было путешествие, то должны быть доказательства. А их нет!
Алексей остановился. Всунул руку в левый карман, потом вынул и, раскрыв ладонь, отвел руку в сторону. На ладони лежал перстень.
– Что это? – спросил Санчес.
– Это доказательство, что было кафе, был Брест, был пакт, был Кранц, была Лиза-Маша. – подумав Мамин продолжил, – Был друг Санчес, который предал.
– Погоди. Лемыч! – голос Пояркова изменился. – Я – солдат, Леш! Я служу своей стране! И в том, что делаю, я не ищу морали и совести. Моя совесть – это вера в то, что я исполняю долг. У меня нет угрызений совести. Безболезненно!
– Совершать подлость не стоит даже ради долга! Для меня это – БОЛЕЗНЕННО! Хорошо, что не в лицо, Санчес! Хорошо, что не в лицо!
Мамин сделал шаг на тропу. Она размашисто петляла в траве, словно желтая змея-анаконда, удаляясь куда-то вниз к морю. Мамин сделал еще один шаг, потом еще. Ему казалось, что это не он идет, а желтая змея-анаконда, извиваясь несет его на своей спине. Он не ждал выстрела, он не думал о смерти. Перед ним стояла Маша, повторяющая: беги, беги…
Он дошел до самого моря. Остановился. Волны с шумом разбивались о камни. Пена добегала почти до его ног. Мамин развернулся. Впервые, за все это время. Тропа, по которой он спустился была пуста. Он поднял глаза и увидел наверху Пояркова. Тот стоял в самом начале тропы. Рука с пистолетом была опущена. Он смотрел на Мамина. Потом он вложил пистолет под пиджак и согнул правую руку в положение «татэ цки». Мамин сделал то же самое. Волна, как безумная, ударила в берег с таким грохотом, будто разломила невидимую стену. Обильно лизнув берег, волна стала рассыпаться на крупицы, откидываться обратно в огромное живое тело моря и, слившись с ним, вновь обрела единое целое.
Поярков разжал кулак пальцами вверх, ладонь была обращена к Мамину. Качнул ею вправо-влево, опустил руку и ушел…
Солнце невозвратно опустилось за горизонт, оставив только умирающее свечение. Этот день умер, как умерла прошлая жизнь Мамина. Он сжимал в кармане липкий от крови кулак и не мог оторвать взгляд от пустого обрыва возле платана. А на плече правой руки под повязкой чернел некротический струп бубонной чумы!
Мамин стоял спиной к морю, поэтому не увидел, как на небе появилась луна, обозначившая, что вслед за ней неминуемо взойдет солнце. Родится новый день. Родится новая жизнь. И в этой новой жизни будет он – Мамин. По крайней мере, Алексей сейчас в это верил!