До сих пор не появилось ничего, что прояснило бы обстоятельства гибели Головлева — не первого и не последнего из шумных нераскрытых убийств, время от времени сотрясающих Россию. Но оно стало первым из серии ударов, обрушившихся на наш лагерь.
Годом раньше Головлев вместе с Юшенковым появились у Березовского в Шато-де-ля-Гаруп с предложением создать оппозиционную партию. Головлева считали “денежным мешком” Юшенкова, но на новую партию требовалось гораздо больше ресурсов, чем он мог себе позволить. Говорили, что его благосостояние уходит корнями в туманные времена приватизации начала 90-х, когда он был “человеком Чубайса” — председателем Комитета по управлению госимуществом (КУГИ) Челябинской области. Незадолго до убийства его вызывали в прокуратуру на допрос по делу о коррупции в Челябинске. Тогда он заявил, что обнародует сенсационные материалы, касающиеся происхождения многих челябинских состояний. Большинство сторонних наблюдателей сходились на том, что убийство было связано с какими-то его старыми приватизационными делами.
Юшенков однако утверждал, что вызов в прокуратуру, как и само убийство, были местью за участие Головлева в “Либеральной России” и сотрудничество с Березовским.
Появилась и третья версия. Ее обнародовал в газете “Московский Комсомолец” Александр Хинштейн, журналист, слывший рупором спецслужб — тот самый, который когда-то опубликовал “расшифровку” разговора Березовского с Удуговым. Хинштейн утверждал, что причиной убийства стала внутрипартийная борьба в “Либеральной России”. И тут он назвал мою фамилию: “Упорно замалчиваемый либералами [внутренний] конфликт рассматривается следствием как один из наиболее вероятных мотивов преступления. Эта версия напрямую связана с ближайшим сподвижником Березовского, американцем Александром Гольдфарбом”.
Далее я с интересом прочел, что будто бы вместе с московским представителем “Фонда гражданских свобод” Павлом Арсеньевым я похитил из кассы “Либеральной России” 12 миллионов 700 тысяч долларов, а Головлев об этом узнал и собирался рассказать Березовскому. Тогда я приказал Арсеньеву убрать Головлева.
Автор был хорошо осведомлен: Арсеньев действительно был моим ближайшим сотрудником в Москве еще со времен Фонда Сороса, и я пытался продвинуть его на должность Исполнительного директора “Либеральной России”. Между ним и Головлевым и вправду наблюдалось соперничество за контроль над аппаратом новой партии.
Прочитав статью, Саша Литвиненко сказал: “Классическая спецоперация: если в стане противника идут раздоры, то убивают одного из соперников, и все обставляют так, будто сделал это другой. Таким способом выводят из строя обоих. Не удивлюсь, если завтра поймают какого-нибудь бандита, который “признается”, что вы с Арсеньевым действительно заказали Головлева. Ему и срок скостят, ему-то терять нечего. А тебе придется доказывать, что ты не верблюд”.
Тогда я отмахнулся от Сашиной версии, хотя через восемь месяцев именно по этой схеме разматывалось следующее убийство. Арсеньев вскоре благоразумно отошел от политики, предпочтя карьеру книгоиздателя.
СЕМЬ МЕСЯЦЕВ СПУСТЯ, 17 апреля 2003 года у подъезда своего дома в Москве был убит Сергей Юшенков. Приехав на служебной машине, он попрощался с водителем и направился к подъезду. Неожиданно из-под арки выскочил человек и четыре раза выстрелил ему в спину. Убийца скрылся, бросив на месте преступления пистолет Макарова с глушителем. Находясь в то время в Нью-Йорке, я почти физически ощущал растерянность и ужас разбросанных по свету друзей Юшенкова, которые, как всегда бывает в минуты неожиданных катастроф, бросились к телефонам, чтобы прокричать друг другу: “Они убили Сергея!”, “Я в шоке, не знаю, что сказать!”, “Не могу поверить, что его нет” и так далее.
Алена Морозова позвонила из Денвера.
— Ты знаешь, о чем мы говорили в Нью-Йорке, когда гуляли по улицам? Он рассказывал мне о России; он был влюблен в нее. Читал Есенина, Лермонтова, стихи, которых я никогда прежде не слышала. Он мне тогда очень помог. У меня в голове был совершеннейший хаос, когда я поняла, что наш дом и вправду взорвала ФСБ. В смысле, как я должна теперь относиться к России, понимаешь? А он мне сказал: “Ты, может быть, никогда не вернешься, но я хочу, чтоб ты знала, что те, кто убил твою маму — это не Россия. Мы не можем им эту страну уступить”. Он дал мне слово, что разберется в этом деле до конца. И понимал, чем рискует. Это был самый замечательный человек из всех, кого я когда-либо знала. А теперь они его убили.
На следующий день Алена попросила убежища в США, заявив, что боится возвращаться в Москву. Тем временем Кремль опубликовал заявление Путина: «Глубоко потрясен трагическим известием… Ушел из жизни яркий политик нашего времени, человек, считавший своей обязанностью защиту демократических свобод и идеалов».
Юшенков никогда не занимался бизнесом, он жил счастливо своей семьей и не был богат, так что бытовая и коммерческая версии преступления отпадали сразу. Все сходились на том, что это политическое убийство, и в конспирологических теориях не было недостатка.
Саша Литвиненко считал, что Юшенкова убили из-за “досье Теркибаева”, которое тот получил от него в Лондоне за две недели до гибели. К моменту покушения статья Анны Политковской о Теркибаеве еще не вышла в свет, но Юшенков уже знал, что журналистке удалось разыскать террориста с Дубровки, который оказался агентом ФСБ. Юшенков планировал встретиться с Теркибаевым, чтобы окончательно разобраться в этой истории. По мнению Саши, Юшенков вплотную подошел к раскрытию роли ФСБ в захвате театра, за что и поплатился жизнью.
Березовский же полагал, что убийство, скорее, связано с ролью Юшенкова в качестве лидера “Либеральной России”: он был убит за то, что не выполнил условия тайной договоренности с Кремлем (о ней речь ниже) или, попросту говоря, пытался обмануть Путина.
Предыстория этой версии в том, что в июле 2002 года, через пару месяцев после создания “Либеральной России”, Юшенков имел беседу с высокопоставленным чиновником в Министерстве юстиции. Тот без обиняков заявил, что новая партия не будет допущена к выборам, если не избавится от Березовского и не откажется от темы взрывов домов. Таково прямое указание Путина.
У Юшенкова не оставалось выбора и пришлось согласиться. Он сбавил накал кампании о взрывах и перевел эту тему из остро-политической в вяло-правозащитную плоскость, уступив руководство “Общественной комиссией” Сергею Ковалеву. А в самой партии был имитирован “раскол”, в результате которого возникли два крыла — “юшенковское” и “березовское”. Региональные отделения “Либеральной России” тогда разделились примерно поровну. Каждая из двух половин провела свой партсъезд и исключила другую половину из своих рядов: обе стороны претендовали на бренд “Либеральная Россия”. Как и следовало ожидать, Минюст признал “Либеральную Россию” Юшенкова и отказал в регистрации “березовской” части партии.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
