпускало управляющего ни на минуту. Не проходило и нескольких минут, как он начинал в очередной раз оправдываться, извиняться перед Амитахом, чем, в конце концов, довёл раджу до бешенства, и того чуть не поколотил тростью.
Но ничто не могло испортить праздника, который Харамчанд решил устроить себе и Марианне. Вскоре во дворце объявились бродячие музыканты. Их по повелению господина пригласила Зита. Эти весёлые, жизнерадостные индусы устроили настоящую феерию. Они пели, плясали, играли. На народных инструментах дивную, зажигательную и такую мелодичную музыку, прыгали друг через друга, стояли на головах, показывали фокусы и не забывали после каждого исполненного ими номера пропустить по стаканчику крепкого вина.
Марианна, которая поначалу пришла в ужас, завидев толпу безумных людей, одетых в давно не стиранные одежды, горланивших песни на хинди, вскоре начала получать истинное удовольствие от темпераментных, хотя и несколько заунывных мелодий.
Амитах же пустился в пляс. Размахивая костылями, он скакал на одной ноге, подпевал музыкантам и даже строил глазки молоденькой кареглазой девушке, которая исполняла танец живота.
Марианна хлопала в ладоши в такт музыке и пыталась подпевать.
Гхош тоже развеселился. Он, наконец, на несколько минут забыл о своей провинности на охоте и присоединился к Амитаху. Вместе они составили довольно-таки странный дуэт. Харамчанд взял на себя обязанности кавалера, а Гхошу ничего не оставалось, как превратиться в даму.
Марианна покатывалась со смеху, наблюдая, как двое мужчин, один из которых был маленького роста, кривоногий, постоянно спотыкался, а другой, высокий, статный, широкоплечий, периодически то и дело, словно крыльями, взмахивал костылями, пытались исполнить лирический, наполненный «страстью» танец любви.
Через несколько часов безумной вакханалии музыканты были уже настолько пьяны, что еле держались на ногах и с трудом справлялись со своими инструментами. Теперь во дворце звучала уже не стройная мелодия, а какая-то непонятная какофония.
Амитах расплатился с бродячей труппой настолько щедро, что половина лицедеев начала заикаться, а другая половина поклялась радже играть под его окнами, несколько дней не переставая. Но Харамчанд отказался от подобной услуги, сославшись на то, что даже ему хотя бы иногда необходимо отдыхать.
