Глава четвертая
РАБОТА НАД ОШИБКАМИ
1925 год стал для Фрейда одновременно годом и потерь, и обретений.
В июне этого года умер Йозеф Брейер — сначала старший друг и наставник, затем соратник и соавтор, вместе с которым Фрейд работал над случаем Берты Паппенгейм, сделав первые шаги к своему открытию о роли сексуальности и бессознательного в психике. Но всё это было в далеком прошлом, а последние три десятилетия Брейер был для Фрейда не то чтобы врагом, а скорее, человеком, с которым не хотелось общаться — вплоть до чувства физического отвращения. Вне сомнения, это было связано с тем, что «сверх-Я» Фрейда постоянно пыталось напомнить ему, скольким он обязан Брейеру — и в материальном, и в духовном смысле. Фрейд вернул этот долг, обессмертив имя Брейера, назвав его в целом ряде работ в качестве если не основоположника, то предтечи психоанализа. И каким бы блестящим врачом и исследователем ни был Йозеф Брейер, мы помним о нем сегодня исключительно благодаря книгам Фрейда.
На смерть Брейера Фрейд откликнулся пространным и прочувствованным некрологом, в котором воздавал должное покойному и как бы просил прощения за свое «амбивалентное» отношение к нему. Впрочем, текст этот был слишком высокопарен для того, чтобы быть до конца искренним[271].
Второй по-настоящему горькой потерей для Фрейда стала внезапная и явно преждевременная смерть Карла Абрахама — верного и талантливого ученика. Абрахам скончался 25 декабря 1925 года в возрасте сорока восьми лет. Не уйди он так рано, возможно, именно он стал бы соперником Эрнеста Джонса в праве написания официальной биографии Фрейда. Но перед смертью Абрахам, может быть сам того не желая, нанес учителю мелкий, но болезненный укол — в поисках врача, который помог бы ему излечиться от болезни легких, Абрахам обратился к Вильгельму Флиссу, имя которого вызывало у Фрейда такую же гримасу отвращения, как и имя Брейера. И не просто обратился, а сообщил в письме Фрейду, что Флисс произвел на него большое впечатление, а течение его болезни «поразительным образом подтверждает» теорию Флисса о биоритмах.
Но вместе с тем в 1925 году в доме Фрейда появляется множество новых лиц. К их числу, к примеру, следует отнести Дороти Берлингем, оставившую мужа и вместе с четырьмя детьми переехавшую из Нью-Йорка в Вену, чтобы пройти психоанализ у Фрейда. В итоге Дороти стала неразлучна с Фрейдами. Она сняла квартиру в том же доме и провела специальную телефонную линию, связывающую ее с Анной и Фрейдом. Позже возникли слухи о якобы имевшей место лесбийской любви Анны и Дороти, но вряд ли они имеют под собой какую-то реальную почву: Анна в конце концов стала такой, какой ее хотел видеть Фрейд в 1914 году, — «совершенно асексуальной».
Чуть позже такими же членами семьи Фрейд стали Ева Розенфельд и ее дети. Ева работала с трудными детьми и стала близкой подругой Анны.
Но самое главное: именно в 1925 году в доме Фрейдов появилась их будущий ангел-хранитель принцесса Мари Бонапарт — правнучка брата Наполеона Люсьена Бонапарта и жена принца Георга Корфского. История взаимоотношений Мари Бонапарт и Фрейда легла в основу вышедшего в 2004 году фильма Бенуа Жако «Принцесса Мария» с Катрин Денёв в главной роли, который, безусловно, рекомендуется для просмотра всем поклонникам Фрейда.
Правда, следует помнить, что речь идет не о документальном, а о художественном фильме, содержащем массу анахронизмов, неточностей и ошибок — иногда явно намеренных. Но в целом фильм Жако верно отражает характер их отношений. Богатая, успешная, имевшая множество любовников и вместе с тем страдавшая фригидностью и истерическим неврозом Мари Бонапарт появилась на Берггассе внезапно, и не столько попросила, сколько потребовала, чтобы Фрейд лечил ее. Уже после первых встреч она ощутила эффект переноса и попыталась признаться Фрейду в любви. Поверяя Фрейду свои тайны, она требовала порой от него ответной искренности и живо интересовалась его сексуальной жизнью.
— Наверняка у вас было сверхнормальное сексуальное развитие, — заметила она как-то в разговоре.
— Об этом, — ответил Фрейд, — вы ничего не узнаете. Возможно, не такое уж «сверх».
Когда принцесса позволила себе сравнить Фрейда с Эйнштейном и Луи Пастером, это, безусловно, польстило ему, но он отверг этот взгляд на себя как на академического ученого, предпочтя ему свой любимый образ конкистадора-авантюриста, прорывающегося в поисках славы и богатства в новые, неизведанные земли и покоряя их. Таким образом, и в 69 лет Фрейд оставался романтиком, искателем научных приключений и неутомимым сочинителем «научных сказок», которые тем не менее содержали в себе достаточную долю истины, чтобы заставить каждого примерять их на себя.
Очень скоро Мари Бонапарт стала своим человеком в доме Фрейдов и имела возможность наблюдать за отношениями своего кумира с домочадцами. Поговорив с Мартой, принцесса была шокирована тем, что та, будучи супругой столь великого человека, не только никогда не чувствовала себя его соратницей, но и старалась как можно дальше держаться от его работы, казавшейся ей неприличной.
— Моя жена — самая обыкновенная мещанка! — констатировал Фрейд, когда принцесса пересказала ему этот разговор.
Но вскоре после этого он признался ей, что и сам является, по сути, мещанином и никогда не потерпел бы, если бы его дочери позволили себе ту сексуальную свободу, которую он сам проповедовал в ряде своих работ.
Это была чистая правда: конкистадор и мещанин на протяжении всей жизни мирно уживались в его душе, а если и ссорились, то крайне редко. Поэтому, возвращаясь к вопросу о сексуальной жизни Фрейда, можно сказать только одно: мы и в самом деле знаем о ней крайне мало, и все утверждения о том, что он якобы был любовником ряда своих пациенток и свояченицы Минны — не более чем никак не доказанные домыслы. Вероятнее всего, конкистадор в душе Фрейда и в самом деле мысленно завоевывал всех этих женщин, изменял с ними жене, причем заставляя их в этих мечтах выполнять свои самые изощренные сексуальные фантазии. Однако сидевший в нем мещанин останавливал его едва ли не на самом краю пропасти — и измена Марте так и оставалась только мысленной.
Именно поэтому все известные нам отношения Фрейда с женщинами носили характер интеллектуального романа — духовная близость в них не перерастала в физическую. Таким был «роман» с Лу Андреас-Саломе. Такими стали и взаимоотношения Фрейда с Мари Бонапарт.
Для истории существенно, что Мари Бонапарт стала не только пациенткой, но и ученицей Фрейда, одной из самых значительных фигур в истории психоанализа XX века.
В этом качестве она перевела на французский язык целый ряд трудов Фрейда, учредила в 1926 году Парижское психоаналитическое общество, а в 1927 году стала издавать первый во Франции психоаналитический журнал. Благодаря ее усилиям Париж в течение короткого времени превратился в один из центров психоаналитической мысли и остается таковым до сих пор. Да и сами работы Мари Бонапарт по психоанализу представляют собой отнюдь не только исторический интерес — и прежде всего, разумеется, ее книга об Эдгаре По.
Наконец, Мари Бонапарт считается основателем традиции «прерванного психоанализа», при котором пациент живет в другой стране, но регулярно приезжает к своему аналитику на несколько недель.
В сентябре 1925 года в Гамбурге состоялся 9-й Международный психоаналитический конгресс. Фрейд на него не прибыл, но вольно или невольно конгресс прошел под знаком конфликта между Фрейдом и Отто Ранком.
В том же году Фрейд вместе с Альбертом Эйнштейном и Мартином Бубером оказывается в списке учредителей Еврейского университета в Иерусалиме. В своей речи по поводу основания университета лорд Артур Бальфур сказал, что хотел бы отдать дань трем людям, которые, по его мнению, наибольшим образом повлияли на современную мысль, при этом все трое — евреи: Бергсон, Эйнштейн и Фрейд.
Вместе с тем Фрейд вежливо, но твердо отклонил предложение попечительского совета Иерусалимского университета последовать примеру Эйнштейна и завещать университету свой архив: Фрейд считал, что если его рукописи и в самом деле имеют коммерческую ценность, то деньги за них должны достаться его семье. Конкистадор в этом вопросе попросту уступил мещанину.
Но при этом мещанин был явно доволен пришедшей наконец мировой славой. В письме кузену Сэму, датированном концом 1925 года, Фрейд с гордостью отмечает, что его «считают знаменитостью», «евреи во всем мире похваляются моим именем, упоминая меня наряду с Эйнштейном. В конце концов, мне не на что жаловаться».
В самом деле, жаловаться он мог разве что на неумолимо подступающую старость.
* * *
Об образе жизни и облике Фрейда в период второй половины 1920-х и начала 1930-х годов известно много — по той простой причине, что многие из его пациентов этого периода впоследствии решили поделиться своими воспоминаниями о том, как они проходили психоанализ у самого отца-основателя этого метода, и о своем общении с Фрейдом за пределами его кабинета. Некоторые журналисты проникали на Бергтассе из чистого любопытства, прикидывались страдающими неврозами пациентами, чтобы затем, после нескольких сеансов психоанализа, написать очерк, в котором порой выставляли Фрейда в откровенно карикатурном свете. Это было тем более просто, что Фрейд уже был не тем, что год или два назад.
