class="p1">С каждой минутой она уносилась все дальше и дальше.
Новая жизнь…
Вот то, чего она желала.
Новая жизнь.
Элинор заговорила первая:
— Я… я хочу уехать куда-нибудь в спокойное место… где не будет никаких… лиц.
Питер Лорд с невозмутимым видом ответил:
— Все уже устроено. Вы едете в санаторий. Спокойное место. Восхитительный сад. Там никто не будет вам докучать.
— Именно это мне и нужно, — сказала она со вздохом.
Он все понимает, потому что он врач, думала она. Он действительно понимал все… и не тревожил ее. Было так покойно сидеть рядом с ним и уноситься от всех этих кошмаров… прочь, прочь из Лондона… туда, где она будет чувствовать себя в полной безопасности…
Она хотела все забыть… Все, что с нею произошло, казалось теперь нереальным. Все словно куда-то отодвинулось, исчезло, со всем покончено — со старой жизнью и прежними чувствами. Она ощущала себя совсем иным, незнакомым ей самой беззащитным созданием, которое еще ничего не знает и все начинает заново. Это было так странно и так страшно…
Но как уютно она чувствовала себя рядом с Питером Лордом…
Они уже покинули пределы Лондона и проезжали по предместьям.
Наконец она сказала:
— Это все благодаря вам… только вам.
— Нет, это заслуга исключительно Эркюля Пуаро. Этот человек — просто волшебник! — возразил Питер Лорд.
Но Элинор покачала головой и упрямо сказала:
— Нет, ваша! Вы ведь его пригласили и заставили сделать то, что он сделал!
Питер Лорд усмехнулся.
— Действительно, можно сказать, заставил…
— Вы знали, что я ничего… не подсыпала… или сомневались? — спросила Элинор.
— Твердой уверенности у меня не было, — признался Питер Лорд.
— Вот-вот… я ведь тоже чуть было не сказала «виновна»… ну сразу… в самом начале… потому что, понимаете, я думала об этом… я думала об этом в тот день.
— Да, я это понял, — сказал Питер Лорд.
— Я тогда еще увидела, что Мэри пишет завещание — как нарочно! Мне стало почему-то так смешно!.. Все кажется теперь таким странным… на меня нашло тогда какое-то помешательство. Когда я покупала паштет, а потом готовила сандвичи, я представляла себе, как подмешиваю в сандвичи яд, как Мэри ест их и умирает… и как Родди возвращается ко мне.
— Некоторым людям такие вот фантазии помогают обрести равновесие, — заметил Питер Лорд. — Так что подобные мысли совсем не крамола. Проиграв «преступление» в уме, мы избавляемся от дурных помыслов, они уходят из нашего сознания. Примерно тот же механизм, что при потоотделении: вместе с потом из организма выводятся всякие вредные вещества.
— Наверное, вы правы. Потому что все вдруг куда-то ушло. Я имею в виду, весь этот мрак… Когда Хопкинс сказала мне, что укололась о розовый куст около сторожки, все вдруг вернулось на свои места, все стало прежним. — Она, вздрогнув, добавила: — Но потом мы вошли в гостиную и я увидела ее умирающей — и… и подумала: так ли уж велика разница между мыслью об убийстве и самим убийством?
— Очень велика! — воскликнул Питер Лорд.
— Вы думаете, что она существует, эта разница?
— Безусловно! Мысль об убийстве никому не причиняет вреда. У некоторых людей превратные представления о подобных вещах: они полагают, что обдумывать убийство и подготавливать его — одно и то же. Это в корне неверно. Если вы, так сказать, «вынашиваете» убийство достаточно долго, то в один прекрасный день вы неожиданно выходите из этого мрака на свет и начинаете понимать, что все ваши планы, в сущности, совершенно нелепы!
— О, как вы умеете успокаивать… — сказала Элинор.
— Ничего подобного, — не слишком убедительно пробормотал Питер Лорд. — Просто у меня есть здравый смысл.
— Время от времени… — в глазах Элинор неожиданно блеснули слезы, — там, в суде… я смотрела на вас. И это придавало мне мужества. Вы выглядели таким… обычным! — Она рассмеялась. — Вы уж простите меня за эту бестактность!
— Я вас хорошо понимаю, — сказал он. — Когда оказываешься в какой-нибудь кошмарной ситуации, единственное, что помогает держаться, — это думать о чем-нибудь обычном или смотреть на него. И вообще, в обыденных вещах есть своя неоценимая прелесть. По крайней мере, для меня.
Впервые с того момента, как они сели в машину, Элинор взглянула на своего спутника.
Нет, ее сердце не сжалось от мучительной нежности, как это всегда бывало, когда она смотрела на Родди. Нет, она не почувствовала этой щемящей боли, непостижимым образом смешанной с почти непереносимой радостью. Теплота и спокойствие — вот что она ощутила, глядя на Питера Лорда.
«Какое же милое у него лицо, — подумала Элинор, — милое и забавное. И такое успокаивающее».
Они все мчались и мчались.
И наконец подъехали к воротам, за которыми уютно прикорнул на склоне холма белый домик.
— Здесь вас никто не потревожит, — сказал Питер Лорд.
Повинуясь внезапному порыву, она положила руку на его плечо:
— А вы… вы будете навещать меня?
— Конечно.
— Часто?
— Все зависит от того, как часто вам захочется меня видеть.
— Пожалуйста, приезжайте… как можно чаще.
Глава 6
— Теперь вы поняли, дружище, что ложь, которую мне преподносят, не менее полезна, чем правда? — спросил Пуаро.
— И что же, вам каждый лгал? — спросил Питер Лорд.
— О да! — кивнул Эркюль Пуаро. — Как вы понимаете, у всех на то были свои причины. Но один человек, который обязан был говорить правду, человек очень чуткий и чрезвычайно честный по натуре, — именно тот человек озадачил меня больше всех!
— Сама Элинор! — догадался Питер Лорд.
— Вот именно. Все улики были против нее. Однако она сама, при всей ее щепетильности и нетерпимости ко лжи, ничего не предпринимала, чтобы снять с себя подозрение. Обвиняя себя если не в содеянном, то в желании это сделать, она была на грани того, чтобы отказаться от неприятной и унизительной борьбы за собственное спасение. Да-да, она готова была признать себя виновной в преступлении, которого не совершала.
Питер Лорд шумно вздохнул:
— Невероятно!
Пуаро покачал головой:
— Вовсе нет. Она сама себе вынесла приговор, потому что предъявляла к себе более высокие требования, чем большинство из нас.
— Да, это на нее похоже, — в раздумье сказал Питер Лорд.
Эркюль Пуаро продолжал:
— Практически на протяжении всего моего расследования вероятность того, что Элинор Карлайл действительно виновна, оставалась очень велика. Однако я, как вам и обещал, скрупулезно все проанализировал и обнаружил, что есть довольно серьезные основания, чтобы выдвинуть обвинение против другого лица.
— То есть против сестры Хопкинс?
— Нет. Первым мое внимание привлек Родерик Уэлман. Он тоже сразу начал со лжи. Сказал, что уехал из Англии девятого июля
