А еще спустя год Галина встретила его в оперном театре с очень красивой, но высокомерной женщиной, которую знала как ведущую телевизионной передачи "Новости киноэкрана". Ляшенко растерялся, но затем любезно раскланялся с Галиной и даже представил ее теледаме. Но представил так, что Галина едва не сгорела со стыда: "Это наша Галочка, о которой я тебе рассказывал".
Теледама окинула Галину бесцеремонным взглядом, профессионально улыбнулась, сказала снисходительно:
- Милая девочка. Только очень худенькая. Вам надо поправиться, Галочка, килограмма на три, не больше.
Галина тут же возненавидела и ее, и его. Но с теледамой было проще: она выключала телевизор, как только начиналась передача "Новости телеэкрана", а вот Ляшенко выключить не могла - куда денешься от сотрудника!
Работа же, как известно, есть работа; и как-то случилось, что Ляшенко оградил Галину от крупной неприятности (она несвоевременно отправила подготовленный им важный документ); более того - получил заработанный ею выговор. Когда же она, вдосталь наревевшись, собралась духом, пошла к начальнику отдела и покаялась, подполковник Билякевич не отменил свое решение: "Ему этот выговор полезнее, чем вам". Из чего Галина заключила, что Ляшенко вовсе не любимчик шефа, как считала до этого, и ему видимо попадает не меньше, чем другим сотрудникам.
Она решила взглянуть на Ляшенко без предвзятости и уже вскоре отметила, что он грамотный, толковый юрист, хороший аналитик, что для оперативного работника немаловажно, и товарищ в общем-то неплохой.
Тем не менее, Галина не была уверена, что Валентин Георгиевич отнесется серьезно к ее докладу. Но иного выхода у нее не было.
Ляшенко был занят. Обосновавшись в кабинете Билякевича, он одновременно разговаривал по двум телефонам, подписывал документы, которые ему подкладывала Катя Ткачук - секретарь отдела, а в паузах что-то диктовал инспектору Глушицкому, который терпеливо ждал каждую следующую фразу. Галина хотела сдать назад - здесь не до нее! - но Ляшенко приветливо кивнул ей, и указал на свободный стул. Он даже ухитрился спросить, как ее дела, но она не успела ответить - затрещал третий телефон.
Наконец Катя ушла, Глушицкий дописал последнюю фразу в блокноте, спросил: "Может, телеграфом передать?" и, получив утвердительный ответ, побежал отправлять телеграмму. Ляшенко бодро отчеканил в одну из телефонных трубок:
- Вас понял. Будет сделано! - Положил трубку на аппарат, спросил в другую: - Ты понял, что он хочет? Я, признаться, нет... Ну тогда делай, как понял. - Взял со стола третью трубку, сказал:
- Задерживайте и привлекайте. Хватит церемониться с хулиганами!
Окончив разговор, он переключил телефон на секретаря, вызвал по селектору Катю:
- Меня нет и сегодня уже не будет.
Какое-то время смотрел на Галину, не то собираясь с мыслями, не то пытаясь отрешиться от них. Потом улыбнулся, спросил:
- Где успела так загореть?
- На горке, - удивилась вопросу Галина. - Рядом с нашим домом есть горка, и мы с соседкой каждое утро бегаем по ней. Вместо физзарядки.
- Завидное дело! А я, признаться, давненько не бегал, разве что за трамваем, когда на работу опаздываю, - затем сказал уже серьезно. - Ну, выкладывай, что там у тебя.
Выслушав Галину, спросил:
- Характеристика на этого парня с тобой?
- Вот, - Галина передала ему характеристику.
Ляшенко прочитал, почему-то покачал головой.
- Да, похоже, что ссора была не случайной. Этот Зимовец, по всему видно, не из забулдыг-хулиганов. Какая-то причина, несомненно, была. Мандзюк считает, что они повздорили из-за девушки?
- Я тоже так считаю.
- Что ж, не исключено. Когда-то из-за прекрасных дам копья ломали, не говоря уже о более серьезных уронах. И милиция, между прочим, не вмешивалась.
- Но прекрасные дамы не шастали по кабакам с чужими мужьями, - нашла нужным заметить Галина.
- Как знать!.. А почему считаешь, что этот мужчина женат?
- Не случайно он выбрал ресторанчик поукромнее.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
- По-твоему, холостяку до такого не додуматься?
- Валентин Георгиевич, давайте говорить серьезно! Я уверена, что Анатолий хорошо знал девицу в белых джинсах.
- Но объяснялся почему-то не с ней. А не кажется ли тебе, что мужчину в темно-серой рубашке он знал не хуже?
Галина не сразу нашлась, что ответить.
- Возможно, наконец согласилась она. - Но к чему гадать? Это выяснится на допросе.
- На допросе? - о чем-то задумавшись, переспросил Ляшенко. - Да-да... А выяснится ли?
Он как-то необычно усмехнулся: скупо и невесело, потянулся за телефонной трубкой, но, вспомнив, что телефон выключен, опустил руку.
- Говоришь, Мандзюк схватился за голову, когда узнал, что потерпевший не обратился за медицинской помощью?
- Так утверждает Бессараб.
- Н-да... - задумчиво протянул Ляшенко. - Едва ли этот факт сам по себе мог вызвать столь бурную реакцию Алексея.
- Но мужчина серьезно ранен.
- Из чего исходишь, делая такой вывод?
- Он был окровавлен.
- Обилие крови еще ни о чем не свидетельствует. Серьезные проникающие ранения, как правило, не кровоточат. Нельзя забывать судебную медицину, младший лейтенант Юрко.
Галина вспыхнула, но тут же возразила:
- Но потерпевший не изучал судебную медицину, а потому не мог знать, серьезно или несерьезно ранен.
- А я думаю, мог, - откинулся на спинку стула Ляшенко. - И не только мог - знал. Безусловно, знал, что рана неопасна. Об этом свидетельствует его поведение.
- Считаете, он - медик? - догадалась Галина.
- Думаю, не просто медик - врач. И не просто врач - хирург. Окулист или, скажем, терапевт, возможно, запаниковал бы на его месте. А тут сработал профессиональный рефлекс. Ведь он не просто придерживал здоровой рукой раненную, как показалось Бессарабу, он зажимал поврежденный сосуд. Он поставил себе диагноз, едва почувствовав, что ранен. А разобраться так сразу мог только хирург. По той же причине не обратился в медпункт: в машине хирурга найдется все, что требуется для перевязки.
Доводы Ляшенко поразили Галину: как она сама не догадалась! Ну, конечно, только хирург, для которого кровь, повреждение сосуда - дело обычное, мог повести себя так после того, как сам был ранен. Безусловно, тут требовались еще и выдержка, присутствие духа, но и эти качества должны быть у хирурга.
И все-таки она снова возразила:
- Но он был ранен в правую руку. Как же он мог остановить кровотечение, наложить повязку?
- Ты забыла о его спутнице, - поднимаясь из-за стола и разминая затекшие ноги, сказал Ляшенко. - Она тоже не растерялась: села за руль, увезла своего приятеля. Такая женщина, следуя наставлениям опытного консультанта, сумеет и кровотечение унять, и наложить повязку.
- Но к чему такая самодеятельность, когда неподалеку были медпункт и фельдшер?
- Это как раз тот вопрос, над которым сейчас ломает голову Алексей.
- А мне он говорил... - начала было Галина, но Ляшенко перебил ее:
- Он разговаривал с тобой утром, а сейчас уже конец дня.
- Но что могло измениться?
- Не знаю, но что-то, видимо, изменилось. Есть одно малоутешительное предположение. Как говорится: дай Бог, чтобы я ошибался!
- О чем вы, Валентин Георгиевич? - встревожилась Галина.
- Сейчас поеду в Шевченковский райотдел, посмотрю, что там и как, уклонился от ответа Ляшенко. - А ты передай своему начальнику, что включена в оперативно-розыскную группу. Сдай свои дела, и, не мешкая, поезжай в автоинспекцию. Надо установить, кто из женщин в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти лет имеет водительские права.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
- Бессараб говорит, что спутнице потерпевшего лет двадцать, не больше.
- А я говорю: от восемнадцати до двадцати пяти, - строго сказал Ляшенко. Но тут же улыбнулся: - Знаешь, почему нынче женщины пристрастились к джинсам и водолазкам? Такой наряд взрослит юных и молодит не совсем уже юных - скажем так - особ. Разумеется, не всех и не при любом освещении. Но это нельзя упускать из виду.
