— Тебе следует держаться подальше от этих людей. Я столько раз говорил…
Разговор с ней не имел никакого смысла. Он знал, что ждет их обоих. Кэти держала за пазухой оружие, с помощью которого могла вновь привлечь его к себе. Без Эрика ее погубит связь с Плаутом, Хастингсом и компанией. Если он ее бросит, станет только хуже. Болезнь, пожиравшую их много лет, невозможно было вылечить поступком, на который решился доктор. Только в марсианской стране детства он мог придумать подобную чушь.
Эрик отнес Кэти в спальню и мягко усадил на кровать.
— Ах, — прошептала она и закрыла глаза. — О Эрик…
Но он не мог себя пересилить и в этом отношении, с несчастным видом отодвинулся от нее и сел на край постели.
— Я должен уйти из корпорации, а ты — смириться с этим. — Свитсент погладил жену по волосам. — Молинари расползается по швам. Возможно, я смогу ему помочь, по крайней мере следует попытаться. Понимаешь? Вот настоящая причи…
— Лжешь, — прервала его Кэти.
— То есть? Почему?
Он продолжал гладить ее по волосам, но уже чисто механически, безвольно и без всякого удовольствия.
— Если бы причина была именно такая, то ты сейчас занялся бы со мной любовью. — Она застегнула платье. — Я тебе не нужна.
Голос ее звучал уверенно, вместе с тем тускло и безжизненно. Все тот же барьер, который доктор никак не мог преодолеть.
На этот раз он даже не стал тратить время на попытки, лишь продолжал гладить ее по голове и думал: «Если с ней что–то случится, то это будет на моей совести. Кэти прекрасно об этом знает. Так что она свободна от груза ответственности, а для нее хуже ничего быть не может. Как жаль, что я не смог заняться с ней любовью».
— Ужин готов, — сказал он и встал.
Кэти села.
— Эрик, ты заплатишь за то, что меня бросаешь. — Она разгладила платье. — Понимаешь?
— Да, — ответил он и направился в кухню.
— Я посвящу этому всю жизнь, — крикнула Кэти из спальни. — Теперь у меня есть повод для того, чтобы жить. Какое чудесное чувство — наконец–то иметь цель! Аж дрожь берет. После стольких бессмысленных ужасных лет рядом с тобой… Господи, я будто заново родилась.
— Удачи, — бросил он.
— Неужто? Мне нужна не она, а опыт. Он, как мне кажется, у меня есть. Я многому научилась, будучи под воздействием того наркотика. Жаль, что не могу тебе этого описать. Это необычный наркотик, Эрик, — он изменяет восприятие всего мира, особенно других людей. После него уже невозможно смотреть на них теми же самыми глазами. Тебе тоже стоит попробовать. Очень помогло бы.
— Мне уже ничего не поможет, — ответил он.
Эти слова прозвучали как эпитафия.
Он давно поужинал и почти закончил собирать вещи, когда раздался звонок в дверь. Это был Отто Дорф, уже прилетевший на военном вертолете. Эрик пошел открывать.
— Вам удалось попрощаться с женой, доктор? — спросил Дорф, окидывая взглядом квартиру.
— Да, — ответил Эрик и добавил: — Она уже ушла, я один.
Он закрыл чемодан и отнес его к двери вместе со вторым.
— Я готов.
Дорф взял один чемодан, и оба направились к лифту.
— Она не лучшим образом к этому отнеслась, — бросил Эрик, когда они спускались вниз.
— Я не женат, доктор, — вежливо сказал Дорф. — Так что не знаю.
В вертолете ждал еще один человек. Когда Эрик поднялся по лесенке, тот протянул ему руку.
— Очень приятно с вами познакомиться, доктор. Я Гарри Тигарден, глава медицинского персонала Генерального секретаря. Рад, что вы будете с нами работать. Джино мне об этом заранее не сообщил, но это мелочь. Он всегда поступает спонтанно.
— Свитсент. — Эрик пожал ему руку, продолжая думать о Кэти.
— Что вы думаете насчет состояния Молинари во время вашей первой встречи?
— Он выглядит усталым.
— Умирает, — сказал Тигарден.
Эрик быстро посмотрел на него.
— От чего? В наше время, когда пересадки доступны без…
— Современные хирургические технологии мне известны, можете поверить, — сухо сказал Тигарден. — Вы сами видели, как фаталистично он настроен. Он явно хочет понести наказание за то, что втянул нас в войну. — Тигарден ненадолго замолчал, пока вертолет поднимался в ночное небо, а потом добавил: — Вам когда–нибудь приходило в голову, что Молинари сам подстроил наше поражение в войне? Что он хочет проиграть? Вряд ли даже его самые безумные политические враги задумывались о подобном. Я говорю вам это, поскольку у нас мало времени. В данный момент Молинари находится в Шайенне, у него острый приступ гастрита — или же называйте это как хотите. Он вернулся из Ваш–тридцать пять и теперь лежит пластом.
— Внутреннее кровотечение?
— Еще нет. Разве что оно у него уже было, но он нам не сказал. Это вполне возможно. Молинари от природы малоразговорчив. Собственно, он никому не доверяет.
— Вы абсолютно уверены в том, что это не злокачественная опухоль?
— Мы ничего не обнаружили. Но Молинари не позволяет проводить столько исследований, сколько нам хотелось бы. Он слишком занят. Ему нужно подписать документы, подготовить выступления, представить Генеральной Ассамблее проекты резолюций. Он со всем пытается справиться в одиночку, ни с кем не делится властью, а когда дело до этого все–таки доходит, создает организации с перекрывающимися полномочиями, которые тут же начинают соперничать друг с другом. Таким способом Моль защищает себя. — Тигарден с любопытством взглянул на Эрика. — Что он вам говорил в Ваш–тридцать пять?
— Почти ничего.
Эрик не собирался раскрывать содержание того разговора. Молинари, несомненно, хотел, чтобы суть их беседы оставалась в тайне.
«На самом деле это и есть главная причина, по которой меня везут в Шайенн. Я могу предложить Молю нечто такое, чего нет у других врачей, совершенно особенное. Интересно, как реагировал бы Тигарден, если бы я сказал ему об этом? Он наверняка приказал бы арестовать и расстрелять меня. Это было бы вполне справедливо», — подумал Свитсент.
— Я знаю, почему он включил вас в нашу команду.
— В самом деле? — пробормотал Эрик.
— Молинари просто следует своим инстинктам. Он хочет держать нас под двойным контролем, вливая в команду свежую кровь. Но никто не имеет ничего против. Мы, собственно, ему благодарны — у нас чересчур много работы. Вы, конечно, знаете, что у секретаря огромная семья, даже больше, чем у Вирджила Эккермана, вашего бывшего работодателя.
— Кажется, я читал, что у него три дяди, шесть двоюродных братьев и сестер, тетка, сестра, старший брат, который…
— И все они живут в Шайенне, — сказал Тигарден. — Постоянно. Путаются у него под ногами, выпрашивают мелкие услуги, лучшую еду, жилье, прислугу. Да вы понимаете. — Он замолчал. — Должен добавить, что у него есть еще и любовница.
Этого Эрик не знал. Об этом никто никогда не упоминал, даже пресса, враждебно настроенная к Генсеку.
— Ее зовут Мэри Рейнеке. Он познакомился с ней незадолго до смерти жены. Формально, по документам, она его личная секретарша. Мне нравится эта женщина. Она многое для него сделала и до, и после смерти жены. Без нее, вероятно, он вообще не смог бы выжить. Лилистарцы терпеть ее не могут… не знаю почему. Возможно, я упустил нечто существенное.
— Сколько ей лет?
Секретарю, на взгляд Эрика, было около пятидесяти.
— Моложе уже некуда. Не упадите с кресла, доктор, — усмехнулся Тигарден. — Когда они познакомились, она училась в средней школе, по вечерам подрабатывала, печатая на машинке. Возможно, девчушка принесла ему какой–то документ. Никто ничего точно не знает, но они действительно познакомились, решая какие–то рутинные вопросы.
— С ней можно говорить о его болезни?
— Конечно. Именно она — и никто больше — сумела уговорить его принимать фенобарбитал и патабамат, когда мы решили попробовать эти лекарства. Он говорил, что от фенобарбитала ему хочется спать, а от патабамата пересыхает во рту. Поэтому, естественно, Моль их просто выбрасывал. Мэри убедила его вернуться к лекарствам. Она родом из Италии, как и он, может на него наорать точно так же, как в детстве мама, сестра или тетка. Все говорят с ним на повышенных тонах, а он терпит, хотя никого не слушает, за исключением Мэри. Она живет в тайной квартире в Шайенне, которую охраняет кордон службы безопасности — из–за лилистарцев. Молинари боится, что однажды они… — Тигарден замолчал.
— Что?..
— Убьют ее, искалечат или ликвидируют половину умственных способностей, превратят в безмозглый овощ. У них для этого есть множество способов. Вы ведь наверняка не знали, что наши отношения с союзником на высшем уровне настолько жестоки? — усмехнулся Тигарден. — Эта война беспощадна. Так поступает по отношению к нам Лилистар, наш могущественный союзник, рядом с которым мы выглядим словно блоха. Так что можете себе представить, как отнесся бы к нам противник, риги, если бы прорвал наши линии обороны.
