— Что случилось?! — тревожно выпалил он.
И тут, открыв глаза, я увидел, что рубашка на моем животе дымится и тлеет, выгорел уже огромный кусок — с тарелку.
В юности мы с приятелем совершили поход по Закарпатью. Где-то на каменистой дороге между селений, устав от горных переходов, мы посигналили попутному грузовику. Шофер притормозил и кивнул на кузов, где уже сидели парень с девушкой и пожилой небритый мужик. Нас предупреждали, что местные мадьяры не любят русских — считают, что их насильно присоединили к России, — но мы столкнулись не просто с нелюбовью, а с лютой ненавистью. Как только мы залезли в кузов, небритый мужик стал метать в нашу сторону злобные взгляды и с пеной у рта что-то выкрикивать на своем языке. Парень с девушкой успокаивали его, но как-то нехотя, с ленцой, было видно, что и они не питают к нам светлых чувств. А небритый расходился все больше: стиснув зубы и сжав кулаки, он делал выпады к нам и хрипел, а потом вдруг достал перочинный нож. Он корчил из себя «благородного рыцаря», хранителя национальных устоев, на самом деле являлся разбойником — конечно, не с большой дороги, но уж с малой точно. Когда он достал нож, парень с девушкой все же не выдержали и застучали по кабине. Грузовик остановился. Мы вылезли из кузова и больше никаких машин не ловили, а селенья обходили стороной, благо у нас была палатка и мы могли ночевать, где вздумается.
Так же в юности, и вновь в кузове грузовика, я встретил еще одного представителя разбойничьего племени. Как-то летом мы с приятелями решили пройти на байдарках по Оке, но мой отпуск на работе начинался чуть позднее, чем у приятелей. Мы договорились — они отправятся без меня, а я присоединюсь к ним в определенный день в определенном месте. В тот день, вскинув рюкзак, я добрался до аэропорта Быково. Рейса на Рязань пришлось ждать больше двух часов, потом еще час полета на «кукурузнике» и ожидание автобуса до Солотчи, и затем тряска в переполненном «экарусе». Короче, когда до Оки уже было рукой подать, стало темнеть. Я вышел на проселочную дорогу и направился в сторону реки — предстояло прошагать десять-двенадцать километров. Но я прошел меньше половины пути — показался попутный грузовик.
В кузове на лавке сидел плотный короткостриженный парень со шрамом на верхней губе; кисти его рук украшали татуировки. Не успел я примоститься около него, как он протянул руку и, дыхнув на меня спиртным, представился Борисом. И сразу объявил, что недавно освободился, сидел за грабеж и едет на танцы в Дом отдыха на Оке.
— А ты сколько тянул? — вдруг обратился он ко мне — почему-то решил, что с рюкзаком едут только из мест заключения.
Я не успел ответить, как он кивнул на деревню, которую мы проезжали, и предложил «гробануть продмаг»:
— …Точно знаю, его днем закрыли, а сторожа нет.
Похоже, время проведенное за решеткой, его ничему не научило. Я, разумеется, не поддержал его порыв, сославшись на друзей, которые меня «ждут не дождутся» на берегу реки. Парень прищурился и оскалился.
— Не темнишь?.. А что везешь в рюкзачке-то?
— Да ничего особенного. Свитер и пару консервов.
Но попутчик мне явно не верил. Нахмурившись, он засучил брючину и достал из носка финку и демонстративно стал втыкать ее в настил кузова. Я напрягся, приготовился к любой выходке парня — кто знает, что ему втемяшится в голову. К счастью, грузовик подъехал к Дому отдыха, парень бросил: «Бывай кореш!» и спрыгнул на землю. Понятно, этот парень тоже не был разбойником с большой дороги, — всего лишь с проселочной.
С более серьезным разбойником я столкнулся спустя несколько лет, когда помогал «Обществу защиты животных». У меня был старый «Запорожец» и по просьбе «Общества» я возил бездомных животных в приюты и ветлечебницы. Однажды мне предстояло отвезти двух дворняжек в подвал, где временно содержались «ничейные» собаки — им подыскивали хозяев. Вместе с собаками обитал некий бездомный Николай; в его обязанности входило кормить и выгуливать животных, за что «Общество» установило ему небольшую зарплату и предоставило жилье — в подвале имелась кое-какая мебель. Николая предупредили, что я привезу собак на своей машине, а мне о нем сказали только одно: «Бездомный Николай, наш сторож».
Когда я постучал в подвал, раздался лай и сиплый кашель. Дверь открыл дремучий мужик, с квадратной физиономией и тяжелым взглядом исподлобья. Пропустив меня с собаками в темное помещение, он закрыл толстую железную дверь на два засова и, пока я знакомился с собаками в подвале, сел на табуретку и закурил. И тут я совершил ошибку — попросил у него сигарету (свои оставил в машине). Он молча пододвинул ко мне пачку. Я сел рядом и тоже закурил — думал: «мы оба любители собак и найдем общий язык». Но собачий сторож сразу поставил меня на место:
— Что ж катаешься на собственной тачке, а сигареты стреляешь?
— Да в машине оставил, сейчас принесу, — пробормотал я.
— Потом принесешь, — просипел сторож и стал играть большим кухонным ножом на столе.
«Везет мне на любителей ножей», — подумал я, сразу вспомнив и разъяренного мадьяра и парня уголовника в кузовах грузовиков.
— И сколько стоит твоя тачка? — подал голос сторож.
Я объяснил, что машина старая и стоит всего ничего.
— А для вашего брата все мелочь, — сторож резко воткнул нож в пол.
Стало ясно — для него, бездомного, всякие москвичи, имеющие квартиры, да еще раскатывающие на собственных машинах — классовые враги. Чтобы наш разговор не зашел слишком далеко, я встал.
— Мне пора. Сейчас сигареты принесу.
— Иди, иди от греха подальше, — послышалось, когда я с трудом открыл массивную дверь.
Выйдя на улицу, я облегченно вздохнул — почему-то подвал уже представлялся камерой пыток, и стало тревожно за собак, которые там оставались. Сигареты я протянул сторожу через узкое подвальное окно. Он схватил пачку даже не взглянув на меня.
На следующий день в «Обществе» мне сообщили, что Николай неоднократно сидел за разбой, и добавили:
— …Но где найти хорошего человека, чтобы следил за собаками за мизерные деньги? Мы ведь бедные, государство нам не помогает, сами знаете… Но животных он, вроде, любит.
Само собой, этот Николай имел немалый разбойничий стаж, но все же он был разбойником со средних дорог. А разбойников с больших дорог я встретил в девяностые годы. Эти разбойники были совсем не похожи на разбойников — они были молоды, красивы, носили дорогие костюмы, разъезжали на «иномарках» и работали в солидных фирмах.
В пятьдесят лет, после гибели сестры и смерти матери, я остался один в трехкомнатной квартире, а, как известно, в девяностые разбойничьи годы убивали и за ветхие халупы, а тут такие хоромы! Конечно, моя квартира требовала основательного ремонта, но все равно пространство впечатляло. Я решил обменять квартиру на меньшую с доплатой, поскольку, как и многие, оказался в полном безденежье.
Обменять можно было посредством «купли-продажи», через объявление в газету «Из рук в руки» или через фирмы недвижимости, которые брали немалые проценты, зато гарантировали безопасность сделки. Я, естественно, пошел по второму пути, и вызвал риэлтера из фирмы. На «мерседесе» приехал холеный деловой парень с блондинкой, лет двадцати пяти, увешанной драгоценностями. Парень показал документы фирмы — все чуть ли не на гербовых бланках с водяными знаками, — обещал подыскать мне «хорошую однокомнатную квартиру», а блондинку представил, как покупателя моего жилья.
Мне сразу не понравилась эта парочка, особенно блондинка — с фальшивой наигранностью она развязно прошлась по всей квартире, объявила, что сделает «евроремонт», одну перегородку снесет, другую расширит, перечислила, какая мебель и где будет стоять. «Изображает бизнес-леди, а на самом деле, наверняка, любовница какого-нибудь денежного мешка», — усмехнулся я. В общем-то, мне было все равно, кто купит квартиру, лишь бы все было по закону. Но неожиданно наша сделка сорвалась — парень с блондинкой внезапно исчезли, и мне пришлось обратиться в другую фирму.
Я уже жил в другом районе, как вдруг по телевизору увидел эту парочку за решеткой в зале суда. Оказалось, они входили в группу преступников, которые из-за квартир убили пять человек. Находили одиноких пожилых людей, обещали им «меньшее, хорошее жилье и доплату», показывали это «жилье» (чужую квартиру), а после того, как старики ставили на документе подписи, их сажали в машину — «чтобы отвезти на новое местожительство», вывозили в область и убивали.
Кстати, фирма этих разбойников находилась на одной из самых больших дорог — Ленинградском проспекте.
Самый плохой на свете
— Вы не предупредительный мужчина, — с шутливой приветливостью сказала она, когда они вышли из троллейбуса и он не подал ей руку.
А до этого, пока они ехали на задней площадке и троллейбус дергался, он два раза наступил ей на ногу, извинялся, краснел, а она с улыбкой замечала:
