Алса внимательно наблюдала за ними.
– Приведите ко мне обоих, – велела она. – Они говорят на аворнийском или языке ментеше?
– На аворнийском, госпожа, – ответил Тетракс и кивнул одному из стражников: – Тащите их сюда, ребята. Эта дама – колдунья. Она попытается выяснить, зачем эти грязные рабы переплывают Стуру. Надеюсь, ей удастся понять, как можно отослать их обратно.
Стражники бросились выполнять приказ. Они взяли рабов под руки, но постарались особо не напугать их и подвели к Грасу и Алее.
– Я никогда не видела их так близко.
Судя по голосу, волшебница не испытывала от этого зрелища особое удовольствие. Да и запах, исходивший от рабов, мог у любого человека вызвать рвоту.
– Что скажешь о них? – спросил Грас.
– Они голодные и грязные. Вижу ли я какое-нибудь колдовство? Нет, не вижу. Заклинание, сделавшее их рабами, лежит у самого основания разума и духа. Если бы оно находилось ближе – там, где его может почувствовать волшебник, – тогда от него удалось бы избавиться. – Она заговорила с одним из рабов. – Ты! Как ты оказался в Аворнисе?
Он молча смотрел на нее. Затем почесался, поймал какое-то насекомое и сунул его в рот. Алса едва не подавилась. Раб осмотрел ее с головы до ног.
– Красивая.
Судя по появившемуся под грязными штанами бугру, Алса показалась ему не просто красивой.
Колдунья никак не отреагировала на это и повернулась к другому рабу.
– Почему ты пришел в Аворнис?
– Испугался, – ответил раб и сжался, словно ожидая получить удар.
– Испугался чего? – спросила она. Раб не ответил. – Испугался чего? – повторила Алса, на этот раз скорее Грасу, чем тщедушному грязному человечку с другого берега Стуры. – Он испугался меня? Он это имел в виду? Или пришел в Аворнис, потому что испугался того, что происходит на другом берегу реки?
– Я не знаю, – ответил Грас. – Как ты собираешься это выяснить?
– Вопросы ни к чему не приведут, это ясно. Мне придется использовать колдовство. – Алса заметно нервничала. – Мне не нравится использовать колдовство, чтобы изучить заклинания Низвергнутого. Вы сами видели почему – тогда в Аворнисе.
– Да, конечно, – согласился король. – Но иногда очень важно поступить именно так. Неужели ты думаешь по-другому?
Волшебница вздохнула.
– Жаль, что я не могу ответить вам отказом. Но вы правы, ваше величество. Это – важно. Я сделаю все, что смогу.
– Спасибо.
– Не уверена, что могу так же отблагодарить вас.
По ее приказу стражники оттащили одного из рабов на несколько шагов от амфитеатра. Он стоял и осматривался по сторонам с любопытством быка. «Неужели колдунья надеется что-нибудь выяснить у него? – подумал Грас. – Или даже исцелить?» Вряд ли она способна на это: возвращать рабов к нормальной жизни было очень трудно.
Колдунья достала из сумки со своими принадлежностями кристалл.
– Это тот, что испускает радуги? – спросил Грас. – Тот же самый, что ты использовала на чашках со снегом в столице?
– Именно так. Может быть, мы увидим что-нибудь интересное. Но... ничего не обещаю, ваше величество.
Она высоко подняла кристалл, чтобы на него попал солнечный луч, и его грани заискрились радугой. Как ей это удавалось? Алса стала поворачивать кристалл, и радуга следовала за ее движениями. Наконец разноцветные полосы появились на лице раба. Его глаза широко открылись, и раб забормотал какие-то слова.
– Ты понимаешь меня? – спросила Алса.
– Понимаю, – ответил раб.
Волшебница кивнула, и Грас невольно повторил ее движение. Он уловил новые интонации в голосе раба. Даже если судить по одному слову, его сказал нормальный человек, а не вьючное животное, почему-то ходившее на двух ногах.
– Почему ты пришел сюда? – спросила Алса, держа кристалл так, чтобы радуга падала на лицо раба.
– Я должен.
Казалось, он решил, что другого ответа не требуется.
– Я могу задать ему вопрос? – еле слышно спросил Грас. Колдунья кивнула, и король повернулся к рабу. – Почему ты должен был прийти сюда? Почему не мог остаться там, где жил?
На этот раз ответ пришлось ждать долго. Какое усилие требовалось, чтобы даже с помощью Алсы говорить так, как обычный человек?
– Должен был, – повторил раб. – Должен был уйти. Должен был... уйти. – Пот побежал по его лицу, смывая полосками грязь. – Должен был уйти. По приказу.
– По чьему приказу? – одновременно вырвалось у Граса и Алсы.
– По приказу. – Только так, повторяя по нескольку раз ответы, ему удавалось уловить смысл слов. Пот уже ручьем тек по его лицу. – По его приказу.
– По чьему приказу? – повторила колдунья, и в этот момент радуга на лице раба вдруг начала краснеть. Мужчина застонал и схватился за лоб. Алса опустила кристалл. Радуга исчезла, раб, пошатнувшись, упал на землю. Стражник схватил его за запястье и покачал головой. Раб умер, так и не дав ответа, который был известен всем.
24
РЕБЕНОК громко заплакал, и Ланиус с любовью посмотрел на свою дочь, лежавшую на руках матери. Если бы девочка была чужим ребенком, плач сводил бы его с ума, в этом он был уверен. Но крик Питты не беспокоил его... слишком сильно.
– Жаль, что не родился еще один сын, – вздохнула Сосия. – У маленьких детей такое слабое здоровье.
Она попыталась осторожно намекнуть, что они часто умирают.
– Знаю, – кивнул Ланиус – Я сам был болезненным ребенком. Именно поэтому мой дядя Сколопакс не слишком сильно заботился обо мне в надежде, что я не стану взрослым. Но я выжил, а он умер чуть позже моего отца. Мой сын Крекс гораздо здоровей меня.
– Надеюсь, король Олор и королева Квила позаботятся о том, чтобы он таким и оставался. Пусть боги позаботятся и о Питте.
Девочка продолжала плакать, и ее отец был вынужден повысить голос:
– Скоро мы должны получить вести от Граса.
– Он задержался на юге дольше, чем я думала, – сказала Сосия.
– Еще бы! Как мы должны поступить с таким количеством рабов?
– Я не знаю.
– Никто не знает.
Кормилица положила Питту на сгиб руки и расстегнула на груди платье. Ребенок мгновенно нашел сосок и прильнул к нему. Кормилица – рыхлая, медлительная женщина – не отличалась красотой. Ланиусу вдруг пришло в голову, что все кормилицы его детей были некрасивыми, и он не смог сдержать смех. Очевидно, Сосия не хотела, чтобы у него возникали какие-либо похотливые мысли.
– Над чем ты смеешься? – спросила жена.
– Над тобой.
Она удивленно посмотрела на него, но он не стал объяснять причину в присутствии кормилицы. Возможно, она понимала, что не отличается живостью, но считать себя некрасивой? Вряд ли с таким утверждением согласится любой мужчина или женщина.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
