я — Первый, после предупредительных выстрелов подвергся атаке со стороны кормовой пушки «гриба». Уничтожено хвостовое оперение и элероны. Пробит магистральный маслопровод. Машина не слушается руля. Теряем высоту, — спокойно и почти без эмоций сообщил капитан Бондаренко.
— Первый, вы не ранены?! — выкрикнул Федор Яковлевич, в возбуждении вскочивший со своего кресла.
— А Кобелев?!
— Вроде нет, — ответил штурман-оператор, старший лейтенант Кобелев молчавший до этого в соответствие с субординацией.
— Если нет угрозы немедленного возгорания, то попробуйте тянуть до берега. Постепенно опускайтесь на приемлемую высоту и катапультируйтесь!
— Принял, — коротко бросил Бондаренко.
Пока руководитель полетов вел переговоры с экипажем подбитой машины, Удалов уже связывался с Полярным, чтобы те немедленно подняли гидросамолет со спасателями. Если самолет взлетит немедленно, а он должен непременно взлететь, так как его экипаж находится в режиме постоянной готовности к вылету, то у Бондаренко с Кобелевым еще есть небольшие шансы на спасение. Баренцево море, хоть и холодное, но сезон осенних штормов еще не наступил, поэтому, если после катапультирования приводнение пройдет благополучно, то спасательный Бе-12 за час доберется до них, пока они не погибнут от переохлаждения в своих утлых надувных лодочках, входящих в комплект спасательных средств. Одна беда… В эти лодочки им еще надо будет как-то забраться…
В отличие он начштаба армии, руководство спасательной службой оперативно отреагировало на сообщение о случившемся ЧП и немедленно подняло в воздух борт со спасателями. Взбешенный наглым нападением американцев, Удалов, как только уладил дела со спасателями, ринулся к руководителю полетов:
— Что там, Второй?
— Занял эшелон выше — в «мертвой зоне», чтобы не попасть под огонь. Ждет указаний, — ответил дрожащим от гнева голосом Федор Яковлевич.
Он чувствовал свою прямую ответственность за то, что приключилось с экипажем Бондаренко.
— Каких еще на хрен указаний?! — окончательно рассвирепел полковник. — Валить его, гада!
— Это приказ? — вскинул на него чуть испуганные глаза руководитель полетов.
— Дай сюда микрофон! — потребовал Удалов, буквально вырывая его из рук руководителя полетов.
Офицеры базы, собравшиеся в «ласточкином гнезде» (так называется диспетчерская вышка с пунктом управления полетами) стояли в немом оцепенении, наблюдая за событиями, разворачивающимися у них прямо на глазах. У некоторых из них на лицах явно читалось, если и не предчувствие Третьей Мировой войны, то, во всяком случае, крупного военного инцидента с далеко идущими последствиями.
— Второй, я — Гнездо, как слышишь?!
— Гнездо, я — Второй, слышу вас хорошо.
— Второй, слушай мою команду! Открыть огонь на поражение цели!
— Гнездо, я — Второй! Не понял. Повторите приказ.
— Ты мне тут не прикидывайся! Я сказал — открыть пушечный огонь на поражение! — уже рыча в микрофон, потребовал Удалов.
После короткого замешательства (все-таки решиться на такое не каждый отважится), Дружинин ответил:
— Гнездо, я — Второй, выполняю приказ об открытии огня на поражение цели.
— Давай, сынок! — подбодрил его Удалов, тело которого била сейчас крупная дрожь.
МиГ сделал вираж и, зайдя к АВАКСу с той стороны, откуда генерации помех не ощущалось, приблизился почти вплотную, а затем немного отпустил его вперед себя. Такие сложные маневры вокруг «гриба» обуславливались тем, что летчик, наученный прежним горьким опытом, старался не подставляться под кормовые скорострельные пушки, угол поворота которых был весьма ограничен. К тому же он, в отличие от противника, не мог долго удерживать свою скорость возле нижнего порога, чтобы не провалиться в разреженном пространстве больших высот. Когда вражеский борт начал медленно проплывать мимо перехватчика, капитан Дружинин посмотрел в зеркало заднего вида и по внутренней связи сказал коротко:
— Давай, Вася!
Вася ничего не ответил, а лишь кивнул командиру. После чего вдавил гашетку автоматической скорострельной пушки до упора. Грохот от выстрелов был бы абсолютно нетерпимым, если бы не гермошлемы пилотов. Отдача от выстрелов была настолько мощной, что казалось, кто-то большой и невидимый подошел и толкнул в плечо со всего размаха. Длинная очередь на все 260 снарядов боекомплекта за считанные доли секунды превратила «Боинг» в решето. Она прошила самолет от пилотской кабины до кормы, превращая в мелкую сечку всех, кто находился на борту. Гигантский самолет, моментально вспыхнув ярким пламенем (видимо часть снарядов попали в бак с горючим), потерял управление и, накренившись на бок, стал беспорядочно рушиться в холодные воды Баренцева моря. Пилот русского самолета тоже слегка накренил свой самолет, чтобы пронаблюдать за неряшливым падением врага. Даже человеку далекому от специфики воздушного боя было понятно, что, если после поражения самолета, там и оставался кто-то живой, то это было всего лишь на несколько секунд. Полная разгерметизация воздушного судна на такой высоте, за несколько мгновений разорвет в клочья легкие у всех членов экипажа, кроме пилотов. А пилоты, даже если на них и будут кислородные маски, погибнут чуть позже, не справившись с притоком крови к голове, сопровождаемым отрицательные перегрузки.
— Это вам за Витю с Андрюхой, — произнес Дружинин почти без выражения.
На экране локатора это выглядело не столь зрелищно. Яркую зеленую отметку от вражеского самолета на миг окружило множество мелких вспыхивающих точек, а затем она стала стремительно перемещаться в угол экрана и, наконец, совсем пропала из видимости. Но даже это на первый взгляд совсем не зрелищное представление вызвало бурю положительных эмоций у полковника Удалова.
— Так их, мать твою за ногу! — процедил он с ноткой злой торжественности в микрофон, который все еще стискивал в руке, будто это не средство связи, а рукоять правления по тангажу и крену.
— Гнездо, я — Второй, задание выполнил, цель уничтожена, — раздался по-прежнему бесстрастный голос капитана Дружинина.
— Молодец, Володя! — нарушил правила переговоров с экипажем Удалов. — От лица командования объявляю вам благодарность!
— Служим России! — одновременно отозвались оба летчика.
— Второй, я — Гнездо, примите новую вводную. По азимуту 330˚движется «амбал», вы его наблюдаете?
— Так точно, — ответил штурман-оператор Терёхин. — Находится у нас прямо по курсу. Дальность — сто восемьдесят, высота — семь тысяч.
— Второй, я — Гнездо, возьмите его на сопровождение, но близко не подходите. Как понял?
— Гнездо, я — Второй, приказ о сопровождении принял.
— Володь, — обратился старший лейтенант Терехин к своему командиру по внутренней связи, — а нам теперь, что, дырку сверлить на мундире?
— Дырка у нас с тобой в любом случае будет, вот только не знаю пока, где именно, — горько усмехнулся Дружинин своей невеселой шутке.
В «ласточкином гнезде» проходил тоже подобный диалог. Кто-то из стоящих за спиной у полковника офицеров, горестно вздохнув, пробормотал:
— Что же теперь будет? Война?
— Что будет, то и будет! — не оборачиваясь на голос, громко ответил Удалов. — В любом случае, мы в своем праве! На нас было совершено неспровоцированное
