На обратном пути мы не были одни на длиннейшей ковровой дорожке. Наполеон сопровождал нас. Его рука лежала на плече Оскара. Менневаль широко распахнул двери. Дипломаты, генералы, иностранные принцы, наши министры отвесили низкий поклон.
— Я хочу, — сказал император, — чтобы вы поздравили вместе со мной Его королевское высочество, наследного принца, принцессу Швеции и моего крестника…
— Я герцог Зедерманладский, — прозвенел голосок Оскара.
— И моего крестника, герцога Зедерманладского, — закончил Наполеон.
На обратном пути Жан-Батист полулежал в углу кареты. Мы устали и не могли даже говорить. На улице Анжу стояла толпа любопытных. Кто-то крикнул: «Да здравствует Бернадотт!»
В дверях нас ожидали граф Браге и барон Густав Мернер с несколькими шведами, прибывшими со срочными поручениями.
— Прошу извинить нас, господа. Ее королевское высочество и я, мы хотим остаться одни, — сказал Жан-Батист, жестом отпустив всех, и мы прошли вдвоем в маленькую гостиную.
Но мы были не одни… С кресла поднялся тонкий силуэт. Фуше, герцог Отрантский, министр полиции, впавший в немилость! Он вошел в сделку с англичанами, а Наполеон об этом узнал.
Сейчас Фуше стоял перед нами и протягивал мне букет темно-красных, почти черных роз.
— Разрешите поздравить вас, — произнес он приятным голосом. — Франция гордится своим знаменитым сыном.
— Оставьте, Фуше, — измученным голосом сказал Жан-Батист. — Я уже не француз. Я отказался от французского подданства.
— Я знаю, Ваше высочество, я знаю.
— Тогда извините нас, — сказала я, беря розы. — Мы не можем никого принять сейчас.
Оставшись вдвоем, мы сели рядом на диван и сидели такие уставшие, как будто проделали пешком очень длинный путь.
Потом Жан-Батист встал, подошел к пианино и тихонько тронул клавиши одним пальцем. «Марсельеза»!.. Он умел играть только одним пальцем и только «Марсельезу».
— Сегодня я видел Наполеона в последний раз в жизни, — сказал он без перехода.
И продолжал играть. Все тот же рефрен. Все тот же…
Глава 29
Париж, 30 сентября 1810
В этот день Бернадотт уезжает в Швецию. Одновременно Наполеон назначает послом в Швецию барона Алькиера. Бернадотт принял его в Париже довольно холодно и даже насмешливо, так как Алькиер был послом в Неаполе и Мадриде и отовсюду был отозван.
Курьеры, прибывавшие из Швеции, рассказывали о грандиозных приготовлениях к встрече наследного принца.
Каждое утро Бернадотт подолгу беседовал с пастором, готовившим его к переходу в лютеранскую религию. Еще до приезда в Стокгольм Бернадотт должен был отречься от католической веры, а в датском порту Эльсинор подписать Аугсбургское вероисповедание (составленный Меланхтоном символ лютеранской веры) в присутствии шведского архиепископа. Ведь лютеранство — государственная религия Швеции.
Эжени было предоставлено право оставаться католичкой. Оскара же наставлял в религии и в шведском языке молодой пастор, которому помогал граф Браге. Жан-Батист заучивал сам и заставлял заучивать Эжени фамилии придворных, с которыми им придется постоянно общаться в Швеции.
Эжени было трудно выговорить эти фамилии, но Жан-Батист говорил ей:
— При желании можно выучить даже эти трудные фамилии, и я выучу их. И вообще, тебе следует поторопиться с отъездом. Я не хочу, чтобы ты с Оскаром задерживалась в Париже. Обещай мне, что, как только я приготовлю твои апартаменты в королевском дворце, ты сразу выезжаешь, а этот дом мы продадим.
Но Эжени уговорила Бернадотта не продавать дом на улице Анжу в Париже. Она хотела оставить ceбе гнездо во Франции, а так как люди, купившие дом ее отца в Марселе, не пожелали вновь уступить ей его, то она упросила Бернадотта оставить для нее нелюбимый им дом в Париже.
Прощаясь с женой и сыном возле открытой дверцы своей кареты, Бернадотт сказал графу Браге:
— Обещаете ли вы мне, граф, что моя жена и Оскар скоро последуют за мной? Может случиться так, что моя семья будет вынуждена срочно покинуть Францию. Вы понимаете, о чем я говорю?
И он уехал на свою новую родину.
Глава 30
Эльсинор в Дании. Ночь с 21 на 22 декабря 1810
Никогда не думала, что ночи могут быть такими длинными и такими холодными…
Завтра мы с Оскаром поднимемся на борт убранного флагами военного судна, чтобы через Зунд переправиться в Швецию. Мы прибудем в Хельсингбург. Шведы будут встречать наследную принцессу Дезидерию и ее сына, наследника престола, моего милого маленького мальчика.
Мари положила четыре грелки мне в постель. Но я буду писать. Может быть, ночь пройдет быстрее… Еще лучше, если бы я могла закутаться в соболью накидку, подаренную Наполеоном, и тихонько войти в комнату, где спит Оскар. Я села бы у его изголовья и взяла в руки его сонную маленькую ручонку, чтобы почувствовать тепло его родного тела.
Мой сын, кусочек меня!.. Сколько ночей просидела я у твоего изголовья, когда мне было очень одиноко! Мрачными одинокими ночами, когда твой отец бился где-то далеко-далеко, когда я была женой генерала, а потом женой маршала…
Я не хотела всего этого, Оскар! И никогда не думала, что настанет время, когда я не смогу свободно войти в твою комнату. Но теперь ты никогда не спишь один. Возле тебя всегда и везде верный адьютант твоего отца, полковник Виллат. Папа приказал, чтобы Виллат спал в твоей комнате, пока мы не приедем в Стокгольм. Чтобы защитить тебя, мой дорогой!
От чего? От убийц, мой мальчик, от заговорщиков, которые могут устроить покушение на твою жизнь. От тех, кто стыдится, что Швеция, разоренная и доведенная до изнеможения сумасшествием своих королей, выбрала наследным принцем простого м-сье Бернадотта и наследником трона — Оскара Бернадотта, внука торговца шелками из Марселя…
Поэтому твой отец приказал Виллату спать в твоей комнате, а молодому графу Браге — в соседней. Мой дорогой, мы боимся убийц!
Из этих же соображений Мари спит в соседней со мной комнате. Господи, как она храпит!
Уже два дня волнение в проливе мешает нам переехать на ту сторону. Швеция отгорожена от нас непроницаемой серой пеленой, такой же непроницаемой, как мое будущее. И я никогда не думала, что может быть такой ужасный холод. А все кругом говорят: «Подождите, что будет в Швеции, Ваше высочество!..»
В конце октября мы покинули наш дом на улице Анжу. Я надела чехлы на кресла и занавесила зеркала. Потом мы с Оскаром уехали на несколько дней к Жюли. Но молодой Браге и господа из шведского посольства еле сдерживались, чтобы не торопить меня с отъездом. Я видела, что они сильно взволнованы. Но не могла же я уехать из Парижа, пока у Роя не были готовы все мои новые придворные туалеты…
