Послов проводили до княжеского подворья и, не развязывая им глаз, бесцеремонно затолкали в холодный подвал.
– Покуда ханские послы у нас в руках, мунгалы вряд ли пойдут на приступ, – посмеивался Роман Старый. – А нам того и надо!
Участвуя в прошлом во многих княжеских междоусобицах, Роман Старый научился не только мужественно встречать опасность лицом к лицу, но при случае использовать обман и изворотливость себе во благо. Если в распрях с соседними князьями Роман Старый мог нарушить уговор лишь изредка, то воюя с половцами, берендеями и торками, он никогда не соблюдал заключенные с ними договора, поскольку считал всех степняков гнусными исчадиями ада. Такого же мнения Роман Старый был и о татарах. Ему внушала серьезные опасения военная мощь татарской орды, но тем не менее он относился к татарам с глубоким презрением, как к грязным язычникам.
Глава вторая
Нити родства
В это утро две юные княжны поднялись на бревенчатую стену детинца, чтобы подышать теплым весенним воздухом и заодно посекретничать друг с дружкой, не опасаясь посторонних ушей. Покуда девушки поднимались на самый верх стены по деревянным широким ступеням, Звенислава все время была впереди, а Гремислава шла за ней следом, стараясь не отставать. Оказавшись на верхнем забороле, укрытом сверху двускатной тесовой кровлей, Гремислава обогнала Звениславу и со смехом побежала по дощатому настилу, топая сапожками. Весельем подруги мигом заразилась и Звенислава. Она припустила во весь дух вдогонку за Гремиславой, хохоча и пытаясь на бегу ухватить ее за развевающуюся сзади косу. Наконец, Звениславе удалось поймать подругу, схватив ее за полу длинной теплой накидки, подбитой заячьим мехом. Гремислава с визгом попыталась вырваться из цепких рук Звениславы, но ей это не удалось.
Захлебываясь безудержным смехом, подружки бессильно привалились к бревенчатой прочной стенке, прорезанной длинными узкими бойницами.
Прильнув к одной из бойниц, Гремислава восхищенно выдохнула:
– Ах, как красиво! Дух захватывает!
Бревенчатый детинец Козельска стоял на высокой горе с отвесными склонами, эта гора господствовала над протекавшей у ее подножия рекой Жиздрой и обширной низиной, окаймленной холмами, покрытыми хвойным лесом. Лед на реке уже ломался, широкое речное русло было забито большими и маленькими ледяными обломками, которые медленно плыли вниз по течению, то сбиваясь в торосы, то образуя трещины и полыньи, сверкавшие на солнце чистым голубым блеском водной глади.
– Красиво, – согласилась Звенислава, уже много раз бывавшая здесь. – Я частенько прихожу сюда полюбоваться рекой и дальними далями.
– Как называется ваша река? – спросила Гремислава.
– Жиздра, – ответила Звенислава.
– Чудное название, – улыбнулась Гремислава, взглянув на подругу.
– Хочешь, расскажу, почему наша река так называется? – сказала Звенислава.
– Расскажи, – промолвила Гремислава.
Две княжны стояли у бойницы плечом к плечу, их головы в круглых парчовых шапочках с меховой опушкой чуть склонились одна к другой. Гремислава была одета в длинное довольно широкое платье из шерстяной бежевой ткани с накладными узорами голубого цвета по низу подола и на рукавах. Поверх платья ее плечи и стан были укрыты длинным плащом, скрепленным завязками у шеи. Платье и плащ достигали щиколоток Гремиславы, так что из-под их нижнего края виднелись ее желтые сафьяновые сапожки.
Звенислава вышла из дому в теплой свитке почти до пят из шерстяной ворсистой ткани с узорами в виде горизонтальных полос. Это одеяние надевалось через голову, как рубаха. Рукава у женской свитки были очень длинные, намного длиннее рук, поэтому в теплую погоду руки можно было вынуть из рукавов через особые отверстия на уровне подмышек. Звенислава так и сделала в это солнечное весеннее утро. Длинные рукава, свисавшие у нее с плеч по бокам, нисколько ей не мешали. Свитка также надевалась поверх платья.
– В давние-давние времена, еще до возникновения Козельска, на обоих берегах нашей реки жили два лодочника, – повела свой рассказ Звенислава. – Изо дня в день они перевозили через реку людей. Утром один лодочник кричал другому со своего берега: «Жив?» Другой отвечал: «Здрав!» Это часто слышали жившие в окрестностях люди, которые и дали название реке, производное от этой переклички: Жиздра.
– Занятная легенда, – заметила Гремислава, когда ее подруга умолкла. Она взглянула на Звениславу серьезными глазами: – Ты хотела сказать мне что-то важное. Говори же. Нас никто здесь не услышит.
Звенислава глубоко вздохнула, словно собираясь с духом.
– Я услышала краем уха, что ты неспроста приехала в Козельск, но поглядеть на моего брата, с которым тебя собираются обручить, – промолвила Звенислава, мягко взяв Гремиславу за руку и тем самым выражая той свою искреннюю симпатию. – У меня очень славный братец, и я была бы рада, если бы ты сочеталась с ним браком. Признайся, по сердцу ли тебе Василий?
Звенислава заглянула в глаза Гремиславе, но та отвела взгляд.
– Я еще мало знаю Василия, – с оттенком смущения пробормотала Гремислава, – хотя внешне он вельми хорош. На этом браке настаивает моя мать, которая дружна с твоей матерью. Мою мать не смущает, что Василий моложе меня на год и то, что он доводится мне троюродным дядей. Мой прадед и ваш дед были родными братьями.
– Да, я знаю, – негромко обронила Звенислава. – Разве в этом есть препона? Священники не воспрещают браки между родственниками в третьем и четвертом колене. Бывает даже, они венчают дядей с двоюродными племянницами.
– Мне кажется, я безразлична Василию, – помолчав, сказала Гремислава. – Он больше уделяет внимания Радославе, а не мне. Впрочем, Радославу внешностью Бог не обидел.
– По-моему, ты красивее Радославы, – уверенно заявила Звенислава. – В беседах с Василием ты нагоняешь на себя слишком неприступный вид, милая моя. Улыбаешься редко, глядишь на него строго, вот братец мой и сторонится тебя. Радослава же тебе совсем не соперница. Она же нам с Василием доводится двоюродной сестрой. Ее отец, Юрий Игоревич, был родным братом нашей матери. – Звенислава понизила голос и добавила со скорбными нотками: – Почти вся родня Радославы была истреблена мунгалами в Рязани в прошлом году, в декабре. Радославу мунгалы пленили в Переяславце, надругались над ней, так что бедняжка затяжелела от какого-то нехристя. По этой причине трубчевский князь Святослав Мытарь отказался связать Радославу узами брака со своим сыном вопреки уговору.
Гремислава по своей привычке нервно кусала губу, внимая Звениславе с жадным любопытством. Она уже слышала о бесчинствах татар в захваченных русских городах и селах, эти слухи докатывались до Вщижа издалека вместе с беженцами из рязанских и суздальских земель. Но Гремислава не могла и представить, что встретится в Козельске с рязанской княжной, пережившей страшные унижения в неволе у татар и сумевшей вырваться на волю.
– Радослава делилась с тобой и с Василием тем, что она видела в плену у нехристей? – Гремислава схватила Звениславу за руку. – Про мунгалов она вам что-нибудь рассказывала? Какие они?
– Нет, ничего не рассказывала, ни полслова! – Звенислава отрицательно помотала головой. – Вот матушке нашей Радослава поведала многое, оставаясь с ней наедине. Матушка запретила нам с Василием расспрашивать Радославу про плен и про татар. Она сказала, что нам лучше ничего не знать об этом.
– А ты ведаешь, что мунгалы, по слухам, сюда идут? – Гремислава сделала большие глаза, и в голосе ее послышался страх. Ее пальцы сильнее стиснули руку Звениславы. – Говорят, нехристей многие тыщи! Я когда из Вщижа уезжала, там все к осаде готовились. В Козельск приехала, здесь то же самое началось.
– Не робей, подруга. – Звенислава ободряюще улыбнулась Гремиславе. – Козельск еще ни один враг приступом не брал. Гляди, на какой круче наш град стоит!
– Вщиж тоже возведен на круче над рекой Десной, и его прежде враги ни разу не брали, – вздохнула Гремислава, – однако на сердце у меня как-то тревожно.
– Стало быть, Вщиж стоит на берегу Десны, – проговорила Звенислава, желая отвлечь подругу от печальных мыслей. – А вот скажи мне, почему ваша река так называется?
Две княжны, держась за руки, неторопливо двинулись дальше по стене.
– Река Десна названа так, поскольку она впадает в Днепр с левой стороны, ведь десницей наши далекие предки называли левую руку, – сказала Гремислава. – Напротив Десны в Днепр впадает другая река – Шуйца. Так наши пращуры называли правую руку.
* * *
Боярин Никифор Юшман удивился раннему визиту протодиакона Фалалея, который являлся духовником княжича Василия. Просьба, с какой протодиакон Фалалей обратился к боярину Никифору, смутила того и озадачила.
– К тебе обращаюсь, боярин, ибо знаю, сколь власти у тебя и с каким глубоким уважением относится к тебе княжич Василий, – молвил Фалалей, отказавшись сесть на стул, предложенный ему Никифором Юшманом. – Досадно и горестно мне взирать на то, как греховодник Гудимир толкает нашего княжича в яму греха и разврата! Ведь это происками Гудимира наша матушка-княгиня свела Василия с развратной челядинкой Купавой. Вот уже три дня, как уехала из Козельска Феодосия Игоревна, и за это время Василий ни разу не занимался ни греческим языком, ни латынью. А ведь я пообещал Феодосии Игоревне передать Василию все знания, полученные мною в Киево-Печерском монастыре. Ныне у Василия на уме лобзания и объятия с Купавой. Мне ведомо, что Василий все ночи проводит с этой греховодницей! У них и днем доходит до греха, ибо в отсутствие Феодосии Игоревны Василий чувствует себя полным хозяином в тереме.
