25 октября
Живем в лагере Равенсбрюк. Это все то, о чем мы столько читали в газетах. Здесь загублено 120 000 людей. Здесь сидели жена Тельмана, дочь де Голля, племянники Бенеша, французы, поляки, американцы и, конечно, русские.
Сейчас этот город смерти стал городом жизни. Людей возвращают домой. Так странно видеть улицы, полные народу, русских людей, девушек, юношей, пожилых женщин. Русские в этом чужом краю в таких же одеждах, платочках, как они были дома. <…>
27 октября
Осматривали лагерь. Крематорий, печи, проволока окружает все, по ней пускали ток. Вообще все отвратительно продумано, аккуратно исполнено: ботинок — орудие пытки — очень большой, внутри электрическая проводка, но сделано аржуратно, с рантом и модным рисунком по коже носка и задника.
Девушки живут пока до отъезда в тех же бараках. <…>
29 октября
Слава богу, уехали. Опять дорога, едем в арткорпус. Город Ратенау. Концерт ночью, как только приехали, потому что утром нужно скорее, скорее ехать в Берлин. После концерта был ужин. Майор, который сидел рядом со мной, оказался мужем дочки Т. Перебрали по косточкам всех знакомых.
Утром скорее, скорее… еще один концерт. Ночевали в гостинице. Мы с Ниной М. были помещены в номер, который для нас освободили. Там осталось всё, все вещи этой дамы. Мы повесили свои концертные платья в шкаф рядом с ее вещами: там было платьев 20–30, белье, вообще всякие предметы. Я как победитель грустно смотрела на эти побежденные вещи, но организм, ложно воспитанный, не допускал никаких побуждений.
31 октября
И чужая светится звезда,И чужая плещется вода.
Опять ночью едем через Берлин… Останавливаемся ненадолго в Потсдаме, ждем в автобусе, пока выясняют наши дела у начальства. Выяснили: остаемся здесь на праздники.
1, 2, 3, 4, 5, 6 ноября
Работаем опять как ненормальные. Был один свободный вечер. Были в американской зоне в варьете. Спектакль только для военных. Сидела в ложе директора-немца, смотрела сразу на 2 зрелища: одно — на сцене, другое — зрительный зал. Программа настоящего хорошего мюзик-холла.
Были на рынке. Здесь их два. Один возле рейхстага в американской зоне <…>, другой в Потсдаме — это филиал Тишинского рынка.
7 ноября
Торжественный, праздничный концерт в честь Великого Октября для военного командования. С утра только и разговоров, что о сегодняшнем концерте: вечером выступаем перед высшим командованием, говорят, будут все генералы, маршалы, адмиралы. Неужели Жукова увижу?
…Все прошло благополучно и прекрасно. Великолепный зал и невероятный первый ряд, блистающий орденами и медалями. Как их много и каким тяжким ратным трудом заслужены эти награды!
9 ноября
Кончили работу. Завтра улетать должны. Я не верю.
11 ноября
Черта с два! Погода не пускает. Ехать машинами очень трудно. Нас много, и много вещей. 700 км. Нет подходящего транспорта.
Хочу домой. Какая осень настала! Как все изменилось! На наших глазах догорал лес. Потом деревья стали голыми, а земля в лесу пылала, устланная этими огненными листьями. Сейчас после дождей и они погасли и только отсвечивают ржавчиной.
12, 13 ноября
Сидим. Дождь, мрак, низкое небо. Туман такой по утрам, что за окном ничего не видно. Лететь нельзя. Все в отчаянии. Снова разговор о машинах. Связаться с Берлином очень трудно.
15 ноября
Прогнозы погоды ужасны. Вызваны машины. Целый караван — 3 машины и 2 автоматчика — едем через Польшу. Ждем уже 2 дня — машины нет.
16 ноября
Выехали в путь.
18 ноября
Едем уже 3 дня.
Берлин — Штеттин — ночевка.
Штеттин — Штаргардт — ночевка.
По дороге ломаются машины. Стоим, чиним. Едем, едем, снова стоим. Вообще доехать почти невозможно. Выехали из Штаргардта. Кажется, не будет конца этому пути, несмотря на все указки, блуждаем, иногда по 10 км, возвращаемся обратно. Проехали Польшу благополучно. Поели первый раз горячий обед у поляков в дорожном кафе. Согрелись. Ночевали в Диршау. Опять дорога, дорога, уже не трудно ехать: какое-то ненормальное состояние, как будто всегда так и надо ехать, ехать…
В голове калейдоскоп зал, городов, концертов… Как красиво было в Октябрьские праздники в Берлине! Октябрь в Берлине — это надо было видеть!..
Бал во дворце Сан-Суси Фридриха Великого. Парк, озеро, прожекторы, статуи, фейерверк, оркестр. Залитые огнем бесконечные залы дворца, лестницы, золото огромных рам, плафоны, люстры (где-то комната Вольтера?). А за огромными окнами неописуемые деревья, освещенные огнями фонтаны. Подумать только — Октябрь в Берлине.
19 ноября
Приехали в своей поезд! Но раньше хлебнули горя. Испытали все варианты неудач. Вполне измученные, приехали наконец в Кенигсберг и там узнали, что наш поезд зачем-то ушел. Снова сели и, проехав 52 км, наконец его настигли. Вот она, обетованная полка, которая, может быть, привезет меня домой…
Письмо
Мне сказали в редакции, что в книге воспоминаний должны быть письма. Наверное, это правильно.
Когда-нибудь кто-нибудь составит сборник образцов современных писем, ведь существовал в XVIII веке «Письмовник» и очень был нужен. Там все было: и поздравления, и прошения, и соболезнования, и предложения руки.
Но уже нынче все иное. Совсем другое. Этим надо заняться серьезно, тут не до шуток. Ведь надо обязательно знать, как писать различные заявления в ЖЭК (теперь ДЭЗ), жалобу на банщика или на заместителя главного редактора газеты.
Я могу коснуться современного эпистолярного жанра только с одного краешка: письма детей к актерам. Они, как правило, почти все одинаковые: «Как стать артистом?» или «Пришлите, пожалуйста, Ваше фото!»
А бывают послания смешные и наивные:
«…Нас две подруги из 5 «А» класса. Мы хочем учиться в Большом театре и работать балеринами. Они целый день ничего не делают, а вечером танцуют. Там учат красиво размахивать руками…»
«…Я хочу поступить на сцену или сниматься в кино… Если Вы смотрели картину «Фанфары любви», то я там похож на двух главных артистов…»
«…Куда мне поступить в театр на сцену? Я умею говорить по-Вашему, как Рина Зеленая. Все девочки меня просят в школе, и я им разговариваю по-Вашему, как Рина Зеленая…»
«Товарищ Андрей Миронов!
Пришлите мне свою фотокарточку с автографом. Я ужасно люблю всех артистов, но Вас ужаснее всех!»
