Как овца не может иметь потомство от волка, так и сокрушение сердечное не может от сытости породить добродетели. Никто не может стяжать болезнь и скорбь по Богу, если прежде не полюбит причины такого состояния. Скорбь приходит к человеку от страха Божия и обличения себя, а болезням способствуют воздержание и бдение. Юная плоть, напитанная различными яствами и винами, — как свинья, готовая на заклание. От воспламенения телесных наслаждений душа истекает кровью, а жаром греховных желаний порабощается ум, когда он уже не может противостоять наслаждениям плоти. Жар в крови ослабляет дух.
Пусть юные монахи даже не притрагиваются к вину. Иначе в них разгорится двойной пожар: внутри — действие страсти, а снаружи — винные возлияния. Наслаждение плоти, чрезмерно распалившись, изгонит из души духовное наслаждение болью умиления, а сердце, изможденное бушеванием страсти, очерствеет. Пусть юноша, который стремится к чистоте и к духовному жительству, даже воды не пьет вдоволь. Ограничивая себя в воде, он даст в себе действовать целомудрию.
5. Из аввы ИсаакаКак облако скрывает свет солнца и луны, так и пары, исходящие из чрева, помрачают Божию премудрость души. Как пламя огня бушует в сухостое, так неистовствует и тело, если чрево переполнено. Как дерево загорается от дерева и пожар становится неукротим, так и разнообразие яств бередит тело. В теле, склонном к наслаждениям, не будет обитать ведение Бога. Кто любит свое тело, тот не готовит себя к принятию Божьей благодати. Как отец бережет свое чадо, так и Христос опекает тело, претерпевающее страдание за Него, и всегда стоит рядом и подает помощь, чтобы не дать ему пасть окончательно.
6. Из ПатерикаКак — то в Скит пришел одержимый. Долго не могли его исцелить, а он смиренно просил старцев не оставлять его. Один из них сжалился над ним, осенил страдальца крестным знаменем, и болящий тотчас исцелился. Бес вышел, но сердито сказал старцу:
— Так как ты меня изгнал, я в тебя войду.
— Давай, — согласился старец, — я только буду рад.
И бес вошел в него (думаю, старец мысленно попросил Бога об этом). Старец прожил двенадцать лет, нося в себе беса и сокрушая его подвигом (он ел только двенадцать финиковых косточек в день) — и бес вышел из него. Когда старец увидел, что бес его оставил, спросил:
— Почему ты уходишь? Побудь еще.
— Пусть с тобой справляется Бог, — проворчал бес, — кроме Него, никто не может тягаться с тобой.
2. Авва Иоанн Колов сказал: «Если царь захочет захватить вражеский город, то, прежде всего, перекроет воду и подвоз пищи. И тогда враги, которым угрожает голод, признают его власть. Так и плотские страсти: если человек упорядочит жизнь свою постом и голодом, враги его, то есть страсти и бесы, ослабеют и не смогут справиться с душой.
3. Еще он сказал: «Кто может сравниться со львом по мощи? А ведь даже он из — за неуемности своего чрева попадает в западню; и вся его сила оказывается посрамлена».
4. Авва Пимен сказал: «Если бы не Навузардан (4 Царст.25, 8–21), начальник поваров, — не сгорел бы Храм Господень. То есть если бы отдохновение после чревоугодия не пришло в душу, то ум не пал бы в битве с врагом.
5. Он же сказал: «Когда Давид боролся со львом, то схватил его за горло и тут же убил (1 Цар 17, 34–35). И если мы будем бороться со своим горлом и со своим чревом, то победим с Божией помощью «невидимого льва».
6. Он же сказал: «Я не могу отказаться только от трех вещей: еды, одежды и сна. Но отчасти могу отказаться и от них».
7. Он же сказал: «Душа твоя не смирится, если не победишь ее хлебом», — не оставишь ей только самое необходимое из пищи.
8. Авве Пимену рассказали об одном монахе, что тот не пьет вина. На это авва заметил: «Вино вообще не для монахов».
9. Авва Иперехий сказал: «Пост для монаха — это узда от греха. Кто отбрасывает ее, становится похотливым жеребцом».
7. Из святого ЕфремаЛев попадается (в ловушку) из — за своего чрева, а чревоугодника сокрушает наслаждение чрева, он трудится и убивает себя, только чтобы наполнить чрево едой, а наевшись, мучается животом. За воздержанием же следует здоровье и трезвение.
2. Монах, ходящий кругами, станет жертвой дьявола, а терпящий то, к чему призван, непременно обретет успокоение.
8. Из ПатерикаКак говорил авва Даниил, чем больше процветает тело, тем больше истощается душа. А чем больше истощается тело, тем больше процветает душа.
Глава 16: О том, как отцы любили и держали пост и до какой степени строгости считали нужным доводить его
1. Из ПатерикаАвва Даниил рассказывал об авве Арсении: «Столько лет прожил вместе с нами этот старец, и всякий раз мы готовили ему только одну корзину сухарей на весь год. И если мы заходили к нему, то брали себе поесть из этой же корзины».
2. И еще он рассказывал, что старец не ел овощи и только раз в год осенью просил: «Принесите мне овощей». Мы ему приносили, и только тогда он вкушал, воздав благодарение Богу. Ты видишь, старец воздержанием победил наслаждение, а единократным вкушением — тщеславие и превозношение.
3. Некогда авва Ахилла пришел в келью к авве Исайю в Скиту и увидел, что тот ест, насыпав на доску соль и размочив ее водой. Авва Исайя попытался было прикрыть доску недоплетенной корзиной. Он сделал это предусмотрительно для того, чтобы не вводить в соблазн гостя, который все равно это заметил: в Скиту было не принято так есть. Авва Ахилла, поняв, что он решил поесть в одиночку, спросил:
— Скажи, что ты ешь?
— Прости меня, отче, — ответил авва Исайя, — я сегодня резал лозу на жаре, когда вернулся в келью, то решил перекусить хлебом с солью. Но у меня горло пересохло от жары, и я не мог проглотить хлеб. Поэтому мне пришлось добавить немного воды в соль, чтобы я смог размочить хлеб и поесть. Прости меня.
Старец сказал:
— Посмотрите все — Исайя ест жирную похлебку в Скиту. Если хочешь есть жирную похлебку, ступай в Египет.
4. Авва Вениамин говорил: «Когда мы пришли с уборки урожая в Скит, нам принесли из Александрии первые плоды: каждому по одному ксестису (около 640 гр) масла в запечатанном кувшине. И когда через год вновь пришло время сбора урожая, братья принесли в церковь остатки прошлого года. Я не вскрыл свой кувшин, но, продырявив печать швейной иглой, понемногу использовал масло и думал в сердце моем, что совершаю большой подвиг. Но когда братья принесли свои кувшины запечатанными, а я свой — продырявленным, то горел от стыда, словно совершил блуд».
5. Авва Вениамин, пресвитер в Келлиях, рассказывал нам: «Как — то раз мы зашли в Скит к одному старцу, к которому ходили и раньше. Мы решили положить в бобы немного масла, чтобы вместе с ним поесть. Он нам сказал: «Вот там, посмотрите, стоит кувшин с маслом, который вы мне три года назад принесли. Как вы поставили его, так я до него не дотрагивался. Можете взять из него, сколько хотите». Услышав это, мы восхитились образом жизни старца.
6. Он же рассказывал: «Однажды мы пришли к некому старцу, и он пригласил нас поесть вместе с ним. Он предложил нам репейное масло, но мы ему сказали:
— Отче, налей нам лучше масла, к которому мы привыкли.
Услышав это, он перекрестился со словами:
— А я и не знал, есть ли какое другое масло, кроме этого.
7. Об авве Диоскоре рассказывали, что он ел хлеб из ячменя и чечевицы. И каждый год брал на себя особый обет. Он говорил: «Я никому не буду отвечать весь этот год» или «ни с кем не буду разговаривать», или «не буду есть никакой вареной пищи», или «не буду есть овощей и плодов». Так он совершал свое делание — исполнив один обет, принимался за другой на весь следующий год. Так он победил одолевавшие его искушения и приобрел бесстрастие.
8. К авве Исайе пришел один из братьев. Авва умыл ему ноги, затем насыпал в котелок чечевицы и поставил на огонь. Когда котелок закипел, авва его снял. Брат говорит ему:
— Но ведь чечевица еще не готова, авва.
Авва Исайя ответил:
— Тебе недостаточно, что жар был? Уже это великое утешение.
9. Говорил авва Иоанн Колов, что скитские отцы, которые ели хлеб и соль, не принуждали себя к посту. То есть, они соблюдали меру и в посте, поэтому и оставались крепкими в Божием деле.
10. Авва Кассиан рассказывал, что авва Иоанн, который был настоятелем большого монастыря, пришел к авве Паисию, который уже сорок лет жил в отдаленной пустыне. Авва Иоанн был близким другом аввы Паисия и потому мог смело спросить его:
— Что же ты совершил, когда столько времени прожил в пустыне? Ведь тебя наверняка ни один человек не смущал.
— С тех пор как я принял монашество, — ответил он, — солнце ни разу не видело меня вкушающим пищу.
— А меня, — сказал отец Иоанн, — оно не видело гневающимся.
