Кампания шла, Джонсон работал до изнеможения — бессонные ночи, сорванный голос, глаза, слипающиеся от усталости. Ведя машину из одного конца округа в другой, Кич с удивлением прислушивался к голосу обессиленного кандидата — тот все время что-то бормотал себе под нос, вспоминая людей, которых встретил, проговаривая вслух свои впечатления, рассуждая о том, что можно было бы сделать лучше. Даже если уверенность в какие-то моменты покидала Джонсона, он старался ни в коем случае этого не показать. Не хотел он и казаться покровителем — держался с людьми наравне. Главным было последнее рукопожатие и открытый взгляд в глаза.
Опросы общественного мнения принесли обманчивые результаты: Джонсон оставался на последних местах. Но он знал, что набирает голоса, которые не учитывает ни один из этих опросов. К тому же положение постепенно выправлялось — к последней перед выборами неделе даже по результатам опросов он уже занимал третью позицию. Тут-то на него и обратили внимание прочие кандидаты. Кампания приобретала грязноватый оттенок: на Джонсона пошли в атаку. Нападкам подверглась его молодость, его слепое подражание Рузвельту, в ход шел любой компрометирующий материал, до которого только удавалось докопаться соперникам. Попытавшись заручиться хоть несколькими голосами в Остине, Джонсон выступил против политической машины Миллера, которому это не понравилось, так что мэр делал теперь все возможное, чтобы вставить палки в колеса молодому выскочке. Джонсона это не испугало, но он несколько раз лично встречался с мэром, чтобы договориться о перемирии хотя бы на последнем этапе кампании. Однако его обаяние на Миллера не подействовало. В отличие от обитателей бедных кварталов, противникам по предвыборной кампании Джонсон виделся совсем другим: они считали его беспощадным, циничным, способным пройти по трупам. По мере того как его позиция в опросах поднималась, он наживал себе все больше врагов.
В день выборов Джонсон одержал одну из самых неожиданных и убедительных побед в политической истории США, опередив ближайшего соперника на три тысячи голосов. Находясь в больнице, так как кампания подорвала его силы, он все же на следующий день после выборов приступил к работе — ему предстояло сделать кое-что очень важное. Лежа на больничной койке, он продиктовал обращение к соперникам. Он поздравил их с проведенной великолепно кампанией; собственную победу он назвал счастливой случайностью, подчеркнув, что люди голосовали не столько за него, сколько за Рузвельта. Узнав, что Миллер собирается с визитом в Вашингтон, Джонсон телеграфировал туда своим людям, отдав распоряжение встретить мэра с почестями и оказать ему пышный прием. Выписавшись из больницы, Джонсон нанес визиты всем своим соперникам, причем держался с невероятным смирением. Он даже подружился с братом Шелтона Пока.
Спустя полтора года после выборов Джонсону предстояло вторичное избрание. Оказалось, что к тому времени былые соперники, неприятели и недоброжелатели перекочевали в стан его сторонников — они жертвовали деньги и даже соглашались поучаствовать в кампании в его поддержку. Что же до мэра Миллера, человека, который едва ли не больше всех ненавидел Джонсона, то он стал ярым его приверженцем и — что о многом говорит — остался верен ему в дальнейшем.
ТОЛКОВАНИЕ
Для большинства из нас завершение дела — проекта, кампании, попытки повлиять или уговорить кого-то — представляется своего рода границей, стеной: мы свою работу выполнили, теперь время подсчитывать убытки и прибыли и переходить к чему-то новому. Линдон Б. Джонсон смотрел на мир иначе: окончание дела виделось ему не стенкой, в которую он упирался, а дверью, через которую можно было двигаться дальше. Для него не слишком важно было одержать эту победу. Главным было то, где он окажется в результате, какие шансы получит для следующего витка. Какой был смысл выигрывать на внеочередных выборах 1937 года, если бы через полтора года его выкинули из администрации? Мечте о президентстве пришел бы конец. Если бы после выборов он— молодой человек — поддался искушению упиваться своей победой, моментом триумфа, так бы и произошло. Он посеял бы семена своего провала на следующих выборах. Слишком много врагов нажил он за время предвыборной кампании — они не упустили бы возможности подпортить ему дело на выборах 1938 года, да и в округе могли подстроить ему неприятности, пока он находился в Вашингтоне. И Джонсон не теряет времени — с первых часов после победы он занят тем, чтобы завоевать симпатии этих людей, превратить их из врагов и недоброжелателей в союзников. В одних случаях ему помогает в этом удивительное обаяние, в других — неординарные поступки или умение искусно играть на людском эгоизме. Он не останавливался в настоящем, постоянно помня о будущем и о том, что успехом нужно умело воспользоваться для того, чтобы обеспечить дальнейшее движение.
Тот же подход использовал Джонсон и в работе с избирателями. Вместо того чтобы пылкими речами уговаривать их голосовать за себя (кстати, он и не был хорошим оратором), молодой кандидат заботился о том, какое впечатление останется у людей после встречи с ним. Он прекрасно понимал: эмоции часто бывают более убедительными, чем речи: слова порой звучат прекрасно, но если политик производит впечатление неискреннего или готового на любые посулы ради голосов, его слова не проникнут в души людей и будут забыты. Поэтому Джонсон старался наладить со своими избирателями эмоциональный контакт. Располагающий голос, прямой и открытый взгляд, сердечное рукопожатие на прощание — все это заставляло людей запомнить его. Им казалось, что они еще непременно увидятся с ним, с этим «своим парнем», он просто не мог быть обманщиком, хитрецом — он производил совершенно иное впечатление. Конец каждого такого разговора становился по существу началом — он оставался в памяти, и люди с радостью отдавали за Джонсона голоса.
Важно отдавать себе отчет: о любом деле чрезвычайно опасно мыслить лишь в категориях победы или поражения, сводить все к успеху или провалу. Вы рискуете застопориться, вместо того чтобы двигаться дальше. Эмоции порой подчиняют нас себе и проявляются во всем, будь то безудержное веселье в случае победы, безразличие в момент усталости или горечь при поражении. Нам нужно постараться стать более гибкими, смотреть на жизнь глазами стратегов. Окончание дела — по сути дела, не конец; то, как вы закончите один этап, влияет и даже определяет то, каким будет следующий. Порой и победы бывают неполезны и даже пагубны — они никуда не ведут, — а некоторые поражения приносят положительный результат, если они пробуждают к действию или служат уроком на будущее. Гибкость мышления поможет вам стратегически подойти к окончанию дела, к его качеству и связанному с ним настроению. Это поможет по-новому взглянуть и на своих противников — не стоит ли в конце концов проявить по отношению к ним великодушие? Гораздо лучше не добивать их, а постараться превратить в своих союзников, умело сыграв на эмоциях момента. Проявляя внимание к тому, что будет происходить после окончания того или иного предприятия, не забывайте и о том, какие чувства оставит оно у людей, — ведь они могут превратиться в желание снова и снова видеть вас, иметь с вами дело. Отдавая себе отчете том, что любая победа и любое поражение временны, а главное — как вы с ними поступите и что из них извлечете, вы обнаружите, что стало куда проще сохранять душевное равновесие в ежедневных битвах и сражениях, которые посылает вам жизнь. Единственное окончательное окончание — это смерть. Пока она не наступила, все остальное — развитие.
Как говорил Ясуда Укиё о жертве последней нашей вина, по-настоящему важен только конец дела. Вся жизнь человека должна подчиняться этому правилу. Когда гости уходят, важно, чтобы им не хотелось прощаться, чтобы они оставляли ваш дом с неохотой.
—Хагакурэ: Книга самурая. Ямамото Цунетомо (1659–1720)
КЛЮЧИ К ВОЕННЫМ ДЕЙСТВИЯМ Все люди в этом мире делятся на три категории. Первые — мечтатели и говоруны — начинают всякое дело взрывом энтузиазма. Однако эта вспышка недолговечна, энергия быстро иссякает, когда они сталкиваются с реальным миром и начинают понимать, как много придется потрудиться, чтобы осуществить задуманное. Эти эмоциональные создания живут моментом, они легко теряют интерес, как только их вниманием завладевает что-то другое. Их жизни переполнены проектами, осуществленными наполовину, — в том числе и совершенно несбыточными, напоминающими скорее видение.
Есть и другая категория людей — они доводят все задуманное до конца либо из чувства долга, либо потому, что им удается выдавить из себя последнее усилие. Но финишную черту они пересекают, уже изрядно подрастеряв энтузиазм и энергию, с которыми приступали к делу. Это смазывает окончание кампании. Из-за того, что им не терпится поскорее добраться до финиша, окончание выглядит скомканным, торопливым. А это оставляет у прочих участников дела ощущение легкой неудовлетворенности — оно не запоминается, не остается в памяти, не имеет отклика.
